Читать интересную книгу Гайдебуровский старик - Елена Сазанович

– Представляю, как бывшая жена его этими хризантемами…

– А вот это уже послесловие. Меня это не касается. Я ведь только предисловие для этой семейной сцены. А занавес опускаю не я.

И все же Дина ответила не на все вопросы. Она ушла от вопросов, словно взяла меня за руку и повела прогуляться по цветочной оранжерее. Где каждый цветок имеет свое значение. Где, оказывается, есть влюбленные цветы, есть цветы смертники, есть разлучники, есть призеры. Кого только нет в оранжерее. Мне же хотелось перехватить ее руку и повести в яблочный сад. Где пахло детством и бабушкиными блинами с яблочным вареньем. Но оранжерея была возможна. Яблочный сад нет. Я как всегда проигрывал. Но меня это особенно не угнетало. Проигрывать я привык. И все же спросил по существу.

– А ведь ты свидетельствовала против меня, Дина? Хотя ты узнала меня с первого взгляда. Я никогда не забуду, как наши взгляды встретились. Знаешь, будто на дороге, сумасшедшем шоссе, где правит автомобильный бал Сенечка. И на этой дороге с огромной скоростью, превышающей все возможные пределы, столкнулись две машины. Я еще подумал, почему? Я – понятно. Но ты? Теперь понимаю. Я влюбился с первого взгляда. Ты меня с первого взгляда узнала. Но свидетельствовала против меня.

– И отказалась от своих показаний. Довольно легко, разве не так? Ладно, я узнала с первого взгляда, но разве можно поверить с первого взгляда в такое?! Вы только подумайте! Поверить и осознать!

– Увы, нет, – я вздохнул. Я признал свое поражение. – И кто поверит в такое, даже если я сдам кровь. Кто?

– Все! Во-первых, кровь на глобусе совпадет с вашей. Во-вторых, трупа нет. А в-третьих, мы заставим и Сенечку, и Косулек вспомнить старика. А Тасю вспомнить вас. Ну, хотя бы по взгляду, по манере говорить, двигаться. К тому же они действительно доверчивы и глуповаты.

– Для лжи их доверчивость впору. А такой правде доверчивость помешает. К тому же, в любом случае, ты защищаешь убийцу. Уже не важно – убийцу кого. Правда – одна, – я в упор посмотрел на Дину. Впрочем, от нее я мог ожидать любого непредсказуемого ответа. Он таковым и оказался.

– Знаете, я никогда не поверю, что вы убили. Во всяком случае, сознательно. Скорее, этот старик был способен на преступление. Во всем его облике сквозило что-то зловещее. Какой-то скрытый порок. И эти мертвые вещи, на которых он был помешан. И эта антикварная лавка, словно склеп, в котором захоронили хозяина вместе с драгоценными вещами. И он наконец-то решил восстать. Вдруг вы убили само зло?

Я не выдержал и рассмеялся. Все-таки, какой она еще ребенок! Я тут же машинально стал ощупывать зубы. Вдруг я смеюсь беззубым ртом. Перед девушкой! Так неловко! Как ни странно, все зубы были целы. Видимо, в отличие от всего остального, зубы так мгновенно состариться не могут. Хотя в обыденной, равномерной жизни, из года в год, они старятся раньше всего.

– Но есть еще, Дина. Это я насчет крови. Знаете, они могут заявить, что кровь старика антиквара и Карманова совпадали. И тогда точно не развязать узлы.

– Еще как развязать! – Дина потуже завязала цветастый шерстяной платок, наброшенный на острые плечи (как у цыганки). – Да, старик избегал врачей. Он им не доверял. И считал, что без них можно выиграть у жизни много дополнительных лет. Если хорошенько поторговаться. Он всегда торговался. А врачи, как налоговики. С ними годами не разживешься. Не знаю, насколько он прав… Но! Тем не менее, анализы его крови сохранились! И все благодаря его подружке Викентьевне. Как-то ей удалось его уломать, уговорить. Нет, вернее, обхитрить. Она сказала, что его кровь нужна для истории! Может быть, даже удастся его клонировать! Представляешь! Сыграла на тщеславии старика! Тот уши и развесил. Этакий Наполеон в глубокой старости, если бы тому посчастливилось постареть. И кому нужна его кровь? Если и Наполеона-то не нужна. Кому теперь какое дело, сколько у них было эритроцитов, лейкоцитов и тромбоцитов. Превышали они норму или наоборот. А старик был фанатично уверен, что он тоже часть истории, как и его вещи. Думаю, он глубоко разочаровался, узнав, что его забыли бы на следующий день. А его вещи нет. Поскольку они память. А он всего лишь кладовщик памяти. Понимаешь?

– А что тут не понимать, Дина? Но где эти анализы? Мне они, во всяком случае, не попадались.

