Читать интересную книгу Безумные дамочки - Джойс Элберт

Мужчины повели их ужинать в ресторан, отделанный деревом и керамикой, на столе стояли цветы. Беверли села с Эдуардо, а Симона с Хорхе, но громкая музыка не позволяла разговаривать. Им приходилось шептать слова на ухо друг другу, а такой интимности Беверли не хотела, и она думала, что братья специально выбрали этот ресторан, хотя должна была признать, что еда восхитительна. Заказывали Эдуардо и Хорхе.

Сначала были пирожки с цыпленком, потом суп с авокадо, жареный ягненок, на десерт — дыня с ромом, апельсиновый сок. Беверли вспомнила, что нарушила диету военнопленного, и поклялась все исправить на следующий день. Ди-Ди много рассказывала ей о диете.

— Ты продолжаешь голодать, — поясняла Ди-Ди, — и воображаешь себя военнопленной. Все просто и очень помогает.

— Если можешь вообразить себя военнопленной, — с сомнением сказала Беверли.

Когда подали кофе, Хорхе поцеловал Симону в губы, а она страстно обняла его и ответила поцелуем. Беверли вспыхнула.

— Кажется, она напилась, — сказала Беверли Эдуардо. — Обычно она очень застенчивая.

— А вы? — соблазнительно улыбнулся Эдуардо. — Вы тоже застенчивая?

— Нет, но я замужем, — предупредила она.

Ей даже показалось, что она переусердствовала. Лицо Эдуардо помрачнело.

— Замужем? Понятно. А ваш муж… Где он?

— В Нью-Йорке, — не задумываясь, ответила Беверли.

В ту же секунду по выражению его лица поняла, что промахнулась.

— Так это далеко отсюда. Нью-Йорк.

Он рассмеялся так, будто ему удалось спасти свою жизнь от гнева мужа. Вместе с тем его настороженность исчезла, взгляд стал более значительным. Внезапно он прижался губами к ее волосам и прошептал:

— Ты такая красивая, такая красивая.

Перемена в его поведении была столь разительной, что Беверли пришла в голову сумасбродная мысль: он что, раньше думал, что она девственница, а теперь узнал, что нет?

Она так давно была девственницей и так давно не встречала девственниц, что само это слово казалось ей древним, но в стране сурового католицизма, Мексике, должно быть много нетронутых девушек из хороших семей. Кроме того, мексиканскому мужчине должно показаться странным, что женщина отдыхает без мужа. Здесь это, наверное, неслыханное дело. Она могла проследить ход его мыслей: замужняя женщина, сексуально опытная, одна, ко всему готова, а муж в трех тысячах миль отсюда.

После ужина они отправились на танцы в клуб «Хакаранда», в котором было так темно, что они едва видели друг друга. Возможно, от выпитой текилы, возможно, из-за покрова темноты Беверли начала расслабляться. Напряжение спадало, ее меньше волновало, что Эдуардо думает о ней. Он думает, что она приехала развлечься. А разве не так? Разве не для этого она приехала в Мексику? Да, отчасти, нет, нет, не для этого. Она убежала от Питера, чтобы подумать, повидать людей, которых никогда не встретит в Гарден-Сити, а не для того, чтобы найти любовника (неужто нет? — дразнил внутренний голос).

— Вам хорошо? — спросил Эдуардо после окончания танца.

Беверли была благодарна своей пятилетней дочери за то, что та научила ее танцевать популярные и в Мексике танцы.

— Я прекрасно себя чувствую, — ответила она.

И тут заметила, что пьяно склонилась на плечо Эдуардо. Ну и что, спросила она себя. Что в этом плохого? Неужели никогда не избавиться от моральных предрассудков? Для Симоны они явно не имели, никакого значения, потому что она вернулась к столику в обнимку с Хорхе.

Беверли восхищалась Симоной и завидовала ей, она хотела бы поменяться с ней местами… Ну, ненадолго. Симона не разрывалась между добром и злом, долгом и безответственностью. Она наслаждалась мгновением. Беверли хотелось того же. Больше всего на свете ей хотелось быть желанной. Она так долго мечтала об этом, и теперь ее желание сбывалось. Восхищенное внимание Эдуардо не оставляло сомнений, что стоит ей сказать слово, как в ее тусклой жизни раскроется новая, яркая страница.

Сказать это слово? Как это сделать? Беверли была замужем уже восемь лет и за это время даже не взглянула на другого мужчину (почему? — горько спрашивала она сейчас), и поэтому у нее не было опыта. Как будто хочешь поехать на велосипеде после долгого перерыва: вроде бы все умеешь, а уверенности не хватает.

— Вы очень славный, — тихо сказала Беверли Эдуардо, который уставился на нее внимательными серо-зелеными глазами, как будто говоря, что она понятия не имеет, насколько он славный, но может не волноваться, скоро он ей все покажет.

