Путь Хантера был извилист и долог.
Он познал столько боли и страха, сколько не предполагал выдержать.
Сейчас, глядя на Дарлинг, он мучительно переживал те, прошлые воспоминания.
Приступ гнева ширился, и он хрипло произнес:
– Дарлинг, зайди ко мне позже.
– Но… – Она резко встала.
– Я прошу – позже!
Глаза Титановой Лозы сузились.
– Тебе больно?
– Оставь меня! – уже не попросил, а выкрикнул Хантер. На его губах внезапно выступила пена.
Дарлинг шагнула к двери, открыла ее:
– Дежурного мнемотехника! Срочно!
Командор без сил рухнул в кресло. Он уже практически ничего не видел, дикая боль вкручивалась в мозг раскаленной спиралью, кромсая личность, смешивая воспоминания в адский, фрагментированный коктейль.
Он не ощущал, как Дарлинг вернулась, присела подле, стянула перчатки и коснулась его висков. Под кожей Титановой Лозы, на подушечках пальцев проступили пятнышки красноватого свечения – это активировались биотехнические импланты.
Она хотела лишь успокоить его боль, унять взбесившихся от внезапного всплеска синоптической активности скоргов, но процесс с первых секунд вышел из-под контроля.
Дарлинг застыла в напряженной позе.
Пятнышки света под ее пальцами начали пульсировать – между Титановой Лозой и командором образовалась двухсторонняя связь. Пытаясь обуздать спорадический всплеск активности скоргов, она не подумала о защите собственного рассудка, пренебрегла ею и получила обратный удар.
Туманные образы, обрывки воспоминаний, принадлежащие командору, внезапно вторглись в ее разум.
От напряжения ее тело выгнулось, теперь, забирая часть боли, удерживая скоргов от всплеска губительной активности, она неосознанно вторглась в святая святых, коснулась памяти Хантера, которая в этот миг извергалась, будто вулкан, выбрасывая в облаках праха хрупкие, контрастные, неподвластные времени образы…
* * *
Наденька!..
Безысходный вопль рвался из глубин сознания Хантера. Смутные тени ткали полотнище воспоминаний. Прах сгоревших дотла жизней клокотал, сжигая рассудок командора.
– Хистер! Хистер! Хистер!
Длинные тени бились о стены, искажаясь в свете факелов.
Крепко сбитые бритоголовые фигуры. Непонятные символы, на стенах граффити.
Молодые парни. Незнакомые лица. А среди них – командор, молодой, еще не измененный, чужой, непонятный, вызывающий неприятие, но не обликом, а неким внутренним содержанием.
На небольшом возвышении – незнакомец. В его глазах бешенство. Слова, непонятные по смыслу, звучат отрывисто, будто лай. Его жесты резки, голос истеричен.
Собравшиеся вокруг ведут себя как безумцы, пораженные скоргами. Они выкрикивают хриплые фразы, с надрывной монотонностью выплескивая волны ненависти, их энергия направлена на разрушение, молодые, крепкие парни, без следов явных изменений, похожи на остервеневших собак, рвущихся с цепи, готовых порвать ее, лишь бы выплеснуть избыток эмоций, дать волю дрожащим мышцам.
– Мы не потерпим полукровок на нашей земле! – Голос незнакомца срывается на высоких нотах. – Мы очистим наш город от скверны!
Толпа, собравшаяся в полуподвальном помещении, начинает скандировать:
– Хистер! Хистер! Хистер!
Он вытягивает шею, так что напрягается каждая жилка:
– Смерть!
Слово – как нажатие спускового крючка.
Толпа – словно горсть патронов, вставленная в обойму, – призыв вожака выстреливает молодых парней в теплую мглу ранней осени.
Они готовы убивать.
Хистер, пошатываясь после произнесенной только что речи, последним выходит из подвала. Свет факелов уже растекается по переулкам. Красные точки отражаются в расширенных зрачках Генриха Хистера, пляшут в них, как чертики.
Он нервным движением достает сигарету, прикуривает, не замечая, что пальцы дрожат.
Смерть…
Он не обязан участвовать в погромах. Его дело – завести толпу, хотя со временем он понемногу и сам начал верить в придуманную идеологию, поднявшую его, не на вершину Олимпа, конечно, но на холмик, откуда вполне комфортно плевать на жизни других.
Рядовые боевики пусть занимаются грязной работой. Кесарю – кесарево. Они устраивают погромы, он же снимает сливки финансирования, прикрывает бойцов от преследования закона, «разруливает» спорные ситуации, все более утверждаясь в собственной значимости и исключительности.
Сигарета в дрожащих пальцах дотлела до половины.
Сейчас начнется. Сейчас…
Первый удар он пропустил. Ожидая глухих отдаленных хлопков, смутного и невнятного отголоска криков, ну, в крайнем случае, отсвета пламени, Хистер лишь разинул рот, когда по улице внезапно прокатилась судорога, он отчетливо видел, как волна разрушений, начавшись где-то на окраине города, вдруг безо всякой прелюдии вздыбила несколько кварталов, рассыпая здания, кроша кирпич и бетон, поднимая густые, непроницаемые для взгляда облака пыли, будто с невидимой горы неслась, сметая все на своем пути, всесокрушающая лавина…
Он даже не успел испугаться.
Сигарета выпала из пальцев, а в следующий миг судорога, ломающая асфальт, выбила землю из-под ног, швырнула его, как тряпичную куклу, ударила головой об осыпающуюся стену дома, а затем, будто передумав убивать, спиной втолкнула тело в тот самый полуподвал…
* * *
Дарлинг все еще держала пальцы у висков командора, кружа в пучине его обрывочных воспоминаний, когда два мнемотехника, при поддержке биоников, вторглись в процесс, вырвали ее сознание из смертельно опасного омута.
Чьи-то руки поддержали, помогли встать.
Открыв глаза, она несколько секунд отчужденно смотрела на командора, а затем, все еще находясь в плену полученных впечатлений, тихо спросила, обращаясь в пустоту:
– Кто-нибудь знает, у командора есть дочь?
Тишина.
– Она погибла во время катастрофы, – раздался за спиной знакомый голос.
Лоза обернулась.
На пороге стоял Приор Глеб. Его броня, покрытая влагой, немо свидетельствовала, что глава капитула Соснового Бора только что проделал долгий путь.
– Что тут происходит?
– У Хантера случился припадок. – Титановая Лоза отвернулась. – А ты не знаешь, как ее звали?
– Надежда, – сухо ответил Приор. – Если у тебя нет больше вопросов, позволь я…
– Есть. – Дарлинг, если ее что-то интересовало, умела быть упрямой. – Ты лично знаком с Хистером?
– Смотря какого Хистера ты имеешь в виду.
– Не уходи от ответа. – Титановая Лоза не собиралась отступать. – Мне интересен лишь один Хистер. Его знал командор. Еще до катастрофы, – добавила она.
– Он сказал тебе? – прищурился Глеб.
– Да, – кивнула Дарлинг. – Может, и не хотел, но сказал. Я видела – они были вместе в ту ночь…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});