Читать интересную книгу Пионовый фонарь: Японская фантастическая проза - Огита Ансэй

— Господин Хагивара был добр к тебе и ко мне, давай же проводим его к месту упокоения…

Покойника обрядили и схоронили у храма Симбандзуй-ин.

Чтобы скрыть свое злодеяние, Томодзо решил переехать в другое место. Но как это сделать, чтобы никто не заподозрил неладное? Он долго ломал над этим голову, прикидывал так и этак и наконец придумал. Он стал рассказывать соседям о том, что к господину Хагиваре хаживали привидения. «Сам видел, — говорил он. — Приходили два привидения, молоденькая женщина в прическе симада и женщина постарше с фонарем в виде пиона… Кто их увидит, тот через три дня умирает. Страшно мне здесь жить, сил моих нет…»

Соседи пошли приделывать к этим россказням хвосты, к хвостам еще хвосты, и начали люди толковать, будто к господину Хагиваре привидения наведывались целыми толпами, а у источника в Нэдзу по ночам слышен женский плач. Наконец Хакуодо Юсай, будучи человеком робким, не выдержал и переехал в Канда на улицу Хатаго. Томодзо только того и ждал. Заявив, что страха больше вытерпеть не может, он вместе с О-Минэ переселился в родные места — в уезд Курихаси, через который идет дорога Накасэн-до.

Глава 17

Рассудив, что на сто рё, полученные от привидений, можно начать новую жизнь, Томодзо через своего приятеля, погонщика лошадей Кюзо, приобрел за двадцать золотых добротный дом, благо цены в те времена были дешевы, и под именем Сэкигутия Томодзо открыл на пятьдесят золотых мелочную лавку. Первое время муж и жена работали усердно. Приобретали товар дешево, продавали тоже дешево, так что о них прошла добрая слава. Стали говорить, что у Сэкигутия-де товар хороший да дешевый, покупать к ним сходились со всей округи, и дела у них процветали.

Но разве не справедливы золотые слова древних: «Боги не мешают процветанию смертных. Добиваясь процветания, человек побеждает небо, но вот он достиг желаемого, и небо побеждает его». Никогда еще не было и никогда не будет так, чтобы шальные деньги принесли добро. К апрелю следующего года Томодзо уже забыл про прежнее свое нищее житье, и захотелось ему пороскошествовать. Захотелось шелковых одежд с гербами, захотелось парчовых оби, захотелось кожаной обуви. Как-то раз, попивая вино в харчевне «Сасая», приметил он там одну красотку служаночку. Девка эта была собой приметная, лет двадцати семи, а на вид не больше чем двадцати четырех, и сердце Томодзо затрепетало. Поднявшись на второй этаж, он стал расспрашивать хозяина об этой служанке и узнал вот что. Не так давно в этом доме остановились путники, муж и жена. Муж, как стало известно, самурай, был где-то ранен в ногу, да так тяжело, что не мог стоять. Прожили они при харчевне довольно долго, вконец проелись, и поскольку кормить их за свой счет стало накладно, хозяин нашел им домик у дамбы, а жену взял в харчевню служанкой. Так они теперь и живут на ту мелочь, что зарабатывает жена. Выслушав хозяина, Томодзо решил, что за деньги эта баба разрешит все что угодно. В тот вечер он одарил ее несколькими медяками и ушел восвояси, однако с тех пор зачастил в «Сасая», принялся красотку улещивать, не жалея ни денег, ни слов, и в конце концов сошелся с нею.

Женщина эта была, конечно, О-Куни. Убив и ограбив Иидзиму Хэйдзаэмона, она вместе со своим любовником Миянобэ Гэндзиро бежала из Эдо к родным в Этиго. Но оказалось, что родных ее там больше нет. Не зная куда деваться, они долго блуждали по тракту Осюдзи, вышли на дорогу Симокайдо и еле живые добрались до Курихаси. Благодаря заботам хозяина харчевни им удалось продержаться еще немного, а затем О-Куни и вовсе опустилась, и тут ее нашел Томодзо. Хитрая и злобная О-Куни сразу поняла, что это скоробогач и из него можно извлечь пользу, поэтому позволила ему склонить себя к любовной связи. А Томодзо в свои сорок с лишним лет вообразил, что эта молодая красавица в него влюбилась, совсем потерял голову и проводил в «Сасая» все ночи напролет.

