на этот раз очередной мой тост сорвал целую бурю оваций. Когда все намахнули и потянулись к закуске, я тоже привычно закинув внутрь очередную порцию горячительного, которое разбежалось теплой волной по моим жилам и «легким взрывом» отдалось в темечке, вновь гаркнул, перекрикивая веселый гвалт эсэсовского офицерья:
— Куда?! Русские и после второй не закусывают! А вы что, хуже?
— Нейн! — завопил какой-то молоденький и худой, словно глист, унтерштурмфюрер[82], которому выпитое уже успело вдарить по мозгам. — Мы — лучшие! Высшая раса!
— Ну так докажи! — резонно заявил я, подливая сосунку шнапса в стакан. — За высшую расу!
Зазвенели бутылки, забулькала огненная вода — за высшую расу хотели выпить все, без исключения. А то как же? Замахнули, накатили, выдохнули. Прямо ностальгия по родным пенатам! Я едва не прослезился, похоже, и меня потихоньку начало развозить — первый стакан, выпитый на голодный желудок, наконец-то рассосался.
— А вот теперь, можно и закусить! — словно распорядитель королевского стола, отдал я команду фрицам. — Кушать подано, садитесь жрать, пожалуйста! — усмехнувшись, добавил я по-русски.
Но этой моей «аллегории» не понял даже командир. Ну, да, «Джентльменов удачи» в его времени еще не отсняли. И снимут ли — большой вопрос?
Эсэсовцы словно с цепи сорвались, навалившись на закуску. Хотя, их вполне можно понять — ну, непривычные они к такой вот «культуре пития». Ладно, надеюсь, что им уже совсем недолго осталось — и похмелья у них не будет. Разве что у Робки, но этого поца мы быстро на ноги поставим. Главное, не угробить его в общей свалке — он нам еще пригодится, чтобы добраться до верхушки гребаного Рейха. Но и неплохой он, в общем-то, человек, да и привыкли мы к нему с князем Головиным.
А веселая попойка продолжала постепенно набирать обороты. Несколько офицеров попытались повторить «подвиг» Хармана и утереть мне нос еще разок, выхлебав полный стакан крепкой алкашки без рук. И, хочу сказать, у некоторых это вполне себе получилось. Правда, половину выпивки они бездарно расплескали на пол и вылили на морду и грудь. Но сам факт, что такой способ надираться оказался им по плечу, поднял настроение в этом вертепе до невиданных ранее высот. И бухло потекло рекой, умело направляемое в глотки фрицев «умелым тамадой». То есть мной…
Где-то примерно через час, критически оглядев результаты своего труда, я понял, что «Сеня уже дошел до кондиции», и «Феде пора подавать дичь»[83] — наступала вторая фаза нашей спецоперации.
Я, наполнив стакан и прихватив с собой початую бутылку, перебрался поближе к барону, отчего-то сидевшему на этом празднике жизни с кислой мордой лица. Приземлившись рядом на свободный стул, я набулькал выпивки в его рюмку и, подвинув наполненную тару к профессору, участливо поинтересовался:
— Прошу прощения, твое баронство, а чего это мы так невеселы?
— А с чего веселиться? — недовольно буркнул фон Эрлингер, покосившись на безмерно счастливую физиономию пьяного Хартмана, горланящего заплетающимся языком какую-то похабную немецкую песенку.
К новоявленному и обмытому по всем правилам оберфюреру присоединилось еще несколько фрицев, образовав этакое хреновое подобие «хора Турецкого», которые громко и вразнобой принялись скандировать известные куплеты.
Барон набычился еще больше, резко подхватил со стола услужливо наполненную мной рюмку и одним махом её вылакал.
— Ну, скажи мне, старик, — скривившись, словно у него за щекой располагался самый кислый в мире лимон, прошипел фон Эрлингер, — почему, кому-то все, а кому-то шиш? Кому все легко достается в этой жизни, а кто-то, чтобы сделать хоть шажок вперед, должен себе задницу на лоскуты порвать? А? Можешь мне это объяснить?
— А в чем, собственно заключается претензия? — проникновенно глядя в глаза барону, поинтересовался я, подвигая к нему поближе еще одну наполненную стопку. — Если ты про Робку, то не завидуй — он не меньше твоего задницу надрывал! Я как-нибудь поведаю тебе на досуге, что ему пришлось пройти, чтобы заслужить все эти сладкие плюшки — звание оберфюрера и Рыцарский крест. Иному раз десять сдохнуть бы пришлось… И дохли, если уж по чести признаться…
— Но… ик… задолбало всё! — заблажил, икая, барон. — Я ведь тоже на жопе ровно не сижу, а уж больше года никакого движения по карьерной лестнице. Я тут словно в изгнании, копаюсь в смердящих трупах денно и нощно, а результата нет! Кажется, что он совсем рядом — только руку протяни… — Он схватил рюмку и вновь единым махом выпил её до донышка. — А хер-р-р-а! — Он в сердцах хватанул путой рюмкой о стол с такой силой, что она не выдержала такого обращения и, возмущенно тренькнув, лопнула, порезав напоследок профессору пару пальцев.
— Дерьмо собачье! — совсем не по аристократически выругался барон и слизнул кровь с пальцев языком. — Видишь, старик — не везет, так во всем! — Фон Эрлингер выдернул из кармана платок и перемотал пораненную руку.
— Да это мелочи! — Отмахнулся я от надуманной профессором проблемы, бросая в него Малым Лечебным Заклинанием, достаточным для затягивания мелкого пореза. — На пальцы взгляни, — предложил я ему.
— Так ты еще Целитель? — Изумленно произнес барон, размотав платок и уставившись на затягивающую ранку.
— И не только, — усмехнулся я, — у меня много талантов, но они все слабенькие по сравнению с основным — Колебателя Тверди!
— Ну, вот, я же говорил, кому то все, а кому-то… — вновь заныл профессор, блуждая взглядом по столу в поисках новой рюмки.
— Слушай, твое фон баронство, — произнес я, решив, что, наконец, настал тот самый момент откровений, — а чего у тебя в работе не заладилось? Поделись, может я и помогу…
— Чем ты можешь мне помочь, старик? — презрительно фыркнул старик. — У тебя что, имеется ученая степень по Некромантическому Искусству? Или по Психиатрии Простейшей Нежити? — Профессор глупо хихикнул и подвинул к себе чью-то бесхозную рюмку.
— Психиатрия нежити? Ты это серьезно, твое фон-баронство? — Я подцепил бутылку, в которой еще что-то призывно булькало, и «накапал» сначала барону, а потом и себе в стопку.
— Еще как серьезно! — Стукнул себя кулаком в грудь эсэсовец. — Это я сам придумал! Это… ик… абсолютно новое направление… Ты знаешь, старик, насколько инновационное это направление? Мои разработки — это будущее Некромантии! — доверительно произнес он, наклонившись почти к моему лицу и едва не свалившись со стула на пол.
— Давай за это выпьем, — предложил я ему, стукнув донышком своего стакана по его наполненной рюмке.
— А давай! — согласно мотнул головой барон, потеряв равновесие и едва не свалившись на пол во второй раз.
— Аккуратнее! — Мне даже пришлось его придержать, усаживая поудобнее.
Мы выпили, а после фон Эрлингер продолжил «делиться» со