Тут только я почувствовал боль в обожженной ладони.
- К нему до сих пор нельзя притронуться,- сказал Аттила, пощупав лежащий Канорус.- Как же все-таки здорово, что вы сбросили в дырку это адское отродье, а не оно вас. Я уж думал, вам сейчас крышка будет. Вы, сударь, прямо-таки сказочный герой победили демона, изрыгающего огни и молнии. Даже не верится. Бедный молодой Кальтенбах! За что его так? За что? Уходим немедленно отсюда. Боюсь, как бы этот чертяка не выбрался оттуда, с него станется. Долетит до Сатаны, а тот его обратно на землю пошлет. Пойдемте, сударь, пойдемте.
- Как же я могу уйти, оставив здесь Канорус?
- Это верно. Но вы можете вместе с Канорусом оставить тут свою жизнь, а это еще хуже. Так что, может, Бог с ним, с Канорусом?..
- Вот сейчас возьму и тебя тоже брошу в эту дыру.
- С вас станется. Бросайте, все одно, чую, не долго мне коптить небо при такой службе. Сколько вот вы рыцарствуете, всего ничего, а уж сколько бед случилось. Бросайте, не стесняйтесь. Не пикну. Полечу к господину рогатому. После службы у Генриха не привыкать служить у чертей.
- Заодно проверишь, действительно ли это вход в ад или просто глубокая вертикальная пещера. Ладно, кажется, его уже можно взять в руку. Пошли.
Я подобрал Канорус, нести его было горячо, но терпимо, мы покинули колдовское место и стали спускаться с горы.
- Все в порядке? - спросил меня внизу барон Пупилле.
- В полном порядке, приказ императора выполнен, можете нести службу дальше,- ответил я важным тоном и распрощался с Эльзерихом.
Глава XV
ЕВПРАКСИЯ
С последними лучами заката мы с Аттилой въехали в Верону по мосту Святого Петра. Было холодно, с реки дул ледяной ветер. Мы проехали через весь город, мимо знакомых силуэтов - Кафедральный собор, ворота Борсари, дворец герцога, Амфитеатр, купальня Золло. Зловещие очертания дворца Теодориха прочерчивались на фоне последней полоски света на западе. Там горел свет, и быть может даже в сей скорбный день, когда усопла императрица, император в честь этого события намеревался закатить очередной пир с оргией. А может быть, он все-таки страдает? Страдает, что не успел как следует намучать свою жену.
По условиям я должен был встретиться сначала около храма Святого Зенона с четырьмя другими рыцарями Адельгейды, но нетерпение разжигало меня, и я отправил за ними одного Аттилу, а сам устремился в часовню Архангела Гавриила, расположенную неподалеку от замка на месте, где, по преданию, во времена Веспасиана произошло чудесное избавление девушки-христианки от язычников, замышлявших ее предать мукам и казни. Светлый юноша, неведомо откуда взявшийся, подошел к ней, схватил ее за руку и вместе с нею унесся на небо. Потом кому-то было видение, что сей юноша был сам Архангел Гавриил, потому и часовня названа его небесным именем.
Когда я переступил порог часовни, сердце мое сжалось - я увидел стоящий на возвышении пред алтарем гроб, а в гробу мою Евпраксию. И хотя я знал, что она не умерла, а только спит, мне было жутко смотреть на это зрелище. Кроме отца Лоренца в храме оказалось еще несколько человек - служки и две какие-то плачущие женщины. Увидев меня, отец Лоренц тотчас бросился ко мне с самым испуганным видом.
- Скорее! - вскричал он.- Только что здесь были посланные Генрихом люди, они хотели забрать ее и везти куда-то.
- Куда?
- Не знаю. Они сказали, что хотят устроить ей настоящие похороны. Что это может означать, я понятия не имею, но думаю, нечто в духе Генриха. Они хотели забрать, но я с величайшим трудом смог воспротивиться этому, сказав, что они могут убить меня, но я обязан довершить свой обряд.
