Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Волк и лиса
Пока диспуты на соборе не достигли особой остроты, Иоанн XXIII оставался верным своей привычке: днем спал, а ночью работал. Благодаря такому режиму пребывание в Констанце для него было более или менее сносным. Он даже не замечал, как одна ночь сменяла другую: поленья в очаге и свечи в подсвечниках горели круглые сутки. Своей роскошью покои епископского дворца — временной резиденции папы — мало чем отличались от интерьеров небольших римских дворцов. Зато здешние морозные дни с угрюмо холодным солнцем заставляли папу с грустью вспоминать о теплом итальянском небе, под которым мимолетные холода дают знать о себе только тогда, когда начинает моросить. Странно, как люди живут здесь, в Альпах, без моря.
Проснувшись, папа, как всегда, стал тешить себя игрой соображения: ему казалось, что вечерняя мгла за окнами скрывает мягкие склоны римских холмов, сады со стройными кипарисами и мраморные фонтаны, звонко журчащие под пение цикад. Разумеется, долго обольщаться такими наивными детскими грезами нельзя: густая, землисто-черная мгла за окнами мало походит на прозрачный воздух Италии, а ночная тишина постоянно нарушается ветром, который бьет по витражам и засыпает их густыми хлопьями снега. Подтянув одеяло к подбородку, Иоанн XXIII подумал, что сегодня обязательно настоит на своем и освободится от пут холодного суетного мира. Ему не хочется возвращаться в него… Это состояние было похоже на детство или, скорее, на старость. Иоанн XXIII хорошо понимал это. Он, конечно, постарел. А ведь ему, — свидетель тому бог, — никогда в голову не приходило, что он когда-нибудь постареет… Да, пока папа носил латы и гарцевал с мечом в руке, ему некогда было думать об этом. А сейчас его усталое, слабое тело нежится под пуховым одеялом, острый хищный нос и борода торчат над подушкой. Не погасли у него одни глаза, — они живо блестят, выступая над дряблыми мешочками, среди морщинок, ложащихся друг на друга. Он очень хотел бы еще разок посмотреть на родное небо, походить по лугам Кампаньи!
Разумеется, Иоанн XXIII вернется в свой Рим, если… если всё закончится благополучно. Но когда это будет? Когда? Само собой, в его власти решить, когда ему удобнее покончить с этим собором. Но даже если собор примет сторону папы, ему всё равно придется остаться здесь на два-три месяца. Вопрос о схизме, собственно, уже решен, остается лишь заставить обоих антипап признать, что они низложены. А что еще? Реформа церкви! Этот важнейший вопрос необходимо решить на соборе, — у Иоанна XXIII есть свой готовый план, пусть собор выскажется за него. Остальное святые отцы узнают из его булл. Стало быть, ради чего долго задерживаться в Констанце?
Впрочем, папа знает, что всё это — напрасный самообман. Собор может закончиться совсем не так, как ему хочется. Но как?.. Это известно только богу и дьяволу.
Он должен попытать счастья. Ему нужно постараться удержать собор в своих руках. Пусть никто не осмеливается посягать на его миссию. — Сигизмунд не спутает ему карты, а коллегия кардиналов не посмеет провозгласить главенство собора над папой… Правда, непредвиденные неприятности обрушиваются на Иоанна XXIII со всех сторон, — каждый собирается сыграть здесь свою роль. Намерения многих уже известны папе. Но сюда съедутся новые, совершенно неизвестные ему люди, — они могут ухудшить положение папы. Эти люди, конечно, внесут большую путаницу в его игру, но он бессилен что-либо сделать с ними.
Пока всё шло как по маслу. Иоанн XXIII чересчур хитер, чтобы позволить кому-нибудь подловить его. Сигизмунд клялся ему в верности, обещая помочь, власти Констанца восторженно встречали его как главу христианства, жители смотрели на него как на ангела мира. Если бы были искренними городские власти, вручившие ему подарки, и поэты, сочинившие в его честь торжественные оды, то Иоанн XXIII мог бы поверить, что он совершенно неуязвим. Собственно, ему еще нечего беспокоиться о своих делах, так как… сюда пока почти никто не приехал. В дороге и император и парижане, чьи головы напичканы мыслями о реформе церкви. У них слишком пусты карманы, французы хотят набить их золотом. Нет еще ни англичан, ни шотландцев, ни испанцев… А итальянские кардиналы? Эти, конечно, уже здесь. Они держат его сторону. Как же им не быть с папой, если их карьера и доходы зависят от него и если он пока еще обладает полнотой власти. Пока еще…
Итальянские прелаты… В душе папа делит их на две группы: к первой относит всех кардиналов, кроме одного, ко второй — этого одного. Черт возьми, не сильнее ли всей первой группы один человек? Этот человек — кардинал Забарелла.
