Читать интересную книгу Сицилиец - Марио Пьюзо

Тысячи людей устремились с плоской, как плита, поляны вниз, к своим поселкам у подножия горы. А на земле остались лежать раненые и убитые, вокруг которых грудились родственники… Сильвио Ферра оставил на некоторое время свою семью ради раненых. Он останавливал убегавших, просил их помочь перенести пострадавших. С ужасом увидел он, что среди мертвых есть женщины и даже дети… Нет, не изменить сицилийские порядки избирателям. Глупо было на это рассчитывать. В борьбе за свои права придется убивать.

Гектор Адонис сообщил Гильяно о происшедшем, когда тот находился у постели Пишотты. Гильяно немедленно отправился в свой штаб в горах.

Там на скале, высоко над Монтелепре, он вызвал к себе Пассатемпо и Терранову.

— Предупреждаю вас заранее, — начал Гильяно. — Виновного я все равно найду, сколько бы времени мне ни понадобилось. И чем дольше я буду искать, тем суровее будет наказание. Если же это была просто ошибка, признайтесь честно, и, обещаю, вы останетесь живы.

Никогда еще Пассатемпо и Терранова не видели Гильяно в такой ярости. Пока Гильяно допрашивал их, оба стояли как вкопанные, не смея пошевелиться. Они клялись, что стреляли поверх толпы, а как только увидели, что люди начали падать, прекратили стрельбу.

Затем Гильяно допросил участников вылазки и пулеметчиков. Теперь ему было ясно, как обстояло дело. Пулемет Террановы вел огонь около пяти минут. Пулемет Пассатемпо — около десяти минут. Пулеметчики клялись, что стреляли поверх толпы. Никто из них не допускал возможной ошибки или случайного изменения угла обстрела.

Гильяно отпустил их и некоторое время сидел один. Впервые с тех пор, как он занялся разбоем, его жег невыносимый стыд. Он всегда гордился тем, что за четыре года ни разу не причинил вреда беднякам. Теперь ему нечем было гордиться. Он перестрелял людей, как кроликов. И уже не мог считать себя героем. Что же все-таки произошло? Неужели была допущена ошибка? Его ребята прекрасно владели лупарой, но не очень хорошо умели обращаться с пулеметами. Нацеливая их вниз, они вполне могли ошибиться и установить не тот угол. Гильяно не мог поверить, чтобы Пассатемпо или Терранова вели двойную игру, но и не скидывал со счетов того, что их могли подкупить. Существовала и еще одна догадка, возникшая у него, как только он узнал о происшедшем: в засаде находился кто-то третий.

Хотя, будь это подстроено специально, убитых, несомненно, было бы больше. Бойня была бы более кровавой. Впрочем, думал Гильяно, те, кто это устроил, могли преследовать совсем другую цель, например опорочить имя Гильяно. Да и чья была идея — разогнать демонстрацию у прохода Джинестры? Слишком тут много совпадений.

Со всей неизбежностью напрашивался унизительный вывод: дон Кроче переиграл его.

Глава 21

Вся Италия была потрясена кровопролитием у прохода Джинестры. Газетные заголовки кричали о массовом расстреле невинных мужчин, женщин и детей. Пятнадцать человек были убиты и больше пятидесяти ранены. Сначала полагали, что бойня была организована мафией, и, действительно, Сильвио Ферра в своих выступлениях прямо обвинял в случившемся дона Кроче. Но дона это не застигло врасплох. Тайные члены организации «Друзья друзей» присягали в судах, что видели, как Пассатемпо и Терранова устраивали засаду. Сицилийцы недоумевали, почему Гильяно не опровергнет ни одного из этих вопиющих обвинений в своих знаменитых письмах в газеты. Его молчание было странным.

За две недели до общенациональных выборов Сильвио Ферра ехал на велосипеде из Сан-Джузеппе-Ято в Пьяни-деи-Гречи. Он проехал берегом реки Ято и обогнул подножие горы. Двое неизвестных окликнули его на дороге, но он, не останавливаясь, промчался мимо. Оглянувшись, он увидел, что эти двое бросились за ним, но скоро ему удалось от них оторваться. Когда он въезжал в Пьяни-деи-Гречи, их уже не было видно.

Следующие три часа Сильвио провел в клубе социалистов с партийными руководителями из окрестных селений. Совещание закончилось уже в сумерки, и Сильвио заторопился, чтобы попасть домой до наступления темноты. Он шел через площадь, ведя велосипед за руль и весело здороваясь со знакомыми. Вдруг его окружили четверо мужчин. Узнав в одном из них главаря мафии в Монтелепре, Сильвио вздохнул с облегчением. Кинтану он знал с детства, к тому же ему было хорошо известно, что в этом уголке Сицилии мафия не хотела портить отношения с Гильяно и не «наносила обид беднякам». Поэтому он приветливо улыбнулся Кинтане и сказал:

— Далековато ты забрался от дома.

