Читать интересную книгу Скрут - Марина Дяченко

Он посмотрел ей в глаза – и оттуда взглянула на него торжествующая Смерть, та, которая взяла реванш.

Его свеча обернулась пожаром. Его росток плюнул ядом в его полные слез глаза; его невеста покинула его, в отвращении не разделив с ним постели, и стали дыбом свадебные столы, и опрокинулся мир. И он сдался, предавая себя Смерти…

Но Смерть не взяла его.

В первый день тело его скрутилось, как черный смерч между землей и небом.

На второй день душа его треснула, как трескается лед.

На третий день он лежал живой в могиле, и корни травы зажимали ему рот.

На четвертый день небо отвернулось от него. Навеки.

Илаза молчала. Первый осенний листок, желтый, одинокий и как будто удивленный, сорвался с ветки и улегся к ней на колени.

– Вот такой печальный конец истории… Но дело не в том. Ты права; я действительно в состоянии понять, что именно ты чувствуешь. Я бы и хотел тебя утешить – но вот не знаю, как… Утешься тем хотя бы, что нашей истории тоже приходит конец, потому что звезда Хота опускается все быстрее и все ниже. Когда она не поднимется больше над горизонтом, мы сочтем, что наш срок истек; не огорчайся, Илаза. Я намерен выполнить все то, что обещал Игару; где бы он ни был – пусть почувствует это мое намерение и пусть поторопится. Ради своей Птицы.

Глава девятая

* * *

Летним вечером девочка сидела на берегу пруда; над темной гладью виднелись три головы – Лиль и двух младших мальчишек. Все трое вопили, фыркали и плескались, а Кари еще и нырял, то и дело показывая над водой мокрый, будто лакированный голый зад; девочка смотрела безучастно. Подобные забавы были строго-настрого ей запрещены, ее и на берег-то отпустили под честное слово, что не полезет в воду…

Вики, обычно плескавшийся с остальными, сегодня почему-то купаться не пошел – сидел рядом на остывающем песке и цедил сквозь кулак желтую, чуть заметную песчаную струйку.

В последние месяцы Вики изменился больше, чем за предыдущие два года: он казался уже не долговязым – высоким. К нему не подходило больше слово «тощий»; девочка с удивлением глядела на его мощные руки, обтянутые рукавами тесной застиранной рубашки, и широкую, какую-то треугольную спину с рядом выступающих позвонков.

Будто ощутив ее внимание, Вики чуть повернул голову и скосил на нее вопросительный глаз; тогда она перевела взгляд на закатное небо, похожее на круглый бок золотого яблока. Высоко-высоко, там, куда не достать человеку, черными стрелами носились ласточки.

Ну почему вечером так хорошо?! Нету ни дел, ни забот, ночь придет не скоро, песок еще теплый, пахнет озерными травами, раздувают бока коричневые лягушки – а рядом сидит Вики, который почему-то не пошел купаться…

Теперь он, в свою очередь, разглядывал ее. Мрачновато, но не зло:

– Интересно, о чем ты думаешь?

Она улыбнулась. Рассеянно поглядела на резвящихся подростков; мельком подумала, что и маленький Кари уже достаточно вырос, чтобы не светить над водой голым мокрым задом.

– Думаю… Что хорошо бы съездить куда-нибудь. Что-нибудь сделать, на что-нибудь посмотреть… В какие-нибудь дальние страны… А?

– Попроси Аальмара, – предложил Вики. – Пусть возьмет тебя с собой… Хоть один раз…

Девочка помрачнела:

– Там, где бывает Аальмар… Туда я не хочу. Война… неохота.

Вики, кажется, смутился. Зачем-то принялся рыться в песке; лягушки, потеряв стыд и совесть, громко распевали хвалу лету, вечеру и заходящему золотому солнцу. Длинная прядь волос упала Вики на лоб; девочка поняла, что ей нравится, когда у мужчины длинные волосы. Ребятишек обычно стригут коротко…

Вики, наконец, выудил из песка круглый камушек с вкраплениями слюды. Долго и придирчиво разглядывал, потом, протянул девочке, будто нехотя, будто невзначай:

– На…

Она взяла. Взвесила на ладони – прохладный, серый, гладкий, с блестящими зеленоватыми прожилками.

– Зачем?

– Просто так… Выбрось, если хочешь.

Над прудом стояло закатное небо. Пловцы совсем озябли однако выбираться на берег не собирались.

– Зачем выбрасывать… Он красивый…

Она сунула подарок в мешочек у пояса – чтобы потом, уже раздеваясь на ночь, случайно выронить на одеяло. И вспомнить яблочное небо, лягушачий хор и прядь волос, падавшую Вики на глаза – хмурые, но не злые.

А спустя неделю объявлен был налет на малину.

