Хорошо еще, что он уговорил Эшу изменить ее решение отправиться сюда в столь любимых ею штанах. Филь сомневался, что сие кончилось бы хорошо даже в Кампании, где проживало много аскеманов и бородатых византийцев, носивших штаны, а уж в этих диких местах!
Эша долго ругалась, потом схватила ножницы и через минуту превратилась в то облезлое чудо, которое Филь видел два с половиной года назад в Хальмстеме. Она сказала, что тогда она поедет как мужчина, во что иногда было трудно поверить, вот как сейчас, когда она стояла вытянувшись на носках и приложив ладонь ко лбу.
Эшу пришлось взять, потому что из всех троих одна она умела открывать Врата, а никому постороннему доверить секрет их (как выразилась Эша) «образовательно-обогатительного визита» Филь и Ирений не пожелали. От Руфины они знали, что новый император собирается взяться за чеканку монет из золотого бассейна, а это означало, что курс империала к аспру, составлявший уже один к пятнадцати, неминуемо упадет до обычного один к десяти. И Филь скорее отрезал бы себе ухо, чем прошел мимо такой возможности.
Обратив сертификаты в серебряные аспры, Филь сложил деньги в шесть мешков, уговорил Ирения присоединиться к нему за пять процентов от прибыли и кликнул Эшу. Не раздумывая, та согласилась. Однако им пришлось ждать еще три с половиной месяца, пока Сотерис не отошел от осеннего шока и Открывающий Путь снова не заработал.
Хальмстем всё еще лежал в руинах — на его ремонт у Империи не было денег. А скорее, это у Флава не было желания думать об этом, ибо, по словам Руфины, он валялся на диване в Кейплигском замке и в ужасе глядел в потолок. Перешедший к нему по наследству секретарь Клемент был не в силах уговорить императора заняться делами. Над фразой Флава «Дьявол меня побери, и что мне теперь со всем этим делать?» посмеивалась вся Империя. Это первое, что сказал Мастер, когда сполз с развалин и узнал, что его брат скоропостижно скончался.
Случилось то, чего опасалась Эша — устав стоять полусогнутым на куполе, Мастер открыл пенал с Арпонисом и воспользовался пальцем для активации жезла. Когда на голову ему посыпались камни, он протиснулся в дыру в куполе и скорчился на подвесе, который удерживал кубок Локи. Кубок упал в Сотерис, и тот сожрал его, выплюнув на поверхность только мутный потрескавшийся изумруд.
— Филь, — сказал Ирений, также настороженно разглядывая город, — это место подойдет для того, что ты задумал, или лучше вернуться?
Эша фыркнула: было видно, что идея вернуться ей не по душе. Без большой охоты Филь сказал:
— Подойдет, тут есть богатые торговцы и надежные банки. Если только я вспомню банк, через который расплачивался отец. Но я не знаю ни каталонского, ни испанского и... и в Арагоне легко нарваться на неприятности, так говорил отец!
Эшу не устроило его объяснение. Она с подозрением прищурилась:
— Я впервые вижу тебя смущенным и не знающим, что делать. Что ты скрываешь?
Филь вздохнул. У него было мало желания вспоминать тот день.
— Когда мы с отцом тут были, они сожгли трех ведьм на площади, — выговорил он с трудом. — Площадь оцепили, нам было не выбраться, так что мы были от начала до конца.
Эша передернулась.
— Что значит «ведьм», каких ведьм? — спросила она. — Настоящих ведьм? Так их не бывает! Люди не летают по воздуху!
Филь возразил:
— Тем не менее, сожгли! Двух девушек и старуху!
Ирений стал разворачивать лошадь.
— Всё понятно, пошли назад… Эша, зажигай Врата.
— Нет уж, я хочу посмотреть на этих дикарей! — возмутилась она. — Когда еще я сюда попаду? Ходьба туда-сюда тоже неполезна, так можно за неделю жизнь потратить!
Когда Эша учила Филя, как инициализировать раковину, она сказала, что каждый переход туда-сюда отнимает около сотой части отпущенной тебе жизни. Это было понятно. Что осталось непонятно, это как всё-таки зажигать проклятую раковину. Со слов Эши мальчик лишь понял, что нужно будто умереть, а потом снова ожить. Услышав такое, он забросил раковину в свой сундук в Кейплигском доме, решив, что когда придет ему пора умереть, тогда он к ней вернется.
Филь неохотно проговорил:
— Ладно, поехали в город, солнце уже высоко. Здесь хоть меньше риска, что обманут… В Неаполе на бегу можно остаться без штанов. Сам, бывало, ротозеев дурил. А как не дурить, когда приезжий богач раззявит рот и готов платить флорин за то, что стоит пятнадцать грошей!
Он улыбнулся, вспомнив о давних проделках. Ирений дернул повод, и они стали спускаться вниз по дороге к городу, на который наступала весна. Чем ближе подходили они к побережью, тем сильней цвели вокруг них миндаль, вишня и апельсиновые деревья.
Филь то и дело озирался, не веря своим глазам. В Хальмстеме едва сошел снег, в Кейплиге он еще лежал, а тут! Мальчик поймал себя на мысли, что всё же надо разобраться с раковиной как-нибудь поосторожней, чтоб не умирать.
У самой черты города они наткнулись на деревеньку. Кривые, из песчаника, дома оказались безлюдны, земли вокруг — заброшены. Дикие травы заполонили собой улицы. Кладбище было сровнено с землей. От местной церкви остались жалкие обломки, разъедаемые плющом. Рядом проходил старый римский акведук, в котором журчала бежавшая с гор вода.
Следуя акведуку, путешественники вышли на широкую дорогу и, пройдя мимо просторного амфитеатра, вошли в шумную Таррагону. Первый же ресторанчик, встретившийся по пути, предлагал отведать кальсотс — специально обжаренный сладкий лук-порей. Филь сразу вспомнил его вкус, потому что перемазался им в прошлый раз с головы до ног. Хозяин ресторана не знал ни итальянского, ни латинского, но быстро догадался, что от него требуется.
Через минуту они сидели с повязанными на груди слюнявчиками за маленьким деревянным столом на тесной многолюдной улице. Ожидая кушанья, Эша во все глаза смотрела на спешащих мимо людей. Ирений не так отчаянно крутил головой, но было заметно, что ему здесь тоже всё интересно. Впервые за два с половиной года, очутившись в знакомом мире, Филь ощутил себя хозяином положения.
Когда перед ними выросла гора кальсотс, обжаренных до угольно-черного состояния, мальчик первый запустил в них руку. Одним движением содрав с лука обгоревшую шкурку, он макнул пучок в соус, запрокинул голову и целиком отправил его в рот. И расплылся в улыбке, наслаждаясь позабытым вкусом. Они поглотили угощение в пять минут, безбожно заляпав свои слюнявчики черными от угля и рыжими от соуса пятнами.
В портах редко принимают чужую медь, но серебро и золото — всегда. Ирений расплатился с хозяином серебряным аспром, на что тот, взвесив монету на ладони, хмыкнул и притащил им кучу медной сдачи. По его ухмылке можно было понять, что хозяин ресторана надул их минимум втрое, но переживать по этому поводу Филь не собирался. Их ждали дела поважнее.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});