Читать интересную книгу Француженки не терпят конкурентов - Лора Флоранд

– Нет, не к этому. – Пальцы, еще блуждавшие в ее волосах, сжались, показывая его негодование. – Неужели собственная сила подействовала одуряюще на твой ум?

Слегка отстранившись, Магали с жадностью взглянула на пирожное, хотя ее губы упрямо сжались. Она пообещала ему сделку. Даже пришла сюда с таким намерением. Так почему же сейчас ей вдруг захотелось пойти на попятную?

– Магали, что, по-твоему, ты можешь потерять?

Она недоверчиво вскинула на него глаза.

– Себя.

Можно подумать, он не понимает ее страха.

– Vraiment?[109]

Его блуждающая ладонь, нежно пробежавшись по ее бедру и проскользнув по ребрам, завернула за спину и начала массировать напряженные лопатки.

– Не свою гордость. Не свое негодование. Не свою силу. Только саму себя?

Его язык, казалось, просмаковал последние слова, точно проговаривая их, он сам наслаждался вкусом ароматного пирожного, поедая его полными десертными ложками.

Если он проглотил ее за три слова, значит, ему понравился вкус.

Обиженная, она попыталась уклониться.

– А что, по-твоему, мог потерять я, Магали?

Она прищурилась. Задумчиво нахмурилась.

– Вероятно, ничего. Ты же сказал, что мой шоколад никак не подействовал на тебя.

Он пристально посмотрел на нее, пряча негодование. Сидя у него на коленях, она почувствовала, как напряглись мускулы его бедер и ладонь на ее спине, затвердели даже мышцы брюшного пресса, к которому прижималась ее рука.

– Черт возьми. Quel imbйcile…[110]

Неужели она витает в облаках? В своей «Волшебной избушке», окруженная клиентами, не способными наладить собственные жизни, она обычно считала себя самой сообразительной в сравнении с ними. Она жила в невозмутимой уверенности в себе. Безупречно независимая и неуязвимая. Пока не появился он.

– Итак. – Он поднес свое миндальное чудо так близко к ее рту, что она почувствовала губами легкую и нежную бисерную округлость малиновых ягод, защищавших таинственный ганаш и гладкость миндальных створок.

Открыв рот, она сделала первый укус, щелкнув зубами, словно изголодавшееся животное, схватившее лакомство на лету. Но, когда под нажимом ее зубов тихо хрустнули миндальные створки, Магали вдруг испытала странную слабость, погрузившись в мечтательное наслаждение вкусом. Исполненный тайны легкий хруст, блаженная нежная начинка ракушки, и через мгновение – из глубины взрыв малиновой свежести, смягченный роскошным воздушным кремом. Эротика меж двумя ангельскими крылышками. Райское блаженство, если в раю допустимо чревоугодие.

Оргазм, порожденный крохотным кусочком. Словно возбуждающие токи пробежали по всему ее телу. И проникли в сокровенные глубины. Такого вкуса она еще в жизни не знала. Вкуса, который был адресован лишь ей одной. Он настолько потряс Магали, что слезы обожгли ей глаза, а когда она их открыла, то увидела перед собой пылкий взгляд Филиппа, горящий дикой жаждой триумфа.

Их лица были совсем рядом.

Слегка повернув пирожное, он вновь поднес его к ее губам.

Теряясь под его пылким и дерзким взглядом, она не могла бы сказать, что побудило ее послушно продолжить эту дегустацию. Она не смела его ослушаться, почти потеряв способность противиться познанию еще более изысканного наслаждения. Но вместо сопротивления в ней возродилась иная – глубинная, почти подсознательная – способность. И она предпочла сдаться. Словно по одному щелчку его пальцев предпочла бы сорвать с себя всю одежду и полностью отдаться в его власть.

Она задыхалась от возбуждения, желая, чтобы он овладел ею, немедленно, прямо на кухне.

Но Филипп растягивал удовольствие. Не сводя с нее глаз, он продолжал кормить Магали. Поглаживая ладонью ее горло, глотавшее кусочки его угощения. Наблюдая, как она трепещет и вздрагивает от удовольствия, проглатывая по частям сокровенное фруктовое сердце, покрытое нежным ганашем.

Он скормил ей все до последней крошки. Проведя лепестком розы по ее губам, он положил его ей на язык. Собрал следы крема с ее губ и заставил слизывать их со своих пальцев. Не сам ли он говорил, что готов привязать свои руки к кровати? Власть его достигла над ней абсолютной силы и не могла бы стать больше, даже если бы Магали защелкнула на себе рабский ошейник и вручила ему поводок.

В сущности, едва подумав о чувственном смирении, она настолько растворилась в нем, что жаждала лишь одного, жаждала обнажиться перед ним, согласная исполнить любое его желание.