— А вы более чем славная, вы удивительная красавица, — откликнулся Эдуардо и наклонился поцеловать ее в мягкое белое горло, глаза его уставились в прорезь глубокого декольте.

Все четверо оказались в номере Беверли в «Марии Кристине». Симона хотела показать танец Римы, но клуб слишком переполнен для занятий акробатикой. В номере Беверли была большая гостиная, и, несмотря на опьянение, она понимала, что это лучше, чем маленькая спальня Симоны.

Хорхе заказал виски, лед и содовую воду, а Беверли поймала радиостанцию Лос-Анджелеса на транзисторе. Симона принялась скакать и летать по комнате. Эдуардо и Хорхе одобрительно аплодировали и свистели, а когда она особенно эффектно прыгнула, они вскочили и восторженно закричали.

Закончив танец, Симона на одном дыхании выпила бокал виски с содовой, который ей вручил Хорхе. Затем Хорхе переключил приемник на местную станцию, и комнату заполнила обволакивающая мелодия танго. Они с Симоной начали медленно двигаться.

— Потанцуем? — склонился над Беверли Эдуардо.

Мелко дрожа, она позволила прижать себя к маленькому телу. Он твердо вел Беверли в ритме танго, едва не касаясь губами ее уха, а она не могла не вспомнить фильм, в котором Кэрол Ломбард танцует страстное танго с Джорджем Рафтом, который играл кубинского танцора из ночного клуба.

— Чем вы занимаетесь? — спросила она, когда они скользили по комнате.

— Я архитектор, — прошептал он.

— А Хорхе?

— Он работает в «Дюпон». Но зачем говорить об этом сейчас?

— Я же продукт капиталистического общества, — прошептала она в ответ.

И только когда танец закончился, Беверли заметила, что Симона и Хорхе удалились в спальню. Она со смущением услышала приглушенные голоса и знакомые звуки, доносившиеся из-за закрытой двери.

— Ну-ка, стойте! — начала Беверли голосом полиции нравов.

Больше ей ничего не удалось сказать, потому что Эдуардо страстно впился ей в губы. Ее давно так не целовали, поэтому потом не могла понять, почему она ему ответила: от неожиданности или от страсти (или от того и другого вместе). Беверли чувствовала обвивающие ее мужские руки, тепло его тела, которое расплавляло ее и давало давно утерянное ощущение собственной силы.

Не сила сопротивления, а сила влечения вдохновляла и возбуждала ее, Губы Эдуардо скользнули от губ к горлу и дальше — к груди. Беверли обезумела, когда он рукой сжал вздымающуюся грудь. Ей показалось, что она теряет сознание. Не убирая руки, он снова поцеловал ее в шею, взъерошил волосы и начал целовать ухо.

Потом уложил ее на софу, снял туфли, отстегнул чулки. Он целовал ее длинные белые ноги с таким неистовством, что она даже испугалась. Нашел молнию на спине платья и расстегнул ее. Черное платье соскользнуло, как старая кожа со змеи, открывая гладкую новую кожу, покрытую только лифчиком и короткой черной рубашкой.

Волосы у Беверли перепутались. Вид у нее был диковатым. Глаза Эдуардо сверкали от восхищения.

— Обожаю рыжих, — прохрипел он.

И в эту минуту зазвонил телефон. Эдуардо попытался удержать ее, и какую-то секунду Беверли колебалась, ей хотелось, чтобы телефон замолчал, чтобы она снова утонула в море желания, пропитавшего ее до мозга костей. Звонить мог только один человек — Питер, а она так долго подчинялась его требованиям, что не могла взбунтоваться из-за какого-то незнакомца.

— Мне нужно, — сказала Беверли и на трясущихся ногах побрела к телефону.

— Дорогая, все нормально? — спросил Питер. — У тебя странный голос.

— Все нормально. — Она откинула волосы со лба и пыталась успокоить дыхание. — Как ты, дорогой? Как дети?

— Мы скучаем по тебе, но держимся, — искренним веселым тоном ответил он.

Разве возможно, чтобы он скучал по ней сейчас, когда она вне пределов досягаемости? Беверли хотела в это поверить, но сомнения не исчезали. Было ощущение, что он старательно изображает тоску, играя роль заботливого мужа.

Она взглянула на часы. В Нью-Йорке начало одиннадцатого.

— Ты дома, дорогой? — спросила она.

— Да, конечно. Где же мне быть?

— Я просто спросила. Дети спят?

— Давно уже. Передавали тебе привет. Как ты долетела?

— Без происшествий.

В другом конце комнаты с ноги на ногу переминался Эдуардо и ждал, когда она закончит разговор и вернется к нему, чтобы продолжить прерванное занятие. Беверли раздражало, что она полураздета. У нее было чувство, что Питер может все увидеть по телефону. Она знала, что это невозможно, но это ничего не меняло. И поняла, что, хотя может быть, кем захочет, все равно останется той же самой Беверли, привязанной к мужу, детям и моральному долгу. Она не знала, заплакать ей или рассмеяться.