смотрит на меня, как её страх и уязвимость душераздирающе близки к поверхности — это подобно удару в грудь. Как часто бывает с Фрэнки (я замечал это и за своей сестрой Зигги), её разум видит мир рассечённым, через откровенный анализ, которого большинство из нас избегает. Фрэнки разрезает прямиком до самого ядра уязвимости любви. И пусть многие из нас любят утешать себя иллюзией, будто любовь — это блаженство, всё далеко не так. Мы любим, заворожённые захватывающим видом, и падаем, не зная, куда приземлимся.
Нашу еду расставляют перед нами, тарелки повернуты под идеальным углом для лучшей презентации. Стаканы заново наполнены водой. И мы опять остаёмся одни.
Фрэнки смотрит на свою еду и вздыхает.
— Эй, — я мягко дотрагиваюсь до неё, накрываю её руку своей. — Что ты чувствуешь из-за всего этого?
Она смотрит мне в глаза.
— После прошлого вечера, когда ты сказал мне и ушёл… я размышляла, могу ли я это сделать, хочу ли я это сделать, — её глаза смягчаются, плечи округляются, будто она хочет свернуться калачиком. — И я могла думать лишь о том, как сильно я по тебе скучала. Мне хотелось быть с тобой. Так что поэтому я здесь. Потому что сейчас я как минимум могу с абсолютной искренностью сказать, что хочу быть с тобой, и мне кажется, что я захочу быть с тобой лишь сильнее и сильнее. Но я также должна быть честной, Рен. Это пугает.
— Как я могу сделать всё это менее пугающим?
Она мягко улыбается.
— Будь честен со мной. Будь честен с собой. Когда всё станет слишком тяжело, скажи мне.
— Не станет, Фрэнки, — я сжимаю её ладонь. — Я тебе это покажу.
— Ну, тогда на этом всё. Но пока мы не вылетим из плей-оффа или не выиграем Кубок, на работе мы ведём себя как обычно — совершенно профессионально. На протяжении сезона, что бы мы ни делали в своё личное время, ничто не изменится в том, как я обращаюсь с тобой в присутствии остальных.
— Что, если кто-то узнает, пока ты ещё работаешь на команду? Ты хочешь подождать до конца сезона?
«Пожалуйста, скажи нет. Пожаааааааааалуйста, скажи нет».
— О нет, — она машет рукой. — На работе будем вести себя профессионально, а если кто-то будет гадать, почему я провожу с тобой время вне работы, то мне всё равно уже не грозит увольнение. Я и так ухожу из команды. Никого не касается, чем мы занимаемся, чёрт возьми. Впрочем… тебя-то это устраивает?
Я улыбаюсь ей.
— Целиком и полностью.
— Хорошо, — Фрэнки улыбается про себя и принимается за еду. Она тихая, пока ест, и как раз когда я начинаю волноваться из-за молчания, из-за того, о чём она там задумалась, меня останавливает её ступня, мягко прижавшаяся к моей под столом.
Легчайший жест.
Но он ощущается невероятно значимым.
Глава 19. Фрэнки
Плейлист: Tessa Violet — Crush
Я не знаю, почему играю с ним в «ножки» под столом. Я не знаю, почему испытываю такое облегчение от признания, что чувствую себя уязвимой, что перспектива интимной близости ужасает меня, потому что однажды он может сделать то же, что и остальные, и причинить мне боль.
Я знаю одно — мы едим, а я прокручиваю в памяти его ответ, моё сердце бьётся спокойно и размеренно, за рёбрами растекается непривычное тепло, расходящееся в более нежные и забытые уголки моего тела.
Я знаю, что лучи солнца на волосах Рена сверкают как старый медный пенни, что хрупкий бутон счастья расцветает во мне, пока мы едим в комфортной тишине. Он готов доказывать, что заслуживает доверия, хотя не обязан это делать, и мне хотелось бы не нуждаться в этих доказательствах. Хотелось бы не считать всех людей заранее виновными, пока не будет доказано обратное. Но прошлое было жестоким учителем, и его урок непросто забыть — если прятаться за оборонительным фасадом, то не будет больно.
— Итак, — положив вилку, Рен откидывается назад на сиденье, сцепив ладони за головой.
— Итак, — я шумно вытягиваю через трубочку остатки рутбира, затем хмуро смотрю на дно. Когда я поднимаю взгляд, Рен улыбается мне. — Что?
Он качает головой.
— Что планируешь делать после конца сезона, но до начала обучения на юрфаке?
— Ну, планов немного. Заниматься, читать, отоспаться. Может, сделать операцию по замене бедра.
Он роняет руки, широко распахнув глаза.
— Фрэнки, ты не говорила мне, что с твоим бедром всё настолько плохо…
— Полегче, Рен. Это была шутка. Плохая, очевидно.
Рен трёт лицо, затем проводит пальцами по волосам.
— Ладно, я постепенно врублюсь. Про аутоиммунные заболевания и тяжёлые операции шутить можно.
— Это не тяжёлая операция. Новая технология — минимально инвазивная. И да, я с юмором отношусь к своему медицинскому досье. Знаешь же поговорку «если не смеяться, то будешь рыдать». Так что я шучу.
Наш официант подходит с новой порцией рутбира.
— О, — я поднимаю на него взгляд и улыбаюсь. — Спасибо.
Он делается свекольно-красным.
— Не з-за что, мисс, — развернувшись, он сматывается прежде, чем я успеваю сказать что-либо, например, «Можно взглянуть на десертное меню?».
А что? Я сластёна.
Рен прочищает горло, побуждая меня повернуться обратно лицом к нему. Его глаза изучают моё лицо.
— Я понятия не имел, что этого достаточно, чтобы заслужить от тебя такую улыбку.
Я морщу нос.
— Чего именно?
— Рутбир. А я-то думал, что дело в мармеладных мишках.
— Ты купил их ради меня?
Рен склоняет голову набок.
— Конечно, Фрэнки. Я знал, что они тебе нравятся.
— О, — я тереблю вилку. — Я думала, они просто понравились тебе после того, как ты попробовал их у меня дома.
Между нами воцаряется мгновение тишины. Рен подаётся вперёд и вытирает мою губу.
— Кетчуп, — тихо произносит он. Затем кладёт большой палец в рот и начисто облизывает его, причмокнув.
Иисус-Дошкольник с Плотницким Шилом, у меня сейчас случится короткое замыкание. И наклонившись ближе, Рен обдаёт меня своим пряным чистым запахом. Я смотрю в его добрые глаза, впитываю сами его габариты и близость. Я решаю, что Рен — это искушение во плоти. Мне хочется оказаться под ним. Типа, ещё вчера.
Я не могу долго удерживать его взгляд. Его глаза видят слишком много, проникают слишком глубоко под мою кожу и пробуждают чувства, от которых я дрожу и хватаю воздух ртом. Эти мягко улыбающиеся губы говорят, что он способен действовать неспешно. Эти бледные кошачьи глаза говорят «Я хочу тебя на ужин».
— Фрэнки, — говорит Рен.
— Хм?
— Ты придёшь ко мне завтра вечером?
— Да, —