- И сколько они обещали ждать?
- Нисколько. Они ушли, сказав, что немедленно явятся сюда вместе с Генрихом. Поэтому вы сейчас хватайте свой меч, угрожайте мне, ударьте меня, да посильнее, чтоб я упал, и после этого берите Адельгейду и исчезайте. Да поможет вам Бог!
У меня не было времени осмысливать, хорошо ли я поступаю, размахивая мечом в доме молитвы и ударяя священника. Я сделал так, как мне сказал отец Лоренц. Конечно, едва ли Архангел Гавриил бил врагов-язычников кулаками, он просто взял девушку и унес ее на небо. Но если бы отец Лоренц стал объяснять императору Генриху IV, что императрицу Адельгейду унес светлый юноша Гавриил Архангел, вряд ли бы Генрих поверил ему, и неизвестно, что сталось бы тогда с Лоренцом. Поэтому я весьма сильно и так, чтобы остались следы побоев, ударил священника в лицо, он повалился на пол, а я, размахивая Канорусом дабы отпугнуть остальных присутствующих, подбежал к гробу, вытащил из него холодное и неживое, удивительно легкое тело Евпраксии, и кинулся бежать с ним вон из часовни. Никто не преградил мне путь, хотя теперь я был с ношей и почти не мог размахивать мечом. Я никого не видел, но мне сдается, в ушах у меня звучало хлопанье крыльев, и я уверен, что Архангел, спасший девушку-христианку от гонителей, выполнявших приказ Веспасиана, витал надо мной в те мгновенья. Не помню, каким образом удалось мне взобраться в седло, не выпуская из рук тело Евпраксии. Кажется, кто-то помог мне в темноте. Мне казалось, что Генрих со своей бесовской сворой вот-вот нагрянет, а ведь я даже не имел права погибнуть за Евпраксию, иначе тело ее было бы предано поруганию, а может быть, даже отвезено на Броккум и сброшено в страшный черный колодец.
Я поскакал в сторону храма Святого Зенона и вскоре увидел летящих навстречу мне моих друзей, рыцарей той женщины, которую я прижимал к своей груди. Торопливо и сбивчиво поведав им обо всех последних событиях, я сказал, что любое промедление может стоить нам жизни, а умирать нам нельзя, ибо мы еще не спасли императрицу и не отняли Иерусалим у магометан. Вместе с оруженосцами мы составляли отряд из десяти человек, но при Генрихе мог оказаться отряд раза в два больше. Лишь немного нам все же пришлось задержаться. Мудрый Люксембург предложил сделать великолепную перевязь из плащей, с помощью которой Евпраксию привязали к моей спине так, чтобы ее не трясло, и чтобы я мог надежнее управлять конем.
И вот мы устремились в сторону Мантуи. Трудно передать состояние, в котором я тогда находился. Да, я был весь охвачен мыслями о происходящих событиях, горевал о погибшем Иоганне, боялся, что за нами мчится погоня. Но больше всего, и чем дальше от Вероны, тем тревожнее, я волновался о том, почему так холодно тело Евпраксии. Неподвижность и холод, сковывающие мою возлюбленную, внушали мне невыносимый страх. Отец Лоренц успел сказать мне, что она должна проснуться к рассвету, но впечатления гроба, мертвенной бледности и неподвижности угнетали меня. Добравшись до Мантуи, мы тотчас же отправились во дворец Матильды Тосканской, где нас дожидался с нетерпением Конрад. Тело Евпраксии отвязали от меня и уложили в постель. Императрица выглядела мертвой, и ничто не намекало на то, что это всего лишь глубокий сон. Черты бледного лица обострились, губы посинели, лоб был холоден, как лед. Жутко было смотреть на это царственно-красивое мертвое лицо, и впервые в душу ко мне закралось подозрение.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});