Выходить из комнаты не хотелось. Вокруг царила какая-то слишком приподнятая атмосфера. Послушать придворных — так Фиоль просто отсталая и дикая провинция, где не то, что воевать не умеют — сапоги на голову одевают.
По словам бравых гвардейцев выходило, что стоит им выйти в поле, да махнуть эспадронами — и враг побежит, теряя свои загнутые тапочки до самых дверей гарема, где, конечно, спрячется за женскими юбками.
Один раз Алета не выдержала и заметила, что тапочки в Фиоле носят только евнухи, и то не все, у гаремных женщин в обычае не юбки, а легкие шальвары, прихваченные ножными браслетами, которые звенят на ходу. А их мужчины прекрасно знают, с какого конца за саблю браться — причем с сопливого детства… Так пришлось спасаться бегством. И если бы не "серые", которые после дуэли на мосту взяли Алету под негласное покровительство…
"Про птичку речи, а птичка навстречу". По дорожке, выложенной узорной плиткой, быстро шел Марк Винкер. Алета не выдержала и забарабанила по стеклу.
Он услышал. Поднял голову. Она замахала рукой и получила ответный взмах. Уже не думая ни о патриотично настроенных гвардейцах, ни об их агрессивных невестах, Алета подхватила шаль и слетела по широкой лестнице вниз: мимо узорных гобеленов, мимо мраморных колонн, мимо барельефов со сценами из жизни Святых Древних. Мимо гвардейских постов — этих Алета просто не заметила.
А зря.
То, что ты не замечаешь кого-то, вовсе не значит, что в ответ вежливо не заметят тебя. Алета полетела в сад, а весть о том, что новоиспеченная графиня несется куда-то сломя голову — тоже полетела. И достигла ушей хозяина резиденции очень быстро.
— Привет! — девушка раскраснелась и слегка запыхалась, — я не видела тебя целую жизнь.
— Можешь поздравить, — улыбнулся Марк, — иду на фронт.
Пижонскую серую форму он сменил на практичный черный мундир, на котором не было ни одной блестящей детали, даже нашивки были заранее зачернены. Не присматриваться — так и не поймешь, кто перед тобой, простой солдат или сержант. Но Алета присмотрелась и мысленно присвистнула — стратег!
— У нас в Кайоре говорят: либо ты идешь на войну, либо война приходит к тебе. Все равно встретитесь…
Марк усмехнулся:
— У нас говорят примерно так же. Наверное, это везде так.
В бывшем охраннике чувствовалось какое-то напряжение. Но девушка списала его на неизбежное волнение солдата перед первым боем.
— Говорят, тебя тоже можно поздравить? С графским титулом — и с помолвкой.
— Кто говорит? — насторожилась Алета.
— Не переживай, пока только те, кому положено. Ты ведь счастлива?
Она открыла рот, но словно наяву услышала тихий шепот: " никто не должен догадаться, что наша помолвка заключается не по страстной любви. Никто, Алета. Если мы оба хотим жить…"
Марк терпеливо ждал, и в его молчаливом ожидании Алете почудилось что-то жестокое.
— Ну да. Вполне, — бросила она, — Хотя это было очень неожиданно.
— Стратегически — единственно верное решение. Прости, Алета, что-то я совсем не то ляпнул.
— Ничего. Так ведь и положено перед разлукой. Все молчат, не знают, что говорить. А потом ляпают не то — и долгим ночами жалеют и о сказанном, и о том, о чем промолчали. Кто мы такие, чтобы идти против обычаев?
— Ты будешь самой красивой императрицей, — вдруг сказал Марк. — Корона померкнет в сиянии твоих волос. Я знаю, я видел эту корону. Она не осилит, точно! А я приду с войны, весь в орденах и славе, наберусь наглости — и приглашу тебя на танец. Это будет сенсация века — императрица и ублюдок из сточной канавы. И никто не решится нас остановить. Потому что ты — самая прекрасная женщина в мире, а я — тот, кто выжил в аду.
— Марк! — Алета сделала еще один шаг. Теперь они стояли почти рядом, глядя в глаза друг другу. Вспомнив Рамера Девятого, Алета точно так же, понизив голос, почти одними губами произнесла. — Никому не верь, это все обман. И мне не верь, я тоже буду лгать. Демонов анеботум! Но я потребовала у Него клятву на амулете, что через три года он разорвет помолвку.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Серьезно?! — выдохнул Марк, — Алета, это правда?
