который сообщает о неотвратимой угрозе, и людей, которые занимаются психотерапевтическим выговариванием, споря с ним. Так спорили о генетически-модифицированных продуктах, так ругались по поводу глобального потепления, да мало ли тем. Но особое место в сердце интеллигентного человека занимает кризис чтения.
Выглядит это так: кто-нибудь говорит: «Читать стало меньше, и скоро читать перестанут вообще», не важно даже, действительно ли это произнесено, интеллигентные люди обычно удовлетворяются первой частью школьного навыка — «читать и уметь понимать написанное».
Для начала интеллигентные люди принимаются спорить, и главным аргументом становятся собственные ощущения: «Нет, дети читают, вот мой племянник читает книги!» Совершенно неинтересно спорить с этим утверждением. Затем интеллигентные люди начинают вспоминать случаи из своей жизни, как они читали в детстве, как плакали над рассказом Паустовского, какого цвета была обложка у Пушкина и как хрустел снег под сапожками по дороге в библиотеку и тому подобное. Естественным продолжением этого воспоминания становится какая-нибудь пафосная фраза про чтение, обычно, как банный лист к спине, к разговору приклеивается «те, кто читают книги, будут управлять теми, кто смотрит телевизор».
В школьных сочинениях эту фразу… дальше -
https://www.rara-rara.ru/menu-texts/shagrenevoe_chtenie
И, чтобы два раза не вставать — автор ценит, когда ему указывают на ошибки и опечатки.
Извините, если кого обидел.
22 марта 2021
История про то, что два раза не вставать (2021-03-25)
Читатель: А по-моему…
Даниил Хармс.
Четыре иллюстрации того, как новая идея огорашивает человека, к ней не подготовленного. Есть чрезвычайно интересная проблема, тем не менее находящаяся как бы на периферии внимания.
Это проблема читательского отклика. В те времена, когда литература была делом священным и даже чем-то магическим, когда писателей было мало, а читателей много, сформировался некий ритуал поведения для последних. Читатель писал письмо писателю. Иногда это было публичное письмо — поздравление с юбилеем, или, наоборот, требование писателя призвать к ответу, примерно наказать или вовсе вывести к оврагу. Теперь все эти способы рефлексии сохранились, и к ним даже добавились короткие реплики в Сети.
Дальше — http://rara-rara.ru/menu-texts/kvalificirovannyj_chitatel
И, чтобы два раза не вставать — автор ценит, когда ему указывают на ошибки и опечатки.
Извините, если кого обидел.
25 марта 2021
Порча (День театра. 27 марта)(2021-03-27)
Анна Михайловна принимала маникюршу по средам — раз в две недели.
Та приходила всегда вовремя, и её ботиночки утверждались в прихожей, точно смотря носками в сторону двери.
Это напоминало Анне Михайловне покойного мужа, что всегда оставлял машину так, чтобы можно было уехать быстро, не разворачиваясь. Эту привычку муж сохранил со времени своей важной государственной службы. Так что ботиночки стояли носами к двери, будто экономя время для следующих визитов. А визитов было много.
На этот раз маникюрша хитро посмотрела снизу вверх на Анну Михайловну (выглядело это несколько комично):
— Знаете, дорогая, я ведь хожу к Маргарите Николавне…
Маргарита Николаевна была подругой хозяйки — почти двадцать лет, с последнего года войны.
Они вместе служили в театре — не на первых ролях и в том возрасте, когда первых ролей уже не будет. Да и театр был неглавный, не второго, а третьего ряда — в него ходили по профсоюзной разнарядке на пьесу про кубинских барбудос. И Маргарита Николаевна вместе с Анной Михайловной пели в массовке песню про остров зари багровой и то, что он, ставший их любовью, слышит чеканный шаг партизан-коммунистов.
С любовью бывало разное, но в личной жизни подруг было мало надежды на семейное.
Анна Михайловна жила в городе, где выросли четыре поколения её предков. Потом войны и революции собрали свою жатву, и у Анны Михайловны остался от этих поколений лишь толстый альбом семейных фотографий.
А вот подруга её приехала из псковской деревни, десять лет перебивалась с кваса на воду, выгрызла себе место в основном составе (не без помощи Анны Михайловны) и была частью партии, что состояла в оппозиции ко всякому режиссёру.
Они даже пару раз ездили вместе в круиз на пароходике — доплыли до Валаама и вернулись обратно.
У них давно была общая маникюрша, что приезжала на дом.
И сейчас эта маникюрша рассказывала страшную тайну, окружая оную тайну словами, как отряд егерей выгоняет на охотников дичь.
Она шевелила губами, и правда, выходило — страшное.
— Я случайно ухватилась за стену, там такой ковёр… Нет, коврик… Помните, такой полированный шёлк, олени, пейзаж будто в Эрмитаже, там…
Анна Михайловна ждала, и раздражение закипало в ней, как чайник на коммунальной кухне.
— И вот там куколка, а вместо лица — ваша фотография. Вся истыкана иголками! Страх какой!
Анна Михайловна перекатила эту новость во рту, надкусила и ледяным тоном произнесла:
— Всё это глупости, не верю я в это.
На кухне и вправду надрывался чайник — трубил, как Архангел в час перед концом.
— Не верите в порчу? — Маникюрша обиделась. — Ну, моё дело — предупредить.
И она начала собирать свои ванночки.
Чайник, модный чайник со свистком, и вправду надрывался — его забыл снять с плиты сосед, неопределённого возраста переводчик. Арнольд… Арнольд… Ну, просто Арнольд — без отчества. «Переводчик времени», как называли его престарелые близнецы, жившие в дальней комнате и помешанные на постоянном ремонте. Впрочем, Анне Михайловне льстило, что переводчик бросает на неё быстрые взгляды, хоть дальше этих взглядов дело не шло.
Куколка. Вот, значит, оно как — она поверила сразу, слишком многое это объясняло в поведении Маргариты Николаевны. Драматург Писемский, как рассказывал их завлит, считал, что актриса получается так — хорошенькую девушку приличного воспитания сводят с негодяем, который тиранит её и бьёт, обирает и выгоняет на мороз в одной рубашке. Из такой — говорил масон и пьяница Писемский — обязательно выйдет драматическая актриса.
Яростное желание сцены было почти материальным — ничего странного в том, что оно у кого-то материализовалось.
Подруга Анны Михайловны прошла именно такой путь, и то, что в конце концов она перешагнёт через свою благодетельницу, сама благодетельница допускала.
Так что Анна Михайловна вовсе не так была равнодушна к доносу.
Она была не удивлена, а оскорблена — только по привычке сохраняла лицо.
Чтобы беречь лицо, нужно было избавиться от эмоций. Эмоции приводят к морщинам — это она уяснила ещё в юности. Спокойствие, которое Анна Михайловна выращивала в себе долгие годы,