Между тем Цзин-гун, не желая более способствовать славе Конфуция, уже не расспрашивал своего ученого гостя о ритуалах и разных премудростях. Все же не оставлял он и мысли приручить луского строптивца. Он вызвал к себе Кун Цю и объявил ему: «Единственный не может пожаловать тебе титул первого советника, равного по званию предводителю семейства Цзи в твоем родном царстве. Твое место – стоять где-то между первым и третьим рангами». Предложение Цзин-гуна, конечно, не вполне удовлетворяло Кун Цю, но все же оно было лестным для человека, поднявшегося из полной безвестности. И все-таки даже такой, в сущности, чисто формальный знак внимания к гостю из Лу не на шутку встревожил старых министров Цзин-гуна. Их интересы взялся отстаивать сам первый советник правителя Янь Ин – на редкость даровитый администратор и дипломат, большой эрудит и непревзойденный мастер интриг. О его необыкновенной хитрости ходили легенды. Рассказывали, что однажды он убрал сразу трех своих соперников, подговорив правителя призвать их всех вместе к себе и одарить двумя персиками тех, кто подаст ему лучший совет, а сам устроил таким образом, что поначалу к Цзин-гуну явились только двое. Государь, выслушав их наставления, остался доволен и пожаловал каждому по персику. Но потом подошел и третий, и Цзин-гун нашел, что его совет еще лучше. Тогда первые двое со стыда покончили с собой, третий же, увидев, что он против своей воли погубил сразу двух достойнейших мужей, от огорчения тоже лишил себя жизни.
Наверное, этот рассказ выдуман, но хитрости и ума Янь Ину и в самом деле было не занимать. Подобно Кун Цю он был родом из обедневшей семьи и поднялся к высотам власти благодаря удачному стечению обстоятельств. Янь Ин и Кун Цю еще раньше виделись в Цюйфу и, кажется, понравились друг другу. Что же, между ними и в самом деле было много общего. Но личные симпатии одно, а интересы государства другое. А может быть, там были не только симпатии. Человек невероятно скаредный и к тому же горбун, Янь Ин мог попросту завидовать высокорослому и неподдельно равнодушному к деньгам Кун Цю. Как бы то ни было, Янь Ин употребил все свое красноречие, чтобы убедить своего хозяина отказаться от услуг ученого гостя. «Эти знатоки ритуалов – просто никчемные бездельники, и притом такие гордые и самонадеянные, что на них не найдешь управу. Они разоряют себя долгим трауром и пышными похоронами. А потому их предписания нельзя превращать в закон. Да и как можно доверять этим нищим бродягам власть над целым государством? С тех пор как в мире не стало мудрых царей и доблести Чжоу померкли, ритуалы и музыка пребывают в упадке. А теперь этот Кун Цю с таким усердием наставляет умению правильно держаться и одеваться и выполнять всякие церемонии, что целой жизни не хватит на то, чтобы постичь его науку, – тут потребно не одно поколение! Тому, кто захочет управлять государством, следуя его советам, некогда будет думать о главных нуждах людей».
Цзин-гун охотно согласился со своим советником: вершить дела государства Кун Цю, конечно же, не способен. Да и восстанавливать против себя своих старых помощников ему совсем не хотелось. Поэтому он в очередной раз позвал Конфуция и объявил ему: «Единственный уже слишком стар и потому не в состоянии воспользоваться твоими услугами».
Конфуций спокойно воспринял отказ Цзин-гуна: в конце концов, не он ли всегда говорил, что благородный муж никогда не отчаивается и не ропщет на судьбу, если люди его не понимают? Не затаил он обиды и на Янь Ина, достоинствам которого и позднее отдавал должное. «Янь Ин показал образец настоящей дружбы: даже в обществе старых друзей он держался со всей почтительностью», – гласит одно из высказываний Конфуция в «Беседах и суждениях». Кун Цю, кажется, просто не умел быть пристрастным в оценке других людей.
Отказ Цзин-гуна взять Кун Цю к себе на службу не успокоил циских вельмож. Кто мог поручиться, что этот эрудит, знающий толк в государственных делах, да к тому же на редкость волевой, в один прекрасный день не завоюет вновь благосклонность государя? В скором времени неприязнь столичных чиновников к гостю из Лу достигла угрожающих размеров. Кое-кто из тайных недругов Кун Цю даже намекал ему, что некоторые горячие головы в столице готовы расправиться с ним. Жить в Линьане для Кун Цю становилось все тревожнее. Ходили упорные слухи, что на него готовится покушение. Во многих домах его перестали принимать. В конце концов Кун Цю пришлось спешно покинуть Линьань и вернуться в Лу. Рассказывают, что он так торопился, собираясь в дорогу, что даже не успел поесть и прихватил с собой в повозку котелок с недоваренным рисом. Впрочем, и в этом его поступке обнаружился назидательный смысл. «Помните, как я уезжал из Цюйфу? – обратился Кун Цю к ученикам, садясь в повозку. – Я ехал как можно медленнее. Вот так надо уезжать из страны своих предков. А теперь мы отправляемся, даже не закусив. Вот так нужно возвращаться на родину!»
Как ни торопился Кун Цю вернуться домой, на обратном пути он не отказал себе в удовольствии подняться на гору Тайшань. Правда, до вершины он не добрался – это было бы с его стороны нескромно и даже, пожалуй, дерзко. Но он вдоволь побродил по лесистым отрогам священного пика. Вот так, прогуливаясь, он повстречал ветхого старца в оленьей шкуре, который весело пел песни, подыгрывая себе на цитре. Кун Цю спросил старца, отчего он так весел. И тот ответил: «У меня есть множество причин для веселья, но главные из них три. В этом мире человек возвышается над всеми существами, а я родился человеком. Вот первая причина для радости. На свете мужчин чтут больше, чем женщин, а я родился мужчиной. Вот вторая причина для радости. Среди родившихся на этом свете многие умирают, не увидев света солнца и луны и не выйдя из пеленок, а я прожил уже девяносто пять годов. Вот и третья причина для радости. Бедность – вечная спутница достойного мужа. Смерть – неизбежный конец для каждого человека. Чего же мне о них печалиться?» – «Как прекрасно, когда человек умеет быть безмятежным наедине с собой», – воскликнул Кун Цю, выслушав речь старца.
Все-таки странные истории рождала жизнь Учителя Куна. Ни остроумием они не отличаются, ни занимательностью сюжета, ни глубиной наставления. Вот и эта история учит лишь утешаться самой жизнью, и ничем иным, кроме жизни, ловить радость в простейшем и безыскуснейшем ощущении: «Я живу…» Но до такого удовольствия надо еще дожить…
«Освободившись от сомнений…»
Пробыв около двух лет в царстве Ци и не найдя себе применения ни при дворе практичного Цзин-гуна, ни в ставке никчемного государя собственного царства, Кун Цю возвращается в свой старенький домик у юго-западного угла городской стены Цюйфу. Судьба его вырисовывалась все отчетливее: он в очередной раз не снискал лавров государственного деятеля, зато вновь подтвердил свою репутацию благонравного ученого. Теперь, прожив на свете без малого сорок лет, он был в том возрасте, когда у него «исчезали сомнения» насчет того, какие силы движут этим миром. И сомнения в том, каким в этом мире должен быть его собственный путь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});