— Чтоб мне в Облачный Сад не войти! Ты только в самом деле выживи, хорошо. Пообещай мне это. А я буду танцевать с тобой. Хоть небо на землю рухнет — все равно буду.
— Да я теперь и в огне не сгорю, — рассмеялся Марк, — об одном жалею — поцеловать тебя нельзя. Даже если игра — в играх правила еще строже.
— А ты скажи! Как бы ты поцеловал меня, если бы было можно, — яркие зеленые глаза смотрели с вызовом. А в самой глубине бил родник странной жажды.
Марк покачал головой.
— Сначала я бы не поверил своему счастью. Решил, что это морок, сон или шутка. Я бы прикоснулся к тебе так, словно пытаюсь распутать чужое заклятье — медленно, осторожно. Почти не дыша, — низкий голос завибрировал, как басовая струна на лерте.
"Дальше!" — потребовали зеленые глаза, темнеющие, словно перед грозой.
— А потом я бы сошел с ума. Слетел, как стрела с тетивы, забылся…
— И кто знает, как далеко нас бы завел этот поцелуй, — шепнула Алета.
— Да нет, — Марк тряхнул головой, словно стряхивая наваждение, — я бы обязательно остановился. Я же ухожу на войну.
Недоговоренное снова повисло между ними, как не до конца обезвреженное заклятье. Алета прикусила губу, глядя в черные, горячие глаза. И сказала:
— Ну и ничего страшного. Ты бы тогда просто дал мне солдатское кольцо*.
— Молчи, Алета, — хрипло выдохнул Марк, — ради всех богов и демонов — молчи. Больше ни слова. Я не железный. Бездна! Мы уходим зеркалом через одну короткую клепсидру. Если бы мы пересеклись хотя бы утром…
— У нас еще будет утро, — быстро сказала девушка, — Только не дай себя убить.
— Ни за что! Клянусь короной императора.
…Слуга, в обязанности которого входило, помимо прочего, надраивать тряпочкой государственные регалии, как раз этим и занимался. Дело было насквозь знакомым и привычным, он даже насвистывал — когда большая церемониальная корона в его руках вдруг полыхнула холодным, не обжигающим светом, обдала слугу запахом свежести — и снова остыла. Как будто ничего и не было.
Алета возвращалась обратно, улыбаясь накрапывающему дождику, подставляя ему лицо и пытаясь поймать капельки губами. Как странно — война, столько горя будет, столько смертей. А она так безобразно счастлива.
Рамера Девятого девушка не заметила. Да и заметить не могла — он смотрел из окна очередного временного кабинета, который ему в очередной раз не нравился. Занавеска была задернута — пока император для всех "болел".
Свидание на дорожке он разглядел во всей красе, только ничего не услышал. И сейчас стоял, прислонив горячий лоб к холодному стеклу, и напряженно думал: ведь ничего же не было! Он даже не коснулся ее руки, не говоря о чем-то большем.
Постояли, поговорили. Разошлись. Почему?!! Отчего, демоны и Бездна, Алета бежит домой так, словно ее туфельки не касаются земли? Почему она сияет ярче коронных драгоценностей?
У него будет самая красивая императрица в мире, это без вариантов. Но, Темные Боги — когда он надевал ей на палец помолвочное кольцо — девушка так не светилась.
Выяснить срочно — что это за парень! Впрочем, сам себя оборвал Рамер Девятый, судя по форме — он из "сотни смертников". Что бы там не было между ними — а этой войны ему не пережить.
(*Солдатское кольцо — старинный обычай, который защищал "полевых подруг". Солдат мог надеть такой "подруге" свое кольцо, и тогда, если он погибал, а у нее рождался ребенок — она считалась солдатской вдовой, могла получать пенсию, а ребенка записывали на фамилию отца и он был вполне законным).
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
В портальной комнате было людно, но никакого бардака не наблюдалось. Солдаты еще на плацу построились и рассчитались по пятеро, чтобы быстро проходить зеркало, не задерживая движение. Каждый знал свой номер и место.
Готовились к отправке в Кайору, как и все. Прямо, конечно, ничего не объявляли, но вывод напрашивался и построение "по пять" его только подтверждало. В порту стационарная арка, а дальше корабли — и другой континент, юг, жара и яркие красавицы, которые любят солдат, многие даже дешево или вообще даром…