Читать интересную книгу Америка — как есть - Владимир Романовский

Геббельс, меж тем, обладал неплохим для атеиста вкусом и безошибочно вытаскивал из богемной шушеры таланты, которых заставлял работать на себя. Снято было множество блистательных фильмов — на сколько кинематограф вообще может быть блистательным — составивших конкуренцию голливудской «фабрике грез». Все эти фильмы работали так или иначе на пропаганду. Особенно умилительным был фильм об ирландском сопротивлении английскому владычеству.

И играла по всему миру музыка. Танцы тридцатых годов, включая модернизированное, очень элегантное танго, отличались необыкновенной красотой.

Потом была Кристальная Ночь в Германии. Это, стало быть, правительство отдало приказ бить всех евреев без разбору.

За что обиделся на евреев Гитлер? Об этом сказано и написано много, в том числе им самим. И все это якобы сложно и запутанно. На самом деле все гораздо проще. Он попросил у евреев денег. А ему не дали!

Те, кто действительно мог дать, к тому времени уже покинули страну, в основном. Как водится, под раздачу попали остальные — которым особенно давать было нечего.

Началось неимоверное свинство по всему миру. Корабли с еврейскими беженцами плыли во всех направлениях кроме, разве что, Советского Союза (беженцы, даже красные и розовые, когда дело доходило до собственно спасения жизней, как-то не очень жаловали страну-идеал в этом плане, не без причин). Никакие страны не хотели их к себе принимать. Даже Америка, не желавшая портить и так напряженные отношения с Гитлером. Уж ту тысячу душ, прибывшую к берегам Флориды — могли бы не разворачивать назад? (Все впоследствии погибли в концлагерях). Даже Англия и Франция.

Тому есть, возможно, несколько важных и веских причин.

Так или иначе, но сегодняшний цивилизованный мир, обвиняющий Германию в садизме и Холокосте, как-то не слишком часто упоминает о роли остальных стран в этом деле. Поскольку виноватых нашли, мы, естественно, негодуем. Вот они какие сволочи, эти немцы.

Ученик Артуро Тосканини, Георг Шолти, только начинал карьеру — и приехал в родной Будапешт дирижировать «Женитьбой Фигаро». Сыграли первый акт. Шолти вышел покурить, а когда вернулся, обнаружил, что зал пуст.

Что, так плохо? — удивился Шолти.

Нет, — сказали ему. — Аншлюс.

Кабинет Гитлера испытывал силы на малом — присоединил сперва Австрию. Вход немецких войск в Чехословакию никого ни в чем не убедил. Но по поводу Польши заволновалась Англия, и заволновалась серьезно. Тогда ее стали бомбить.

Первые бомбардировки Лондона были чудовищны и перепугали англичан дико. Жертв было немерянно. Собственно, это была совершенно новая тактика — бомбежка городов с воздуха. Это сподвигло избранного премьером Уинстона Черчилля на патриотическую речь.

«Мы пойдем до конца, мы будем воевать во Франции, мы будем воевать в морях и океанах, мы будем воевать с растущей уверенностью и силой в воздухе, мы будем защищать наш Остров любой ценой, мы будем воевать на пляжах, мы будем воевать в портах, мы будем воевать на улицах, мы будем воевать на холмах. Мы никогда не сдадимся, и даже если случится то, во что я не верю — даже если этот Остров или большая его часть окажется оккупированной и поразит ее голод, тогда наша Империя за морями, вооруженная и охраняемая Британским Флотом, продолжит борьбу до тех пор пока, во время, угодное Богу, Новый Свет, со всей его силой и мощью, не придет на помощь и не освободит Свет Старый».

(Англичане вскоре нашли остроумный, но совершенно бесчеловечный способ борьбы с паникой. После очередной бомбежки в поврежденный район приезжали колонны бульдозеров, сравнивали с землей все подряд, и клали сверху асфальт. Образовывались сюрреалистические площади).

Франция, готовившаяся к войне с Германией все предыдущие двадцать лет, построившая Линию Мажино, неприступную и так далее, совершенно не ожидала нападения. Немецкая армия линию аккуратно обошла, через Бельгию, и вторглась в пределы главной страны цивилизации. Франция капитулировала через две недели. Вскоре после этого в Париж прибыл сам Адольф Гитлер. В пять утра, в рассветных лучах, автомобильная кавалькада проследовала по основным туристским точкам Парижа. Гитлер выходил из автомобиля и некоторое время рассматривал — то Нотр Дам, то Оперу, то Елисейские Поля, то Латинский Квартал. С очень умным видом. Ему объясняли, чего и где тут стоит, и сколько лет, он кивал.