– Викентьевна взяла их себе на хранение. Мол, у нее надежнее. Если со стариком что-нибудь случится (упаси боже, она и мысли такой не допускает и все же…). Так что я проникну сейчас же в ее дом. И раздобуду их. Викентьевна меня любила. И считала, что во мне кипит цыганская кровь. А от цыган можно ничего не скрывать. Они секреты уносят с собой, в дорогу. И, как правило, она со мной была откровенна. Так что мне много времени не понадобится.

Мы так заболтались, что не заметили, как подступило утро. Это было зимнее, позднее утро. Резко погасли звезды. И было еще темно, но можно было понять, что это утро. Машины стали визгливей, а люди громче.

И Сенечка зашевелился на раскладушке.

Мы подкрались к вешалке, и я набросил на Дину меховое манто.

– Ты иди, Дина. Тебе лучше уйти. Для них ты всего лишь воровка.

– А ты скажи, что цыганка. Они и поверят, и простят.

Дина выскользнула за дверь. И растворилась в заснеженной улице. Среди заснеженной толпы. И заснеженных домов. Смуглая, черноглазая она ослепительно смотрелась на фоне белого снега. И на ее черные волосы, которые она так и не покрыла платком, и на ее черное меховое манто, падал, падал ослепительно чистый снег.

Сенечка, часто моргая рыжими ресницами, непонимающе смотрел на меня спросонья.

– Вы уже на ногах, дорогой? Ну конечно, безусловно, в ваши-то годы. И спите вы, чай, не много. Почему так все несоразмерно? Несоответственно? Не по протокольному, что ли. В ваши-то годы и поспать подольше не грех. Спешить, поди, некуда. А вот мне недурно было бы спать поменьше. Столько ответственных поручений! А глаза так и слипаются. Похоже, проспал я весь караул, – виновато сказал он. Будто я его за это мог отругать.

– А куда бы я сбежал, Сеня? Мне бежать некуда. У меня никого и ничего нет.

– И это верно, – Сенечка широко зевнул и потянулся. – А мне приснилась красивая девушка. Лица не помню. Но знаю, что красивая. Она склонилась надо мной, и ее черные длинные волосы упали прямо на мое лицо. Она все время что-то шептала. Наверно, слова про любовь. Думаю, красивые слова. Ведь шепчут только про любовь? Вы как думаете, Аристарх Модестович?

Я пожал плечами. Меня это задело. С какой стати Сенечке Дина шептала про любовь?

– Не знаю, Сенечка, мне кажется, шепчут тогда, когда не хотят, чтобы кто-то посторонний услышал.

– Вот и я о том же, дорогой! Всегда не хотят, чтобы посторонние слышали про любовь. Вы как думаете, сон в руку?

– А я думал, ты Тасю забыть не можешь, – резко ответил я.

– Тася – это первое глубокое разочарование юности. Такое и впрямь не забывается, дорогой. Но очень, очень хочется, чтобы поскорее забылось. Про неприятное всегда хочется поскорее забыть. К вашим годкам, вы как считаете, я все забуду?

– Может и гораздо раньше.

До ста лет нужно еще уметь дожить, с раздражением подумал я. Сенечка вряд ли сумеет. Впрочем, почему я так разозлился на этого простодушного лопоухого парня? Если он всего лишь увидел сон, в котором непосредственно повинны мы с Диной. Если бы Дина не пришла, и сна бы никакого не было. И уж тем более, ни о каком сне в руку не может быть и речи. Если он искусственно создан. Я успокоился и примирительно улыбнулся парню.

– Тебе пора на работу, Сеня. Иначе на улице создастся аварийная ситуация. Похоже, усиливается метель.

Сенечка махнул рукой и вновь сладко зевнул.

– Приказано дождаться следователя. А я выполняю точно приказы. К тому же за меня сейчас светофор работает. Он тоже надежный постовой. Хотя на нашем перекрестке иногда барахлит. Вот вы поверите, дорогой, сколько я и в высшие инстанции обращался, вы же знаете, я человек ответственный. Сколько умоляющих писем написал. Бывало и кулаком по столу. Правда, кулак потом так долго болел. Даже по району прошелся для сбора подписей. Все как один подписались. У нас очень добросовестный район. Ан, нет! Никакого ответа! Правда один человек на должности, солидный такой человек, вы его наверно знаете, но фамилии упоминать не буду, и не просите. Так вот он и намекнул, мол, машина человека не подменит. Особенно когда не за страх, а за совесть, как я.

Сенечка даже приосанился, вытянул вперед живот. И стал выше ростом.

– Ты совестливый человек, Сенечка, – ответил я, вспомнив как сегодня ночью он «караулил» меня. Впрочем, я не в счет. Сенечка доверял мне и питал некий пиетет. Да и я с ним всегда мог договориться. Как сейчас, мы дружно договорились выпить крепкого чаю. «Чтобы проснуться окончательно», как заявил Сенечка. Мне же чай был нужен, чтобы не уснуть.

Под свист чайника и явился Роман. Стряхнул снег с клетчатой кепки английского фасона и пальто. Медленно прошел в комнату.