тихо удалился, однако он не знал, что в комнате был третий человек. Михаил ухитрился взять с собой одного из личных слуг, который, услышав шаги, спрятался под кровать. Он не мог видеть лица пришедшего, но ему хватило вида багряных сапог, которые мог носить только василевс. Как только Лев ушел, он разбудил своего хозяина и охранника; второй, понимая, какая опасность грозит ему самому, с готовностью согласился помочь узнику. Под предлогом, что Михаил очень хочет покаяться в грехах перед казнью, охранник отправил еще одного надежного слугу Михаила в город, якобы для поиска священника, но на самом деле для того, чтобы собрать его соратников и организовать спасение.
Вскоре план был готов. Существовала традиция: по большим церковным праздникам хор монахов собирался у ворот дворца, прежде чем пойти в часовню Святого Стефана. В то рождественское утро, 25 декабря 820 года, задолго до первых лучей солнца, заговорщики оделись в монашеские рясы, скрыли лица под капюшонами, присоединились к певчим и пошли с ними во дворец. Оказавшись в часовне, они затерялись в темных углах. Вступительный гимн был сигналом к появлению императора, который занял привычное место и присоединился к пению. Заговорщики дождались, пока гимн дойдет до кульминационной точки, и напали. Как ни странно, Лев и совершавший богослужение священник оба надели остроконечные меховые шапки, чтобы защититься от пронизывающего холода. Первым нападению подвергся священник, и эта небольшая отсрочка дала императору возможность схватить тяжелый крест, которым он собирался защищаться. Однако через мгновение ему отрубили мечом руку у плеча, и она покатилась по полу, все еще сжимая в пальцах крест. Лев упал на землю, и следующий удар меча лишил его головы. Убийцы поспешили в камеру Михаила, где, к своему смятению, обнаружили, что не могут отпереть замки на его оковах. Нового императора Византии отнесли к трону и усадили на него в тяжелых железных ножных кандалах. Лишь около полудня во дворец прибыл кузнец с тяжелым молотом и зубилом и освободил Михаила – как раз вовремя, чтобы тот успел доковылять до храма Святой Софии на свою коронацию. Вскоре после этого останки Льва V вынесли из общественной уборной и протащили обнаженный труп до Ипподрома, где выставили на всеобщее обозрение. Оттуда его на муле отвезли в гавань, где ждали императрица и ее четверо сыновей; всех погрузили на корабль, который отвез их в ссылку на Принцевы острова. По прибытии их ждали плохие вести: новый император пожелал, чтобы всех четырех мальчиков кастрировали якобы с целью не допустить мыслей об отмщении.
Было бы большим преуменьшением сказать, что Михаил II Травл взошел на византийский трон с обагренными кровью руками. Конечно, многие другие императоры поступали так же, однако ни один не убивал своего предшественника более хладнокровно и с меньшими основаниями. У Льва V были свои недостатки, однако он многое сделал для восстановления благополучия империи, и, будь у него такая возможность, продолжал бы править твердой и уверенной рукой. Михаил мог оправдать это убийство отсутствием у Льва способностей к управлению не больше, чем религиозными мотивами, так как он разделял взгляды Льва на иконоборчество. Словом, им двигало исключительно тщеславие.
Жители Константинополя прекрасно это осознавали. Они смеялись над неотесанностью Михаила II, но и боялись его. И все-таки он оказался лучшим правителем, чем они ожидали, и его правление отмечено не грубостью и жестокостью, а крепким здравым смыслом. Руководствуясь именно им, он короновал своего семнадцатилетнего сына Феофила, сделав его соправителем. Михаил II прекрасно осознавал, что стал седьмым по счету василевсом за последние четверть века и что двое из его предшественников были низложены, двое погибли в битвах, а еще двоих убили. Кроме того, последние три из них не приходились друг другу и ему самому родственниками. Больше всего империя нуждалась в стабильности, и коронация Феофила стала первым шагом в этом направлении. Однако Феофилу самому следовало обзавестись наследником, так что вторым шагом была его женитьба на Феодоре, девушке поразительной красоты из Пафлагонии.
К тому времени империя вновь оказалась под угрозой – на сей раз со стороны военного авантюриста Фомы Славянина. Пока был жив Лев, поручивший ему командование значительными военными силами, Фома не доставлял никакого беспокойства, но, как только трон перешел к его давнему сопернику Михаилу, он принялся подстрекать народ к мятежу. На Востоке Фома объявил себя императором Константином VI, которому чудесным образом удалось избежать ослепления по приказу своей матери Ирины, и даже организовал церемонию коронации в Антиохии, которая тогда находилась в руках мусульман. На Западе Фома занял позицию ярого противника иконоборчества, надеясь таким образом завоевать широкую поддержку. Он повсюду выставлял себя борцом за права бедняков и всех, кто находился под гнетом налогов и коррумпированных чиновников. Несмотря на довольно почтенный возраст, в нем, похоже, было что-то привлекательное: его любезность и обаяние резко выделялись на фоне несвязной и грубой речи императора. Однако бесчисленные сторонники Фомы не знали, что он получал значительную финансовую поддержку от халифа аль-Мамуна, которому он вполне мог пообещать в случае успеха сделать империю феодальным владением халифата.
Этот испорченный, обидчивый и все же харизматичный человек вторгся в империю весной 821 года, и в течение нескольких месяцев всего две фемы во всей Малой Азии остались верными Михаилу II. Поняв, что у него за спиной находится практически вся империя от Арарата до Эгейского моря, в декабре 821 года Фома прошел через Фракию и осадил Константинополь. Однако жители столицы отличались от жителей Анатолии. Они сопротивлялись со своим обычным мужеством, а стены их города, как всегда, были прочными. Осадные машины Фомы не могли сравниться с катапультами и баллистами, которые Михаил II приказал разместить на крепостных валах; и, хотя он разгромил флот у анатолийского побережья, яростные зимние ветра не давали его кораблям причинить городу какой-то значительный ущерб. Когда настала вторая после мятежа зима, Фома все еще не сумел одержать ни одной крупной победы, но эта патовая ситуация могла бы длиться бесконечно, если бы не сын Крума Омуртаг, который заключил с империей тридцатилетнее перемирие и предложил Михаилу помощь оружием. В марте 823 года огромное войско болгар помчалось на юг и наголову разбило мятежную армию на равнине близ Гераклеи. Когда несколько недель спустя император выехал из столицы со своей армией, чтобы раз и навсегда разобраться с Фомой, у того уже не было сил к сопротивлению. Фома попытался применить обычную тактику притворного бегства, но, когда следовало повернуться и напасть на врага, его войска просто сложили оружие. Сумев уйти с горсткой соратников, он бежал в Аркадиополь и забаррикадировался там.
Роли поменялись: Михаил II стал