Оставив отца на попечении Энни, Сабрина и Кэнди отправились в Нью-Йорк, чтобы подготовиться к переезду. Энни уже побывала в доме и на ощупь обошла все помещения. Ей понравилась ее комната, хотя она не могла ее видеть. Ей нравилось, что у нее есть собственное пространство, и она была довольна тем, что комната Кэнди находится на противоположной стороне коридора — на случай, если потребуется помощь. Но она категорически не желала, чтобы ей помогали, пока она сама об этом не попросит. Энни то и дело сталкивалась с проблемами, но пыталась справиться сама, причем, иногда с хорошими результатами. Когда решить проблему самостоятельно не удавалось, это обычно вело к вспышке раздражения и слезам. С ней теперь было нелегко ужиться, хотя у нее для этого было более чем веское основание. Сабрина надеялась, что учеба в школе для слепых благотворно скажется на сестре. Но если нет, то с Энни еще долгое время будет очень трудно жить вместе. Депрессия отца и вспышки гнева Энни создавали в доме весьма напряженную атмосферу. К тому же Кэнди ела все меньше и меньше. Нарушение режима ее питания особенно отчетливо проявилось после смерти матери. Единственным нормальным человеком, с которым могла поговорить Сабрина, был Крис, обладавший терпением святого. Но и он был сейчас занят в крупном судебном процессе. Сабрина буквально разрывалась на части, заботясь обо всех и организуя переезд в новый дом. Это стало еще труднее, когда она снова вышла на работу.
— С тобой все в порядке? — встревоженно спросил Крис однажды вечером. Они находились в ее старой квартире, и она сказала, что слишком устала, чтобы есть. За ужином ограничилась пивом, хотя пила крайне редко.
— Я измучена, — честно призналась она, положив голову ему на колени. Он смотрел по телевизору бейсбол, а она упаковывала свои книги. Они переезжали через три дня, а на город нахлынула волна жары, с которой не мог справиться ее кондиционер. Стояла жара, Сабрина устала и чувствовала себя грязной после нескольких часов упаковки вещей. — На моих плечах непосильный груз ответственности за всех и вся. Конца этому не видно. Отец с трудом может завязать шнурки на собственных ботинках, ему не хочется ничего делать, он отказывается возвращаться на работу. Кэнди выглядит как узница Освенцима, а Энни, того и гляди, перережет себе вены, пытаясь отрезать ломоть хлеба, потому что не желает, чтобы кто-нибудь ей помогал. И никто, кроме меня, пальцем о палец не ударил, чтобы организовать этот переезд. — Сабрина еле сдерживала слезы.
— Все наладится, когда Энни пойдет в школу. — Крис пытался приободрить Сабрину, но ее слова не прошли мимо его ушей. В последнее время находиться с членами ее семьи было довольно тяжело, это беспокоило Криса, главным образом из-за Сабрины. Она несла на своих плечах тяжелый груз, непосильный для любого человека. Он чувствовал себя беспомощным и старался по возможности помочь ей.
— Если ей там понравится, и она захочет учиться, — вздохнула Сабрина. — Энни все хочет делать сама, но кое-что она просто не в состоянии делать. От своей беспомощности она приходит в ярость и начинает швырять все, что под руку попадет, в основном в меня. Похоже, нам всем нужен хороший психоаналитик.
— Возможно, это неплохая мысль. А как ты намерена поступить с Кэнди?
Такие вопросы решала она, как будто все они были ее детьми, и все зависело от ее решения. Она теперь с особым уважением относилась к тому, что мать вырастила четверых детей, да и еще ухаживала за своим мужем так, будто он был пятым ребенком. Удивительно, как ей это удавалось. Правда, пока они росли, мать ничего другого не делала. А Сабрина работала в своей юридической фирме, пыталась переехать в новый дом, ездила из Коннектикута в Нью-Йорк и обратно и старалась всем поднять настроение. Только свое собственное настроение поднять не удавалось.
— В отношении Кэнди я не предпринимаю ничего. Когда она была моложе, она обращалась к специалисту по поводу нарушения режима питания. И на какое-то время удавалось все наладить. А сейчас все снова из рук вон плохо. Могу поклясться чем угодно, что после смерти мамы она потеряла пять, а возможно, даже десять фунтов. Но она теперь взрослая женщина, ей двадцать один год. Я не могу заставить ее пойти к доктору, если она не хочет. А когда я говорю об этом, она сердится. Беда в том, что она может остаться бесплодной, потерять зубы, волосы или, еще хуже, испортить себе сердце, а то и умереть. С анорексией шутки плохи. Но она не желает меня слушать. Детей она не хочет, волосы нарастит, и они все равно будут выглядеть великолепно, а со здоровьем у нее, по ее словам, пока никаких проблем нет. Но все это даром не пройдет — рано или поздно она окажется на больничной койке под капельницей или еще того хуже. У мамы это лучше получалось, она без церемоний расправлялась за непослушание. А меня никто не слушает. Они просто хотят, чтобы я решала проблемы и не приставала к ним. Не знаю, почему все это свалилось на мои плечи, — пожаловалась Сабрина.
Оба понимали, почему все свалилось на нее. После смерти матери Сабрина осталась старшей. По характеру своему она воспринимала проблемы каждого как свои собственные и пыталась решить их, как бы это ни отражалось на ее жизни. На работе была та же картина. И сколько бы ни просил Крис относиться ко всему проще, она всегда что-то за кого-то делала «в последний раз». С того рокового дня прошло три с половиной недели, а они практически и пяти минут не пробыли спокойно наедине. Крис пытался чем-то занять отца, каждый уик-энд готовил еду на всю семью, Сабрина делала все остальное. Они вдруг превратились в родителей многодетной семьи, только детьми были не дети, а переставшие должным образом действовать взрослые. Казалось, что семья и вся ее жизнь расползаются по швам. Но, по крайней мере, Крис находился рядом. Тэмми предупреждала, что так не будет продолжаться вечно, если Сабрина не изменит отношения к своим обязанностям. Тэмми легко говорить, живя в Калифорнии, в трех тысячах миль отсюда. А Сабрина была тут, и вся ее упорядоченная жизнь, казалось, лежала в руинах. Она бросилась на кушетку и заплакала.
— Успокойся, — сказал ей Крис. — Я уложу тебя в постель. Ты измучилась. Упаковку вещей закончим завтра.
— Не могу. Приедут грузчики забрать вещи на хранение, а завтра к вечеру я должна вернуться к отцу.
— Значит, это сделаю я. А ты ложись, и никаких разговоров, — сказал он и, подняв ее за руку с кушетки, повел в спальню. Он принялся раздевать ее, и она ему улыбнулась. Крис был поистине самым лучшим мужчиной в мире. От пива, выпитого на пустой желудок, у нее немного кружилась голова.
— Я люблю тебя, — сказала она, забираясь в постель в одной лишь короткой рубашке из черного кружева, которую подарила ей Кэнди. Сама она никогда не покупала себе подобные вещи. А Крису они нравились.