Малинник в последние годы разросся до неприличия, поглотив чуть не половину двора и выбравшись далеко за ограду, к огородам; крайние кусты, мимо которых ежедневно шныряли и дети и слуги, успели уже оскудеть – но зато в глубине, в комарином царстве, величественно простирались красные, усыпанные ягодами ветви.

Одновременно человек десять, навесив на шею круглые ивовые корзинки, отправились собирать сладкий урожай; первые полчаса сборщики молчали, набивая ягодой рот, и только потом над густыми колючими зарослями вместе с тучей потревоженных комаров зазвучали сытые, веселые, перекликающиеся голоса.

Девочка как-то случайно оказалась в паре с Вики – это вышло само собой, он просто шел впереди и предупреждал ее о подстерегающей на дороге крапиве; ягода попадалась сплошь спелая, даже перезрелая, и девочкины ладони скоро сделались алыми и сладкими.

Они болтали ни о чем; девочка морщила нос, когда вместе с ягодой приходилось снимать умостившегося на ней зеленого древесного клопа. Пахло сыростью и малиной, тонко звенели комары, попался под ноги и в панике улепетнул толстый, как веревка, черный уж; Вики слегка простыл, отчего его уже вполне взрослый мужской голос приобрел некую мягкую хрипотцу, и девочке почему-то это понравилось.

Корзинка, наполнившись, тянула к земле; следовало вернуться к крыльцу и пересыпать урожай в большой, специально приготовленный короб – но возвращаться не хотелось. Здесь, в двух шагах от дома, девочка неожиданно почувствовала себя затерянной в чаще – будто они с Вики долго шли и шли, и вот забрели в неведомый волшебный лес, где только комары и трескучая сорока над головой…

Она влезла-таки босой ногой в крапиву и досадливо зашипела. Вики охнул: его корзинка перевернулась и вывалила алое содержимое в мокрую траву, в переплетение сухих веток. Не говоря ни слова, девочка присела рядом; в четыре руки они принялись ликвидировать последствия катастрофы, и вместе с ягодами в корзинку полетели муравьи, жуки и даже один подвернувшийся коричневый лягушонок.

Скосив глаза, девочка могла видеть краешек сосредоточенно сжатого рта, тонкую прядь, выбившуюся из-за уха, и раздувающуюся розовую ноздрю. Руки Вики, загорелые и быстрые, повадились выхватывать ягодки у нее из-под пальцев именно те ягодки, которые она в эту минуту собиралась взять; он баловался, но лицо оставалось сосредоточенным и серьезным. Переведя глаза на собственное колено, девочка зачем-то поправила платье – ей показалось, что подол задрался слишком высоко и слишком смело обнажает исцарапанную ногу.

Наконец, все до одной ягодки вернулись в корзину; сборщики переглянулись – Вики, как всегда, исподлобья, девочка почему-то растеряно; ей вдруг захотелось перевернуть и свою корзинку тоже.

Где-то в стороне трещали кусты и смеялась чему-то вечно веселая Лиль; девочка села на землю. Голубое небо оказалось далеко-далеко – в переплетении малиновых веток; Вики смотрел уже не хмуро, а просто серьезно. В уголке его рта запекся малиновый сок.

Девочка рассеянно положила на ладонь большую пупырчатую ягоду. Из каждого пупырышка торчал жесткий волосок; девочка прищурилась:

– Красиво…

– Что ж тут красивого? – спросил Вики хрипло.

– Не знаю… Красиво, и все…

Вики вдруг наклонился и слизнул ягоду с ее ладони. Она на мгновение ощутила его шершавый, как у котенка, язык.

– Вкусно… – сказал он шепотом.

Рубашка у него на груди разошлась. В ямочке у основания шеи бился пульс; он сидел перед ней, знакомый до последней черточки, до последнего волоска в темных лохматых бровях, и ей показалось, что он ей даже родней, чем брат. И как-то слишком быстро, неровно колотится сердце, и странное чувство заставляет смотреть и смотреть, а еще лучше – потрогать…

Она засмеялась, чтобы прогнать смущение – его и свое. Она засмеялась и лизнула уголок его губ, желая смыть с них засохший малиновый сок; вместо вкуса малины она ощутила солоноватый вкус его кожи.

Он покраснел. Он сам сделался, как малина; девочке стало стыдно. А вдруг она его обидела?..

Извиняясь, она потерлась носом о его щеку. О горячую, шершавую, с красным следом комариного укуса, колючую щеку; он глубоко, со всхлипом, вздохнул. И обнял ее – надежно и просто, тепло, по-домашнему:

– Я ее… Эту малину, видеть уже не могу…

Она засмеялась – и крепко обвила руками его шею, уступая неуемному желанию касаться, касаться, гладить, трогать…

За их спинами треснула ветка; потрясенная, с округлившимися глазами служанка едва не выронила свою доверху полную корзинку.