собрание протестантов. Однако когда три его посланца, включая знаменосца Гастона де ла Бросса, подошли к амбару объявить о прибытии герцога, они увидели внутри священника, который проповедовал пяти сотням мужчин, женщин и детей. Тогда–то ситуация и вышла из–под контроля. Посланцев не пустили внутрь и швырнули в них один–два камня. Дворянин ла Бросс перед лицом товарищей не мог стерпеть унижения от «простых крестьян». Люди герцога бросились на шум потасовки и перебили 50 человек (с. 12). Правда, в отличие от событий последующих лет, это не были беспорядочные убийства без разбора пола и возраста. Личности погибших многое говорят о социальной природе протестантизма в городе и о том, почему его так трудно было искоренить. Наряду с виноделами и ткачами погибшими оказались ректор городских школ и городской поверенный, а среди тех, кому удалось спастись, — два члена городского совета и нотариус. Многое говорит и реакция герцога на события. В глазах протестантов он стал «мясником Васси», но действия его говорят о другом. Франсуа был разгневан, что потерял контроль над собственными людьми, на котором зиждилась его репутация. К тому же он не пытался воспользоваться резнёй в политическом отношении и, подобно католическим фанатикам, смотреть на неё как на проявление божественной мести. В беседе с английским послом в Париже герцог лишь пожаловался на «высокомерие» вассалов, которые осмелились поставить под сомнение его власть, и назвал событие «несчастным случаем», к которому привели бунтарские элементы.
Так 1 марта 1562 г. начался конфликт, который будет сотрясать Францию 36 лет. По значению и последствиям резня в Васси сопоставима с событиями 11 сентября 2001 г. С неё началась эпоха религиозных войн, на столетие захлестнувших Европу. Протестанты в рассказах о событии подчёркивали, что оно было спланировано, но их свидетельства необоснованны. Когда Франсуа де Гиз покинул Жуанвиль со своим отрядом, он не направлялся прямиком к Васси. К тому же его сопровождала беременная жена в повозке. Последняя, кстати, тоже не была фанатичкой, как и брат герцога кардинал Луи (1527-1578), который был больше придворным, чем князем церкви, и был известен как «кардинал бутылок».
Для протестантов Васси стал олицетворением религиозных предрассудков, а для католиков — подстрекательства к бунту. Название города попало в печатные новости не только на французском, но и на немецком, голландском, английском и латыни. Вести о резне посеяли страх среди протестантов. По всей Франции их общины спешно проводили тайные смотры, составляли списки способных носить оружие и вынашивали планы захвата власти в городах. Именно тогда в политический лексикон Европы впервые вошло слово «резня» («massacre»). До 1550‑х гг. это слово означало камень, на котором рубили мясо французские мясники. Не прошло и года, как «мясник Васси» сам был убит. «Убийство герцога возвестило конец старой формы политики, основанной на идеалах благородного рыцарства, и положило начало новой идеологической эпохи, в которой политическое убийство толковали как инструмент божьей воли. Резни и убийства станут во Франции регулярными явлениями, а Гизы — обречены быть одновременно заговорщиками и жертвами заговоров. В новую политическую эпоху их образ убийц или мучеников формировался и манипулировался противоборствующими религиозными партиями с целью мобилизовать общественное мнение всей Европы» (с. 20).
Девиз трёх мушкетёров у А. Дюма — «Один за всех, и все за одного» — вовсе не оригинален: поколениями он служил девизом Лотарингскому дому. В 1477 г. дед Франсуа, герцог Лотарингии Рене II (1451-1508), участвовал в сражении против герцога Бургундии Карла Смелого под знаменем предков, на котором была изображена высовывающаяся из облака рука с мечом, а над ней слова: «Одна за всех» (Une pour toutes). Отец Франсуа, Клод (1496-1550), изменил акцент, чтобы подчеркнуть солидарность и стойкость: «Все за одну. Здесь и не более» (Toutes pour une. Là et non plus).
«Условием подъёма Гизов к власти стали королевская служба и милость короля Франции. Однако их способность извлечь из этого долгосрочную выгоду и держаться за власть даже тоща, когда милости они были лишены, имела причиной исключительно высокий уровень семейной солидарности. Гизы не страдали от соперничества и зависти, раздиравших другие семьи, — то был путь к политическом бессилию. Индивиды действовали в интересах группы; сыновья неизменно подчинялись желаниям отца, а младшие братья — желаниям старшего. Признавалось, что статус человека повышается путём работы на коллектив. Это означало, что важную роль в разработке и осуществлении политики следует играть и женщинам. Сотрудничества добивались не только соблюдением патриархальной дисциплины, так как само по себе это никогда не могло обеспечить гармоничных эмоциональных отношений. Богатство и власть распределялись таким образом, чтобы обеспечить равновесие между членами семьи, поэтому младших сыновей и дочерей хорошо обеспечивали, а взамен ожидали от них демонстрации покорности и лояльности. Ключевыми для поддержания этой стратегии были церковная собственность и патронаж. Гизы старались жить в соответствии со своим девизом и оправдывали его, порождая клановый менталитет, природу которого укрепляли их особое происхождение и статус среди княжеских домов Франции» (с. 22).
Происходили Гизы от самого древнего из домов, сохранившихся на границах Франции с империей. В XVI в. специалисты по генеалогии вольно прослеживали их происхождение к Каролингам и созданию королевства Лотарингия между Мёзом и Рейном в 855 г. Таким образом, предполагалось, что Лотарингский дом знатнее правящего дома Валуа, который в 1328 г. сменил династию Капетингов. Всё же в борьбе с домом Ланкастеров по вопросу о наследовании по женской линии, которая известна как Столетняя война[279], герцоги Лотарингии были верными союзниками Валуа. Тесные связи двух домов продолжались и тогда, когда на земли герцогов Бургундии стали претендовать Габсбурги.
Перед смертью в 1508 г. герцог Рене II поделил владения между шестью сыновьями. Львиную долю получил второй сын, Клод, а младший, Франсуа, — лишь небольшие территории в Провансе. Ключевой фигурой в консолидации Лотарингского герцогства стал третий сын Рене — Жан (1498–1550). В возрасте всего семи лет он получил одно из богатейших в Европе епископство Мец, к которому позднее были добавлены епископства Туль и Верден. Клод в 1506 г. прибыл ко двору Франции и стал подданным этой страны, взял титул графа де Гиза и обосновался в Жуанвиле. Однако, став французом, предков он не забывал. В 1513 г. Клод женился на Антуанетте, дочери графини Марии Люксембургской и Франсуа, графа де Вандома, прадеда будущего короля Генриха IV[280]. Брак стал важной ступенью в политической карьере Клода: он породнился с королевской семьёй. Из Люксембургского дома вышли пять императоров Священной Римской империи и много королев. Старший брат Клода Антуан (1489-1544) двумя годами позднее женился на Рене де Бурбон–Монпансье, сестре герцога де