улыбка в полутьме салона показалась мне чарующе-интригующей, какой-то волшебной, ещё более очаровательной, чем раньше.
— Спокойной, — выпалила я и под задорный мужской смех вылетела из машины. Щёки горели так, будто кто-то битый час меня материт. Даже зеркало не нужно, чтобы понять, что они краснющие, как зрелый помидор.
По дому кралась бесшумной мышью, стараясь не разбудить родителей, хотя хотелось петь, танцевать и кружиться. Как же мне не хватало таких эмоций! Свои вечера с Градовым я могла охарактеризовать какими угодно словами, но только не «мило». Пара часов с Андреем же выдались именно такими — милыми и приятными. Сейчас, как никогда, я ощущала свою молодость.
Жаль лишь, что к Шувалову у меня ничего не ёкало.
В отличие от Градова он был хорошим парнем. Может, я и ошибалась, ведь наше знакомство пока лишь шапочное, но всё же. Андрей ещё не прожженный испорченный циник, и рядом с ним я словно напитывалась положительной, яркой и доброй энергией. Он, как маленькое солнце, излучал тепло и счастье.
Вот только сейчас мне хотелось другого — сладостной жути, капельки слабости… мне хотелось оказаться под испытывающим взглядом Градова. Чтобы его руки ласкали моё тело, а губы смыкались на особо чувствительных местечках. Хотелось провалиться в небытие, которое дарила близость с ним.
Я пожалела, что в тот день отказала ему — но иначе поступить не могла. И потому мне приходилось терпеливо ждать. Ждать, пока он вернётся в город, пока на экране телефона всплывёт уведомление, означающее, что вечером я вновь увижу его, вновь смогу прикоснуться.
Ожидание изматывало. Я всячески пыталась отвлечься от него или хотя бы сделать вид, что не так озабочена этим многострадальным сообщением. Но… тишина. А я чуть ли не каждые полчаса проверяла телефон.
— Чёртова маньячка, — бубнила себе под нос, но продолжала тешить себя надеждами.
Впрочем, навязчивое поведение почти сошло на нет, стоило мне вспомнить об экзамене в субботу. Идти к Щукину, не подготовившись и не вызубрив учебник от корки до корки, было глупо и опасно. Удивительно, но вечно брызжущий слюнями профессор оказался в хороших отношениях с нашим деканом, и старшекурсники стращали нас, «первашей»: не сдашь «Информационные» — будешь всё лето в универе торчать, чтобы не завалить пересдачу.
В первые за долгое время я испытывала к Щукину благодарное благоговение — берясь за учебники и конспекты, я наконец-то смогла оторваться от телефона. Чтобы вновь не провалиться в бдение за экраном, отправляясь на работу, я оставляла его дома. Кто бы знал, скольких усилий мне это стоило!
Мы так повёрнуты на своих устройствах, что без них не знаем, чем себя занять. Время, которого катастрофически не хватало, внезапно появилось в таком количестве, что я не знала, на что его потратить. И если бы не благоразумно закинутый в рюкзак учебник, на смене я бы взвыла. Взвыла от скуки и от ломки — как же не проверить сети, вдруг в ленте появилось что-то интересное, что-то, без чего мне непременно нельзя жить.
Мне невольно вспомнилось, как в моём детстве мы обходились без мобильников — как бегали друг к другу во дворы, вставали под окна и кричали, зовя друзей. Как родители часто-часто ходили в гости, чтобы пообщаться. Стационарный телефон в нашем доме появился, когда я пошла в школу — с его появлением мама частенько просиживала в разговорах с подругами, наматывая на руку длинный тёмно-бордовый провод от трубки. После таких манипуляций его «пружинка» вытягивалась и свисала по стене чуть ли не до пола.
На утренний экзамен телефон я всё-таки взяла. Благополучно получил «отлично» в зачётку, оттарабанив Щукину два полных ответа на вопросы слово-в-слово, как по учебнику, уселась в соседней аудитории.
Вероника каким-то образом умудрялась списывать — я помогала, отправляя ей снимки своих конспектов. Анжелика освободилась ещё раньше меня и, попрощавшись, убежала — сегодня к ней на выходные приезжали родители, которых она не видела с начала года. Не дотерпели до момента, как дочь вернётся после успешного закрытия сессии.
За Нику, если быть честной, я особо не переживала — как никак, язык у неё подвешен, в случае чего выкрутится. Хотя всё сложилось как нельзя лучше — Щукин даже не заметил, что она списывает, и даже остался удовлетворён ответом.
Ника показала мне зачётку с неразборчивым «хорошо» и изобразила несколько танцевальных па от радости.
— Ты куда сейчас? — спросила, пока Ника утрамбовывала свои вещи в маленькую сумочку под змеиную кожу (и как только у неё всё там умещается?!).
— Забегу домой, переоденусь, и в торговик — Илья обещался спонсировать мне новые шмотки.
— Илья? — удивлённо приподняла брови.
— Ну… — Ника ухмыльнулась. — Это долгая история. И я тебе обязательно всё-всё расскажу, но попозже. Не хочу сглазить.
— Как хочешь, — пожала плечами.
Вот уж чудеса — чтобы Вероника да молчала «чтоб не сглазить»… дело явно нечисто. Но зная характер подруги, я даже не подумала её выспрашивать — всё равно не расколется.
Быстренько меня обняв, Ника упорхнула по своим делам. Как всегда лёгкая на подъем, беззаботная и счастливая. Продолжать сидеть в полупустой аудитории было глупо, так что я тоже потихоньку засобиралась.
От неожиданного оповещения вздрогнула и скосила глаза на дисплей телефона, лежащего на столе.
«В три жду тебя у себя. Возьми с собой купальник. Прежде чем отказываться, подумай — ты не останешься разочарована».
Глава 16
Что бы вы сказали ему на моём месте?
Привет?
Добрый день?
Или молча вошли в квартиру, стараясь не встречаться взглядом?
А может быть наоборот — всячески показывали своё негодование и обиду?
Из всех возможных вариантов я выбрала тот, что казался лучшим. Едва Евгений Александрович распахнул передо мной стальные сейф-двери, я буквально «просочилась» внутрь, не говоря ни слова. Градов выдал короткий смешок.
— Решила показать характер? — ленивая усмешка полетела в спину.
Замерла, так и не успев снять босоножки, выпрямила спину и расправила плечи — в общем, всем своим видом показала, что я думаю насчёт его вопроса.
— Беляева-Беляева, — протянул с нотками непонятной мне интонации. — Можешь не разуваться. Мы уезжаем.
Только сейчас я обернулась и (чтоб меня!) столкнулась взглядом с преподавателем. Доволен, спокоен, хладнокровен — Градов, вопреки моим опасениям, совсем не был рассержен моим прошлым отказом. Он в собственное удовольствие подтрунивал надо мной, давая понять: чтобы лишить его самообладания, нужно нечто большее, чем какой-то отказ наивной студенточки.
— Куда? — удивительно, но голос даже не дрогнул.
— Увидишь, — загадочно произнёс Евгений Александрович и небрежным кивком поторопил на выход.
Каюсь,