— Привет, приятель, — сказал в ответ Кинтана. — Мы с тобой немножко прогуляемся. Не поднимай шума и останешься цел. Нам просто надо с тобой кое о чем потолковать.

— А почему нельзя прямо здесь? — спросил Ферра. Он почувствовал первый укол страха, какой испытывал на войне, но знал, что сумеет с ним справиться. Усилием воли он заставил себя держаться спокойно. Двое придвинулись к нему с боков и схватили за руки. Они повели его через площадь, легонько подталкивая. Велосипед, выпущенный из рук, покатился и упал набок.

Ферра видел, что люди, сидевшие на улице перед своими домами, поняли, в чем дело. Конечно же, они придут к нему на помощь. Но после расстрела у прохода Джинестры в их души вселился страх. Ни один из них даже не вскрикнул. Сильвио Ферра попробовал упереться ногами в землю и повернуть к клубу. Даже отсюда было видно, что в дверях стояли несколько его товарищей по партии. Неужели они не понимают, что он попал в беду? Но ни один не двинулся с освещенного крыльца. Тогда он крикнул:

— Помогите!

Но ничто не нарушило деревенской тишины, и Сильвио Ферре стало за них невыносимо стыдно. Кинтана грубо подтолкнул его.

— Не валяй дурака. Мы хотим только поговорить с тобой. Пошли, и чтоб больше не орать. А то твоим же друзьям худо будет.

Уже почти стемнело, взошла луна. Сильвио почувствовал, как в спину ему уперся ствол винтовки, и понял, что если бы они действительно хотели его убрать, то сделали бы это прямо здесь, на площади. А всякого, кто попытается ему помочь, они действительно прикончат. Он последовал за Кинтаной в конец поселка. Может, все-таки обойдется: слишком уж много свидетелей, и наверняка кто-то узнал Кинтану. Если сейчас он начнет сопротивляться, то от неожиданности они могут растеряться и разрядить в него свои ружья. Лучше выждать и выслушать их.

Кинтана наставительно заговорил:

— Вот что, прекрати-ка эту глупую игру в коммунисты. Мы простили твой выпад против «Друзей», когда ты обвинил их в том, что случилось у Джинестры. Но ты не вознаградил нас за терпение, а оно ведь, не ровен час, и лопнуть может. Ну разве это мудрый поступок? Смотри, вовремя не остановишься, придется нам оставить твоих деток сиротами.

К тому времени они уже миновали поселок и вышли на скалистую тропу, ведущую к горе Кумета. В отчаянии Сильвио Ферра оглянулся, но позади не было ни души.

— Неужели, — спросил он Кинтану, — ты лишишь детей отца из-за такой ерунды, как политика?

Кинтана хрипло расхохотался.

— Я убивал даже за плевок, попавший на мой ботинок, — сказал он.

Тут двое, что держали Ферру за руки, отступили, и Сильвио Ферра понял, что судьба его решена. Он бросился бежать по залитой лунным светом тропе.

В деревне услышали выстрелы, и один из руководителей социалистической партии сообщил об этом карабинерам. На следующий день тело Сильвио Ферры было найдено на дне горного ущелья. Когда полицейские стали допрашивать местных жителей, оказалось, что никто из них ничего не видел. Ни четырех мужчин, ни Гвидо Кинтаны. Бунтарский дух бунтарским духом, но они оставались сицилийцами и не могли нарушить закон omerta. Однако все же кто-то рассказал о том, что видел, одному из людей Гильяно.

Христианские демократы победили на общенациональных выборах благодаря стечению многих обстоятельств. Дон Кроче и «Друзья друзей» на славу поработали. Расстрел демонстрации у прохода Джинестры потряс всю Италию, а сицилийцев он просто травмировал. Католическая церковь, участвовавшая в предвыборной кампании, прикрываясь именем Христа, стала куда менее щедрой. Убийство Сильвио Ферры прикончило все бунтарские настроения на Сицилии.

В 1948 году христианские демократы одержали полную победу на выборах в Сицилии, что помогло и их общей победе в Италии. Было ясно, что они теперь надолго закрепились у власти. Дон Кроче стал некоронованным королем Сицилии, католическая церковь — официальной религией, а министр Трецца — не сразу конечно, но в обозримом будущем — готовился стать премьер-министром Италии.

В итоге оказалось, что прав был Пишотта. Гектор Адонис принес весть от дона Кроче, что из-за побоища у прохода Джинестры амнистия для Гильяно и его людей исключена. Мог разразиться страшный скандал — вновь посыплются обвинения, что подоплекой всему была политика. Газеты захлебнутся от ярости, а по всей Италии прокатится волна забастовок. Дон Кроче просил передать, что руки у министра Треццы, естественно, связаны, а кардинал Палермский не может помогать человеку, которого обвиняют в гибели невинных женщин и детей, но он, дон Кроче, будет по-прежнему добиваться амнистии. А пока суд да дело, он советовал Гильяно, для его же блага, эмигрировать в Бразилию или в Соединенные Штаты — тут дон Кроче постарается помочь ему всем, что в его силах.