Шибаев гнал машину, выбирая пустынные улицы подальше от центра города. Дважды проехал на красный свет, что, похоже, становилось уже привычным. В Посадовке он был через двадцать четыре минуты после звонка Инги. Подъезжая, он видел, как отвалил от разбитой стеклянной будки последний автобус. Единственный пассажир сидел позади шофера. Шибаев припарковал машину у щербатой бровки, заглушил мотор и выскочил в теплую светлую ночь. Вокруг было тихо и безлюдно. Светила луна. Казалось, она летит по ночному небу сквозь неподвижные легкие облака, а облака стоят на месте. Инги нигде не было. Отгоняя дурные предчувствия, Шибаев побежал к деревьям, повторяя:
– Ну что за пацанизм! Инга! – позвал он негромко.
Под деревьями никого не было. Он вернулся на автобусную остановку – по-прежнему никого. Подошел к изрезанной скамейке – никаких следов борьбы, оторванных пуговиц, оброненной губной помады, ничего. Растерянно оглянулся. Она уехала, подумал Александр, не дождалась, и ринулся на машине за автобусом, хотя прекрасно помнил, что автобус был пуст. Догнал расхлябанный вонючий автобус на повороте к инструментальному заводу и убедился, что Инги там нет. В салоне был мужик, который сидел за шофером, и двое новых. С трудом подавляя растущую панику, Александр вернулся в Посадовку, смутно надеясь, что Инга ждет его там и они странным образом разминулись. Он стал звать ее, почти зная, что это напрасно, не желая верить, что произошло страшное и непредвиденное. Непредвиденное? Детективные игры до добра не доводят. Звонить Тротилу? Поднимать по тревоге оперативников? Он метался по скупо освещенному поселку, испытывая страх, беспомощность, растущее бешенство.
Наконец догадался позвонить, но Инга не ответила. Он тыкал в кнопки телефона снова и снова, но ответом ему была тишина…
Он чуть не проехал нужный дом и резко затормозил. Праздник, видимо, уже закончился. А если нет, тем лучше. Значит, выступление будет публичным. Он рванул ручку третьей справа двери. Она легко распахнулась, видимо, была не заперта. На него с удивлением уставились три пары глаз: пьяненькие – Хабалкины, удивленные – старика и испуганные, как ему показалось, молодого человека в инвалидном кресле. Хабалка копошилась у стола, старик сидел, привалившись к спинке дивана, Вася – у компьютера. Мирная семейная идиллия. Гости уже разошлись.
Шибаев бросился к Васе, схватил его за шиворот и почти выдернул из кресла.
– Где она? – рявкнул он.
– Не тронь! – завопила Хабалка, швыряя на стол тарелку и бросаясь к ним. Тарелка со звоном разбилась.
– Позвольте, – начал было старик, приподнимаясь с дивана. – Кто вы, собственно, такой? Что вам нужно?
– Где Инга? – кричал Шибаев. – Говори, сука!
Он с силой тряхнул Васю. Тот, испуганный, задыхался, всхлипывая, хватал воздух широко раскрытым ртом и не пытался вырваться.
– Отпусти! – резанул слух визг Хабалки. – Отпусти, паскуда! Убью!
В следующий момент все завертелось перед глазами Шибаева. Перед тем как потерять сознание, он увидел сноп ослепительно белых искр. Удара он не почувствовал. Хабалка держала в руках тяжелый керамический жбан, которым приложила по голове непрошеного гостя. Поставив кувшин на пол, она прижала к груди голову сына.
– Сыночек, Васенька! – кричала она. – Да что же это такое? Тебе больно? Паскуда, падла! – Она пнула ногой распростертое на полу тело врага.
Вася, с ярко-малиновым румянцем на скулах, отводил ее руки, повторяя:
– Успокойся, мама. Все хорошо, успокойся.
– В чем дело? – в который раз беспомощно повторил Станислав Сигизмундович. – Кто этот человек? Вы его знаете? Что ему нужно?
Ни Вася, ни Хабалка не отвечали, словно не слышали вопросов старика.
– Васенька, Васенька, – повторяла Люська слезливо, – сыночек, родненький, да что же это? – В голосе ее сквозь злобу пробивалась растерянность.
Шибаев зашевелился, открыл глаза, с трудом сел, упираясь руками в пол. Троица со страхом смотрела на него. Он пощупал голову, поднес руку к лицу – кровь!
– Беги, сыночек, беги! – вдруг взвизгнула Люська, дергая сына за руку. – Беги! Я его придержу!
С этими словами она рухнула на сидящего на полу Шибаева, придавив его своим изрядным весом. Он лежал под ее тушей, чувствуя себя заживо погребенным. Не церемонясь, спихнул Хабалку с себя. Она перекатилась на пол и осталась лежать, неподвижная, как колода. Вася метнулся к окну, оглянулся на них, перемахнул через подоконник и исчез.
Изумление, отразившееся на лице старика, не поддавалось описанию.
– Люсенька, – пробормотал он, – Люсенька, что это все значит?
Он попытался поднять ее с пола. Люська вырвалась из его рук, воя, подползла к Шибаеву:
– Все отдам! Все! Золото, деньги, все! Ничего не пожалею! Спаси сына, слышишь?
– Люсенька! – напрасно взывал Станислав Сигизмундович. – Что происходит?
Шибаев с трудом освободился из ее цепких рук и бросился вслед за Васей. Да где там! Того и след простыл. Шибаев выбежал на дорогу, остановился, прислушался. Все было тихо. Ни ветерка, ни шелеста листьев, ни треска ветки под ногой. Ничего. Луна светила. Черные тени лежали на земле. Шибаев вернулся в комнату так же, как и выскочил, – через окно. Хабалка, закрыв лицо руками и раскачиваясь, сидела на полу. Александр схватил ее под мышки, с трудом приподнял. Она висела у него на руках, мигом постаревшая, с бессмысленным лицом, изо рта тянулась нитка слюны. Он усадил ее на диван.
– Послушайте, я сейчас же вызываю полицию…
– Не надо! – сказала Хабалка неожиданно осмысленно. – Не надо. Он порченый, мой сыночек, пожалей, Христа ради! Не губи!
– Вы знали, что он ходит? – Дурацкий вопрос, принимая во внимание ее крик: «Беги, сынок!» Шибаев соображал с трудом, голова после удара шла кругом, затылок был налит свинцом.
– Он дитя, не понимает, что творит. С него спроса нет. Я, я отвечу! – она била себя в грудь мощным кулаком, повторяя: – Я! Я!
– Вы знали, что он ходит? – упорно повторял Шибаев.
– Знала…
– Люсенька, как же так? – Вид у Станислава Сигизмундовича был совсем больной. – Васенька умеет ходить? И ты знала? Как же это?
Люська перевела глаза на старика. Сползла с дивана и на коленях двинулась в его сторону. Привалилась к нему, обхватила его ноги, прижалась к ним лицом и заголосила:
– Сташек, не уберегла я нашего сыночка! Моя вина! Прости! За грех наказана, за беспутство!
– Люсенька, – сказал печально Станислав Сигизмундович, – Люсенька, встань. Успокойся и рассказывай. – Он усадил ее на диван, принес рюмку коньяку, заставил выпить. – Успокойся. – На Шибаева он не смотрел и, казалось, забыл о его присутствии. – Ты знала, что Васенька может ходить?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});