Забарелла и французский кардинал дʼАйи — он тоже приедет сюда — рьяно требовали созыва собора всего христианства. Очумелые вдохновители собора не оставляли в покое ни папу, ни Сигизмунда, ни кардиналов, ни каких-либо других светских и церковных владык, пока не привлекли всех сановников на свою сторону. Иоанн отлично понимал обоих: они сами мечтали о папской тиаре и готовы были перегрызть ему горло! Пока Иоанн XXIII крепко сидит на своем троне, они идут с ним рука об руку, как самые верные его соратники.
Но если, не приведи господи, его положение пошатнется, они тотчас покинут его. Их союз напоминает ему упряжку быка с жеребцом. Честолюбец дʼАйи тоже сильно постарел и устал, измученный многолетними интригами: только на пятом десятке он получил первую солидную пребенду — епископство в Камбрэ. После дʼАйи снова не повезло: он поставил не на ту карту, на авиньонского папу. Это, разумеется, повредило его карьере. Лишь три года тому назад он получил из рук Иоанна XXIII кардинальскую шапочку. Ему уже шестьдесят четыре года. Легко представить себе, как исходил желчью самый тонкий и хитроумный теолог Европы, когда видел, что его обгоняют молоденькие глупцы-выскочки! Теперь он будет безудержно рваться вперед, к власти и славе. Иоанн XXIII вспомнил церемонию посвящения дʼАйи в кардиналы. Тогда он, Иоанн, перед всей коллегией назвал этого француза «ненасытным драконом, чью пасть можно лишь на время заткнуть жирным куском». Все рассмеялись. Больше всех хохотал Забарелла. Нынче этот дракон разинул пасть прямо на папский престол!
В сравнении с ним Забарелла невинный агнец. Но это, конечно, только маска. Такое впечатление он вызывает у отцов своими дьявольски утонченными манерами богатого патрицианского сынка. Его карьера? Всего лишь милая прогулка. В двадцать пять лет он стал доктором теологии и доктором права. Деньги так и сыпались ему в карман. Профессор флорентиец занимался адвокатской практикой, нес дипломатическую службу, получал пребенды. На пятьдесят втором году Забарелла стал кардиналом римской курии. Бог знает, как сумел он возвыситься за такое короткое время. Он только не удосужился стать настоящим священником. Разумеется, это мелочь для такого ценителя красоты, знатока поэзии и пламенного философа! Забарелла может доказать всё, что только ему заблагорассудится. А хитер он, чертов язычник, как лиса! Это делает Забареллу еще более опасным.
Если бы он, Иоанн, был таким же изворотливым, как дʼАйи или Забарелла, то не знал бы теперь никаких забот. Впрочем, у него есть и кое-что общее с ними, только слишком мало. Грустно вспоминать, какой только грязью не обливали папу его противники. Правда, он ни с кем не нежничал, — кровь лилась то там, то здесь… Но он — неуклюжий мясник по сравнению с алчным хищником дʼАйи, неумолимым смерчем, готовым снести с лица земли всё, что попадется ему на пути. Да, любая жертва Бальтазара Коссы — пустяк, если вспомнить, сколько людей погубил этот дракон, не пролив ни капельки крови. А Забарелла?.. Иоанн XXIII — когда он был еще Коссой, — тоже сочинял стихи, пускал слезу во время чтения Вергилия и одерживал победы на философских диспутах. Однако он не выковал, как Забарелла, из своих идей никаких ножей, мечей и кинжалов, не избежал с их помощью шипов законов, придворных интриг, не проник в душу друзей и врагов, — не достиг той цели, к которой тот пришел с холодным благоразумием! Опасный соперник!
И всё же папа пригласил к себе сегодня Забареллу.
Папа не сразу решился на это, — он сознавал, что ему не привлечь волка в мантии и поклонника красоты на свою сторону. Но по натуре папа, прежде всего, вояка. Ему не к лицу завязывать мелкие стычки на флангах, когда он может ударить неприятелю в лоб. Папе некогда вынюхивать, выслеживать и дипломатично наблюдать за ходом событий. Он хочет любой ценой добиться определенности. Всякая неясность пусть поскорее останется позади. Если ему суждено пасть, он должен знать это! Папа не может ждать, — у него нет на это времени. Он слишком стар…
Наконец, папа ничем не рискует. Абсолютно ничем. Разве его престиж пострадает, если Забарелла выскажет ему горькую правду? До сих пор кардинал был верен папе. Забарелла охотно давал советы, если они ничего ему не стоили, но щедро оплачивались папой. Если положение папы пошатнется, он за верность Забареллы не даст и одного сольдо. А теперь? Почему бы Забарелле не продаться папе! Да, продаться… Ведь приближенные Иоанна XXIII даром не говорят ему ни слова. Пусть он продаст папе такие сведения, которыми не дорожит и которые не скомпрометируют его.
- Русские хроники 10 века - Александр Коломийцев - Историческая проза
- Кольцо великого магистра (с иллюстрациями) - Константин Бадигин - Историческая проза
- Гибель Византии - Александр Артищев - Историческая проза
- Великий магистр - Октавиан Стампас - Историческая проза
- Жизнь Лаврентия Серякова - Владислав Глинка - Историческая проза