жизнь заставила, и мне пришлось стать доктором биологических наук.
Эта рецензия и совет К. М. Эфрона так повлияли на мое мировоззрение, что я решил, как мне казалось, только на некоторое время изменить направление выбранного жизненного пути.
Дело в том, что после защиты кандидатской диссертации по рекомендации Рады Никитичны Хрущевой (Аджубей) я поступил на работу в отдел науки газеты «Известия» под общее начало А. Аджубея, которого я так никогда и не видел.
В момент получения рецензии я весь в радужных надеждах работал журналистом под прямым руководством начальника отдела науки Г. Н. Остроумова. Более того, отдел науки назначил меня куратором от центральной редакции для общего контроля за создавшейся тогда «Неделей». Там мы и сотрудничали «творчески» с Сашей Черным.
И вот я принял решение бросить карьеру журналиста, с такими блестящими перспективами, с зарубежными поездками, и «уйти в науку», хотя некоторые мои рассказы уже были напечатаны в журнале «Знание – сила» и в газете «Неделя».
– Мотивируйте, – сказал Г. Н. Остроумов. – «Известия» – это такой орган, который корреспондентом не только за границу, но и в Магадан.
– Видите ли, Георгий Николаевич, я жить не могу без журналистики.
– Начало неплохое. Интересно, как вы вернетесь дальше?
– Но я не могу жить и без науки. Профессиональные занятия журналистикой исключают научную работу в области естественных наук. В то же время работа в науке может даже помочь мне сформироваться как профессиональному журналисту.
– Оракул, – сказал Г. Н. Остроумов, – давайте ваше заявление, и желаю вам успехов в науке!
В науке действительно начались успехи, и работа оказалась столь захватывающей, что времени на занятия журналистикой ни оставалось. Всего через 5 лет (в 1966 году) на открытом заседании ученого совета биолого-почвенного факультета МГУ я защитил докторскую диссертацию, а в 1968 году мне присвоили звание профессора по специальности «биофизика».
Решающим фактором оказалось сделанное под руководством профессора МГУ Б. Н. Тарусова в 1961 году открытие прижизненного свечения тканей животных и человека: печени, мозга, сыворотки и плазмы крови (Биофизика. – 1961, № 4).
Об этом открытии одного из физических полей (биополей) мы доложили на Первом учредительном всемирном биофизическом конгрессе в 1961 году в г. Стокгольме (Швеция).
Экспериментальное обнаружение нами квантового явления спонтанной биохемилюминесценции в тканях, в клетках и биологических жидкостях млекопитающих означало создание новой области биологии – квантовой биологии животных тканей и клеток. Как и всякое новое теоретическое и экспериментальное достижение, оно привело к практическим результатам.
Работа втягивала и опьяняла. Одно за другим мы получали авторские свидетельства: на диагностику криза отторжения трансплантированного (пересаженного) органа (впервые в мире); на дифференциальную диагностику (распознавание) ранних стадий туберкулеза и рака легких; на диагностику аллергических заболевании с экспресс-методикой выявления аллергена; на диагностику лейкоза; на профилактику отечной болезни и т. д.
В творческом плане оказалось необходимым осознать биологическую роль таких активных молекулярных форм, как электронные возбужденные состояния (ЭВС), и создать теорию одного из физических (светового) полей (биополей) животных и человека.
Уверен, что обнаружение нами в 1961 году квантовых явлений в тканях животных и создание квантовой биологии животных и человека поставило столько задач и открыло столько перспектив в деле познания жизни, что на их решение и осуществление потребуется несколько столетий. Во всяком случае, организованные мной с 1965 по 1990 годы семь Всесоюзных конференций, в каждой из которых участвовали сотни представителей Академии наук СССР, Академии медицинских наук СССР, ВАСХНИЛ и университетов, показали, что работа только начинается (см. статью «Об авторе»).
Проблема оказалась настолько сложной и обширной, что у меня нет никаких иллюзий: решить ее до конца жизни я не успею. Однако считаю своим величайшим достижением то, что участвовал в рождении этой проблемы, сумел показать ее значение и привлек к работе по созданию квантовой биологии животных тканей и клеток сотни вузов, НИИ и практических учреждений (пусть теперь они не спят). Для создания и осмысливания каждого очередного этапа исследований необходимо много читать. Для приведения к квантовым критериям приходится по-новому рассматривать и старые известные, и вновь открываемые биологические закономерности и явления. И я снова чувствую себя тем юным соискателем, который заталкивает себе в голову массу знаний и получает из этой головы логические решения в юмористической форме.
Только по истечении десятилетий начинаешь осознавать, что дает юмор в понимании биологии и других наук. Это, очевидно, самое серьезное, что есть в нашем арсенале, ибо юмор лежит в основе здравого смысла.
Тем не менее рассказы потихоньку накапливались, и я трижды пытался опубликовать их, выбрав 3 разных пути:
1. Хождение по издательствам (издевательствам)
Естественно, я отправился по руководителям. Сначала в отдел научно-популярной литературы издательства «Наука», где меня хорошо знали, так как там еще в 1967 году была издана моя научно-популярная книжка «Живое свечение». Но в данном случае даже ученая степень доктора наук не помогла. Меня отправили в издательство «Молодая гвардия» в серию «Эврика», где 26 июля 1984 года за? 3020 моя рукопись была принята в «Отдел писем» на официальное рассмотрение. Однако и оттуда меня переправили далее во многие другие издательства.
Ответы были удивительно однотипны без вариантов. Руководители художественных отделов в один голос утверждали, что мой жанр не по их профилю, у них такого нет, и отправляли в отделы научно-популярные.
Научные отделы также заявляли, что у них такого жанра не только нет, но и быть не может. Они предлагали изъять из рассказов быт, лирики, юмор и оставить только чистую науку.
Итак! Отказ был полным ввиду того, что такого жанра в официальной советской литературе не оказалось. Того, что я написал, просто официально не существовало. Ну не было соответствующего по жанру отдела или редакции. Нет и все. А существующим профилям я не соответствовал, не влезал в их прокрустово ложе, и каждый начальник тут же собирался у моих рассказов что-то обрубать.
Однако рукопись существовала как реальная, объективная истина. Самое непостижимое заключалось в том, что во всех отделах – художественных, публицистических, научно-популярных – сами специалисты-руководители с удовольствием рассказы читали, одобряли, обязательно смеялись и тут же отправляли в другую редакцию.
Причина простая – несоответствие уровня рассказов интеллектуальному и общеобразовательному уровню журналистов или степени их ответственности перед народом под бюрократическим предлогом несоответствия жанру.
Как ученый, я сделал и свой вывод, исходя из двух положений. Во-первых, литература (настоящая литература) – это наука или отрасль более широкой науки. (Прилипших к литературе, как и к другим наукам, при определении приходится исключить). Если так, то