Из Франции бомбить Англию было значительно легче — ближе. Но случилось то, чего Гитлер не предвидел. Поскольку такое всегда случается. Англия стала сопротивляться.

К войне 1914-ого года Англия, благодаря тому же Уинстону Черчиллю, чья мама была уроженкой Бруклина, готова была лучше всех. Будучи министром флота, Черчилль переоснастил его, переведя с угля на нефть. За английскими линкорами никто не мог угнаться.

В начале Второй Мировой английская авиация оказалась странным образом лучше немецкой, и непрерывное производство новых самолетов не отставало от немецкого. Это было немыслимо. Но это было так. Ни о каких высадках на «Драгоценном камне, обрамленном серебряными волнами» речи не было. Планы были, но вялые. Любые попытки в этом направлении встречались такой плотной стеной огня, что даже у прагматичных немецких полководцев дух захватывало. К сороковому году случилось вовсе непредставимое — англичане бомбили Берлин!

Правда, Англия воевала на износ. Силы истощались очень быстро. Настолько быстро, что Черчилль счел нужным дать Рузвельту секретную телеграмму (а может это было письмо), весьма наивного содержания. Говорилось в депеше примерно следующее (за дословность не ручаюсь):

«Нам необходимо оказать помощь, Господин Президент! Ваша страна должна принять участие в этой войне. В противном случае все это может означать конец британской империи».

Наивность Черчилля иногда бывает умилительна. Как какой-нибудь горе-патриот из провинциального города, Черчилль полагал, что словосочетание «Британская Империя» имеет тот же смысл во всех уголках мира, что и в Англии. И что американцу эта Империя так же дорога, как патриотически настроенному англичанину.

У Рузвельта было очень много своих дел в это время, но, если принять во внимание его, Рузвельта, характер — он наверняка улыбнулся, когда ему это воззвание прочли. Черчилль Рузвельту импонировал, но большого ума человеком он его не считал. Как и Сталин, кстати говоря — по другим причинам.

Отметим здесь один нюанс, который всегда проходит мимо внимания историков.

Франклин Делано Рузвельт был плоть от плоти старой американской аристократии. По натуре он был весьма доброжелательный человек с хорошим чувством юмора, обожающий остроумные светские беседы. Это ничего не меняет. Представитель аристократии не может не ощущать некоего отеческого превосходства над коллегой, чья мать родилась в рабоче-мелко-торгашеском районе Нью-Йорка под названием Бруклин.

Черчилль, меж тем, очень хотел союза со Сталиным и оказывал ему разные забавные услуги — английская разведка делилась информацией с советскими коллегами по поводу намерений Германии.

Здесь следует отвлечься от описания событий и проанализировать отношение Рузвельта и его кабинета к Советскому Союзу.

До сравнительно недавнего времени президенты Соединенных Штатов выбирались в основном из властьимущего класса, либо аристократия, либо около. Возмутители спокойствия Джексон и Линкольн были исключениями, подтверждающими правило.

Отношений «между странами» не бывает, это просто красивая фраза. Бывают отношения между правительствами стран, и в этом смысле очень важно кого какое правительство считает своими.

Вот, к примеру, после Войны За Независимость, Америка установила с Англией (собственно, и не разрывала) дипломатические отношения, вполне враждебные, но с взаимным пониманием. На Революцию во Франции Америка некоторое, очень короткое время, смотрела благосклонно — пока не наладились первые дипломатические контакты. Американцы в Конгрессе поняли, что данные революционеры — вовсе не «свои». Все эти Дантоны, Мараты и компания были люди иного сословия, типичные выходцы из среды буржуа, лавочники, торговцы, мастеровые и так далее. Они не понимали языка дипломатии, на котором привыкли говорить между собой цивилизованные правительства. Они были слишком эмоциональны, нерассудительны, фатоваты. И американское правительство во главе с Вашингтоном отвернулось от революционной Франции. (Остальные европейские страны отвернулись еще раньше, Англия и Россия чуть ли не первые).

Но Революция пожрала своих детей, и к власти пришел, пусть провинциальный, но дворянин. Он был диктатор и завоеватель, но он говорил на одном дипломатическом языке с остальными правительствами цивилизации. Англия с ним воевала, но признавала его, как равного. Россия с ним воевала и чуть ли не культ из него сделала, почти одновременно. Америка с ним не воевала, но относилась с уважением.