По-прежнему не сводя с нее глаз, он окунул только что тщательно облизанный ею большой палец в чашку с еще теплым шоколадом и с чувственной медлительностью сам облизал его.

Потом рука его исчезла из поля ее зрения, и она почувствовала, как его ладонь проскользнула под ее брюки, и блуждающие пальцы нащупали клитор. При первом же прикосновении Магали издала стон и, изогнувшись, припала к нему. Ее веки опустились, но его глаза продолжали наблюдение. Она чувствовала на себе их пылающий затуманенный взгляд.

Он крепко прижал палец к ее эротической точке, и почти в ту же секунду она достигла оргазма и в безудержном взрыве эмоций уткнулась лицом в его плечо, вцепившись в него зубами.

И тогда он рассмеялся. Он смеялся в полнейшем счастье обретенной победы. И, прижимая к себе ее содрогающееся в пульсациях тело, он сам сотрясался в приступе первобытного смеха, смеха победителя.

Глава 26

Когда биения тела Магали затихли, Филипп начал раздевать ее. Шелковая блуза, проскользнув по разгоряченному, увлажнившемуся лицу, коснулась пухлых приоткрытых губ, которые уже не нуждались ни в каких соблазняющих и дразнящих ласках, а жаждали сомкнуться на твердой и несгибаемой мужской плоти. Вобрать ее в себя и довести его до состояния такой же полной беспомощности. Оставив на ней бюстгальтер, он проник под кружевную ткань и, слегка пощипывая ее соски, дождался возмущенного вопля, после чего сдвинул вверх тесные чашечки, выпустив на свободу груди.

Снимая с нее брюки, он безжалостно оторвал Магали от себя и поставил на ноги, глядя, как ее груди соблазнительно покачиваются перед его губами. Ему понравились ее черные кружевные трусики. И он также предпочел оставить их на месте.

– Боже, как жаль, что ты сегодня без своих головокружительных каблуков, – прошептал он, сжимая ее увлажнившееся лоно, словно хотел выжать сок из лайма, и когда очередная волна наслаждения сотрясла ее тело, убрал руку с ее поблескивающих трусиков. – Сейчас они оказались бы весьма кстати.

Приложив ладони к внутренней стороне ее бедер, Филипп раздвинул пошире ее ноги и оценил увиденное мимолетной и хищной львиной усмешкой.

Однако, уже достигнув одного оргазма, Магали, слегка покачиваясь, почувствовала гармонию собственной власти. Ведь он еще не получил никакого облегчения. И не мог скрыть своего крайнего и совершенно очевидного возбуждения. Возможно, никогда в жизни он еще не нуждался ни в чем так отчаянно, как нуждался сейчас в ней.

А она в своей полной доступности перестала чувствовать себя уязвимой.

Теперь у нее исчезло ощущение беззащитности.

Безусловно, она сознавала свою наготу. Но осознавала, что как раз в ней заключается ее сила. Словно нагота являлась абсолютно великолепным и естественным образом существования. Отчасти она казалась себе леди Годивой[111]. Осознавая, что полная неуязвимость собственной гордости и достоинства позволит ей пройти обнаженной сквозь городскую толпу, абсолютно игнорируя возможные фривольные взгляды и шуточки.

Ее обнаженные груди по-прежнему соблазнительно покачивались перед его губами, хотя сама она, не сдвигая с места ног, наклонилась и стащила с него футболку через голову.

– Да-а, – выдохнул он, вскинув руки и с удовольствием потянувшись, отчего сразу рельефно обозначилась крепкая мускулатура его торса.

Магали отметила и широкий разворот его плеч, и узкую талию, и легкую поросль мягких кудрявых волосков на груди, казавшихся более темными в сравнении с золотистой львиной гривой.

– Да. Господи. Переходи в наступление.

Но, продолжая держать инициативу, он вскочил на ноги, подхватил ее за талию и, развернув словно куклу, вынудил упереться руками в край стола.

Мгновение назад она чувствовала себя вполне защищенной. Но теперь увидела за огромным окном огни уличных фонарей.

– Никто нас не видит, – прошептал он, прижимаясь к ее ягодицам, и Магали ощутила жизнь его скрытого джинсами пениса, казалось, пытавшегося найти заветный путь по задней полоске ее трусиков «танга».

Она стала послушной куклой, его марионеткой; он мог делать с ней все, что захочет. Вернее, она могла позволить ему все. Целую ночь исполнять любые его желания.

– Этого следовало ожидать, – внезапно сказала она и, резко развернувшись, сама прижала его спиной к столу. Теперь она вынудила его упереться руками в край столешницы, и они ухватились за него с такой силой, что побелели костяшки пальцев.