В ходовой рубке несущегося над миром «Серебряного орла» таинственно мерцали экраны мониторов, перемигивались глазки индикаторов, светились шкалы приборов.
Егорыч, развалившись в капитанском кресле, проверил введенные штурманом координаты, полученные от Рыкова, и, зевнув, включил радио.
За его спиной командир боевой части дирижабля, майор Собинов, прогонял через тестер системы ПВО. Попискивали радары, сухо трещали сканеры. Егорыч поймал маяковский концерт по заявкам радиослушателей, и вскоре в наушниках захрипела любимая песенка капитана «Серебряного орла»: «Мы летим, ковыляя, во мгле. Мы идем на последнем крыле. Бак пробит, хвост горит, но машина летит на честном слове и на одном крыле…»
* * *
Вспыхнули огни. Завертелись колеса. Задергались весы. Залаяли псы. Пробудились сторожа.
Но поздно! Поздно!
Больше не летит над миром шепот. Не поют ковыли в степях, не клекочут орлы в горах, не играет рыба в реках. Самая длинная ночь пришла. Самая — без конца и края. Теперь шептать незачем. Теперь можно и крикнуть. И пусть воют псы, пусть плачут сторожа.
Точите мечи, крепите щиты. Мы — пришли!
Хозяйка! Идет человек! Чую поступь его, слышу голос его, вижу лицо его. Будет новый Губивец! Иглой клянусь — будет!
Одноглазый, дело твое верное! Мохнатый привел Сосуд. Скользкая ждет в Колодце. Веди Губивца, помни про Наперсток, помни и про Ножницы. Сосуд не бросай, с собой неси. Я силу в него наливать стану. Медленно. По капельке.
Очи выжги, руки обруби, сердце выгрызи — враги наши опоздали. Смети их с пути!
Хозяйка, наша воля — их смерть. Погуляем, Хозяйка! Эх, погуляем!..
Хмурятся брови, каменеют лица. Готовятся воины, и колдуны готовятся. Но знают мудрые, видят прозорливые — тяжелая будет битва…
От монотонности и однообразия дороги Илью стало клонить в сон. Зная, что нет ничего опаснее, чем уснуть за рулем, он принялся бодрить себя, размышлять, стараясь думать гладко и логично, — как будто бы писал статью или рассказ. Этот способ сконцентрироваться и сосредоточиться Илья придумал еще в армии, и он никогда не подводил.
«…Зимняя рыбалка на Волге — это не для слабаков. Любителям комфортабельно расслабиться над лункой, попивая кофеек из термоса и слушая любимую музычку, гремящую в наушниках, здесь делать нечего, — витийствовал Илья. — Надо родиться здесь, в сердце России, с детства впитать в себя настоящую, не показную любовь к этим бескрайним просторам, к этому прозрачному, словно хрусталь, воздуху, к бесшабашной удали, щедро разлитой в водах великой реки, чтобы с благодарностью принимать жизнь во всех ее проявлениях.
И среди этих проявлений зимняя рыбалка значится едва ли не в первой десятке…»
Илья крякнул от удовольствия — до чего же складно получается! — и продолжил: «Свистит холодный декабрьский ветер. Ему есть где разгуляться на просторе закованной в непробиваемый ледяной панцирь Волги. Пять-шесть километров шириной, она наводит настоящий ужас не только на тех, кто боится открытых пространств в силу физиологических причин.
Эпический размах, иррациональная ширь, ощущение реальной мощи природы — нужно уметь быть частью всего этого, чтобы не убежать уже в первые минуты со льда, чтобы не забиться в пахнущее бензином чрево оставленного на берегу автомобиля, глуша водкой эмоции и чувства.
Волгарь — это не просто географическое понятие. Не просто обозначение, придуманное, чтобы отличать человека, живущего на Волге, от, скажем, уроженцев гнилой Прибалтики, малярийного Закавказья или пропахшей гашишем Средней Азии.
Волгарь — это образ жизни и образ мыслей. Именно здешние места стали настоящим «плавильным котлом» для России. Здесь она родилась, когда ветры истории смели с лица Восточной Европы дряхлые останки Киевской Руси. И отсюда не раз накатывались на столицу волны кровавых, но справедливых мятежей и живительные струи, очищавшие страну от скверны смут и интервенций».
Усмехнувшись про себя: «Ну я и нагородил!» — Илья переключил передачу и бросил «Троллер» в затяжной подъем, за которым, он знал, уже можно было разглядеть в вечернем сумраке далекие огоньки Средневолжска.
Яна спала, уютно свернувшись на сиденье и накинув на ноги благоразумно прихваченный из дома бежевый плед. Закурив, Илья хотел продолжить увлекательное «писание в уме», но мысли сами собой перекинулись на реальные события и случаи, происходившие с ним во время предыдущих поездок в Средневолжск.
Илья вспомнил, как он первый раз приехал к Дрозду. С вечера они, как положено старым боевым товарищам, по-черному забухали, постепенно вовлекая в орбиту пьянки еще каких-то людей, друзей и приятелей хозяина. К трем часам ночи Илья практически отрубился, а в шесть уже был поднят безжалостным Дроздом со словами: «Ты че дрыхнешь, братан! Опаздываем!»
Куда они опаздывают, похмельный Илья так и не понял. С трудом запихнув свое полуживое тело в уазик-«буханку», он рухнул на жесткую скамейку в надежде поспать хотя бы в дороге, но не тут-то было! Уазик принялся мотыляться на колдобистым улочкам Средневолжска, изредка останавливаясь, и после каждой остановки в его утробу прибавлялось народу. Это были добродушные, веселые мужики, запакованные в армейские бушлаты, тулупы, телогрейки, ватные штаны и «рыбинспекторские» прорезиненные плащи с капюшонами. Каждый имел при себе объемистый рюкзак, рыбацкий ящик и зачехленный ледобур. Вскоре в уазике не то что лежать — сидеть стало тесновато.
Подхватив на выезде из города последнего рыбака, машина наконец покинула Средневолжск и рванула по заледеневшей петлястой дороге в сторону Волги.
Мужики дорогой разогревались немудрящими шутками, громко хохотали, курили и обсуждали загадочные для непосвященных вещи:
— Тюлька тощая совсем. По две придется сажать.
— Так что ж ты… Обещал: «у меня тюлька, как селедка…» Бля, просрали всю рыбалку, считай…
— Да ладно тебе, успокойся! Все путем будет…
— На Дровяной, говорят, пустой номер.
— Так там всегда пустой номер! Открыл, тоже мне, Америку. Как обычно, за остров пойдем…
— А макаронины кто пробовал?
— Я. Нормально, берет. Не так хорошо, как на тюльку, но нормально, в общем…
— Сабир рыжий в воскресенье прямо на фарватер ездил на «Буране». Грит, сел, час — пустой, два — пустой. Потом за десять минут на дрочке трех поднял. Один хороший, килограмма на два. И все…
— Да это странно, что он вообще что-то взял. Зимой кто ж на фарватере сидит!
— Только бы ветер не сменился, мужики. А то получится, как две недели назад…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});