Ребекка злорадно засмеялась:
— Янисарий, ты всегда был слишком самонадеян.
— Лорена права, дорогой сын, — по ушам снова резанул отвратительный голос красавца — самонадеянность всегда приводит к неосторожности. Хотя, лично я люблю таких как наша дорогая Лорена — ими удобно пользоваться, и не жалко пустить в расход, когда надобность в них отпала. Главное, точно знать кому еще, кроме тебя, она служит.
И громко скомандовал:
— На алтарь ее!
Ребекка дико закричала и принялась изо всех сил вырываться, когда мужчины в масках грубо скрутили ее и мигом растянули на пустующем пьедестале. Она тяжело дышала, лицо искажала гримаса ужаса и неверия в происходящее.
— Варис, — прошептала она. В глазах девушки застыло недоумение и страдание — я ведь люблю тебя. Я все делала, что ты хотел. Все что угодно, только для тебя. И ты клялся, что я твоя единственная любимая.
Красавец неспешно приблизился к ней и, с нежностью глядя в залитое слезами лицо, проговорил:
— Моя дорогая драконочка, твоя любовь заслуживает награды — именно твое тело станет третьим лучом, который принесет мне могущество. Ты должна быть горда этим, моя дорогая.
Мужчина еще некоторое время смотрел на свою плачущую в отчаянии жертву, а затем хлопнул в ладоши:
— Начинаем ритуал!
Я в ужасе смотрела на происходящее, а в памяти всплыли мои недавно сказанные Ребекке слова. Мама родная, ведь я от души пожелала ей всего наихудшего. И, похоже, мое пожелание только что сбылось — что может быть хуже для женщины, чем предательство мужчины, которого она любит?
И сразу вспомнились икающий Станислас и подавившаяся Пиньская…
Меня затошнило. То ли от осознания, что проклятия из моих уст это не просто слова. То ли от понимания, что нас сейчас начнут убивать. А скорее всего, от всего сразу.
Между тем вокруг нас началось движение. Откуда-то вышли несколько мужчин в плащах с надвинутыми на лицо капюшонами, окружили наши пьедесталы и, взявшись за руки, монотонно запели что-то вроде молитвы. От этих звуков меня охватил какой-то странный, вязкий, почти мистический ужас, поднимающий дыбом волоски на коже и ядовитой змеей заползающий в разум.
Воздух вокруг сгустился, потемнел и остро запах дымом. Вокруг пьедесталов появилось красноватое сияние, подсвечивая снизу фигуры в капюшонах и превращая их в уродливые, адские персонажи.
Меня все сильнее трясло от ужаса. Ребекка рядом жалобно скулила. Ханни, наоборот, не подавала никаких признаков жизни.
За моей головой произошло какое-то движение и на лоб, обжигая кожу, капнула тяжелая горячая капля. Я дернулась, и начала вертеть головой, но ее тут же зажали ледяные руки, не давая шевельнуться. Горячая жидкость снова полилась, обжигая, растекалась по лицу, заставляя меня мычать от боли и изо всех сил зажмуривать глаза, чтобы их не выжгло. Сквозь собственные стоны я слышала крики Ребекки и абсолютную тишину со стороны Ханни, и это пугало еще сильнее.
Наконец эта пытка прекратилась, мою голову отпустили, и я попыталась разлепить глаза. Получилось с трудом, но я хотя бы могла видеть.
Обстановка почти не изменилась — капюшоны все также стояли и пели, а саркофаги сияли красным. Только вот красавчик с мерзким голосом за это время успел раздеться догола, и теперь он стоял между поющими капюшонами и линией наших саркофагов.
Он принял демоническую ипостась, задрал рогатую голову и руки кверху, будто обращаясь к небу, и начал громко что-то выкрикивать. От его рук во все стороны повалил красный дым, постамент подо мной дрогнул и завибрировал.
Демон опустил голову и, протянув в нашу сторону когтистые лапы, зарычал:
— Сила Тьмы Первородной, жертвую тебе кровь дракона, кровь демона и сердце потомка древних королей. Прими мой подарок и отдай мне силу, что спит под этими камнями.
Надо мной опять появилось лицо в маске, только на этот раз в комплекте к лицу шла рука, а в руке кинжал. Остренький такой, с длинным и блестящим лезвием. При виде этого аксессуара, у меня непроизвольно вырвалось:
— Да чтоб вам повылазило!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Голый демон сначала зло рассмеялся, а потом завизжал:
— Пронзите сердце, пустите кровь! — рука с кинжалом замахнулась, и стремительно понеслась к моей груди.
Последнее, что я видела перед тем, как попрощаться с жизнью, это как кинжал опускается и острие бьет меня в грудь.
А следом пришла темнота…
Глава 59
В детстве я обожала утро субботы. Не надо идти в школу, впереди целых два выходных, и я могу валяться в кровати хоть до обеда. Мама на кухне тихонько звенит посудой, стараясь не разбудить меня и терпеливо дожидаясь, пока я проснусь.
И когда я, наконец, вылезала из постели, то прямо в пижаме бежала к ней обниматься, пить чай или кофе с молоком сидя на широком подоконнике на кухне, и болтать обо всем на свете, глядя из окна на улицу.
Значит я точно умерла, раз сейчас мне мерещится мамин голос и запах кофе. Наверное, как невинно убиенная, я попала в местный рай, и по утрам всем желающим здесь наливают кофе.
И у меня абсолютно ничего не болит, даже дважды разбитый затылок, чего не может быть в принципе. И еще, в меня ведь кинжалом ткнули. Я помню, как мне стало больно, когда острие вспороло кожу. Но сейчас я чувствую себя просто отлично — верный признак, что я в раю.
Вот только откуда здесь мамин голос? Да еще что-то тяжелое придавливает меня в районе талии, и уж очень реальной и странно знакомой ощущается эта тяжесть.
Я немного полежала, прислушиваясь к происходящему вокруг, а потом решилась открыть глаза.
Это место я точно знаю, и это никакой не рай. К счастью, и не ад тоже, а та комната во дворце Арагеса, где я провела две ночи, когда нас прятали от взбесившегося Яниса.
От радости, что жива, я сочно всхлипнула, и тяжесть на моем теле тут же превратилась в крепкое объятие. А хриплый и сонный, но все равно самый красивый голос на свете прошептал:
— Выспалась, любимая?
Я даже голову не успела повернуть, как Арий навис сверху, обнял руками мое лицо и принялся целовать щеки, глаза, нос, подбородок…
— Как ты меня напугала, Реджи! — пробормотал между поцелуями. — Больше ни на секунду не оставлю тебя одну — будешь везде ходить со мной. Или сидеть в окружении вооруженной до зубов охраны.
Представив себя сидящей на стульчике, а вокруг, как деревенский частокол, стоят суровые дядьки с мечами в руках, и еще на подлете ко мне всех ими сбивают, я громко хихикнула и вместо щеки подставила для поцелуя губы.
Арий с удовольствием поменял направление и на время мы напрочь забыли об окружающем мире.
А потом до меня опять долетел запах кофе, и я услышала мамин голос. Я точно слышала, мне не померещилось!
— Арий, Арий, да подожди ты! — зашипела я, пытаясь вернуть на место сорочку, которая непонятным образом сползла чуть не до талии. И продолжала сползать дальше благодаря умелым действиям одного наглого дракона.
— Сначала невеста, потом жена! — возмутилась я. — Где вставание на одно колено и просьбы сделать тебя самым счастливым на свете? Где ухаживания: цветы, конфеты, бриллианты, в конце концов? И с родителями познакомить!
Слова про родителей будто привели Ария в чувство. Он тяжело повздыхал и натянул сорочку обратно. Успев, все-таки, перецеловать все, до чего дотянулся в процессе возвращения одежды на ее законное место. К н и г о е д . н е т
Я, конечно, была только «за», и даже незаметно подставляла ему нужные места, но приличия соблюсти требуется: раз сказано, что сначала конфеты, значит жду бриллианты и на одно колено! А уж потом сама помогу ему снять с себя все лишнее. И с него тоже.
В конце концов, имею право хотя бы помечтать, что все будет именно в таком порядке!
Между тем Арий поднялся с постели и вышел. Через секунду дверь распахнулась и в комнату ворвался волшебный аромат свежесваренного кофе и …
— Мама! Мамочка! — я слетела с кровати и кинулась в родные объятия.