Между тем его жена О-Минэ места себе не находила от ревности и едва сдерживала себя, стесняясь прислуги. Однажды, заметив погонщика Кюдзо, проходившего мимо лавки со своей лошадью, она окликнула его:

— Эй, Кюдзо, что же это ты проходишь и не заглянешь к нам?

Кюдзо остановился.

— Здравствуй, хозяйка, — сказал он. — Это верно, давно у вас не был. И рад бы заглянуть на минуточку, да вот, видишь, спешу, груз тут надо в одно место отвезти. Нет, никак не могу. Спасибо тебе еще раз за деньги, что дала мне тогда…

— Ладно, ладно, не выдумывай, ты ведь нам все равно что родственник… Может быть, все-таки зайдешь? Я бы тебе чарку поднесла…

— Что, чарку? В таком разе зайду, прошу прощения… — Кюдзо, не мешкая, привязал лошадь возле лавки и с черного хода вошел в комнаты. — Меня теперь все любят, как я есть вроде бы родственник вашему хозяину… Богач он стал с прошлого года, вот я и задираю нос.

О-Минэ завернула в клочок бумаги несколько монет и протянула ему.

— Вот, возьми, — сказала она. — Парень ты хороший, купишь себе что-нибудь.

— Каждый раз я от вас с деньгами, — ухмыльнулся Кюдзо. — Ну, спасибо. Неловко вроде бы, да как не принять, когда от чистого сердца дают… Ого, на ощупь там, кажется, денег немалая толика, глядишь, и на кимоно какое-нибудь достанет… Благодарю покорно.

— Будет тебе, не рассыпайся так, мне даже неловко… Кстати, вот я хочу от тебя кое о чем узнать. Мой хозяин с апреля только и знает, что ночует в «Сасая», говорят, и ты с ним вместе там гуляешь, правда? Ну-ка, расскажи, что у него там такое?

— Ничего я такого не знаю, — сказал Кюдзо.

— Не прикидывайся, — сказала О-Минэ. — Мне все известно.

— Не знаю, что там тебе известно…

— Я говорю об этой бабе в «Сасая», — пояснила О-Минэ. — Да ты не беспокойся, хозяин мне сам вчера во всем признался. И не думай, что я ревную. Я уже старуха, куда уж мне ревновать, я только за хозяина боюсь… Знаешь ведь, какой он у нас славный… Вчера вечером мне все рассказал и сам же над собой смеется. А ты-то все мнешься, упираешься, проходишь мимо и зайти боишься… Эх, ты!

— Вот оно что… — сказал Кюдзо. — Надо же, а хозяин-то мне говорит, молчи, мол, говорит, если ты не проболтаешься, она никогда не узнает… Ну мне что, я и молчу. Зачем, думаю, говорить тебе об этом. Еще обидишься… Жена как-никак… А хозяин, оказывается, сам все рассказал… Вот потеха-то!

— Все рассказал, все как есть… А ты с ним часто ходишь?

— Эта его сучка, она из господских подстилок. Мужа ее зовут, кажись, Гэндзиро, в ногу он раненный и не может ходить. Живут они у дамбы. Она в «Сасая» прислуживает, там хозяин ее послушал, зажалел, она его враз окрутила… Деньги стал ей жаловать. В первый раз дал три медяка, во второй раз два золотых отвалил! Ну, звать ее О-Куни, лет ей, говорят, двадцать семь, собой, конечно, красавица, тебе с нею не срав… В общем, совсем другая, не такая, как ты, господская штучка, гордая, но ничего, хорошенькая бабенка…

— А давно он с ней закрутил, не знаешь? Он говорил вчера, да я запамятовала…

— Со второго апреля, что ли…

— Вот подлец! — вскричала О-Минэ. — Крутил с чужой бабой со второго апреля и мне хоть бы словечко сказал! Бесстыдный негодяй! А я кого ни спрашиваю, ну никто ничего толком не говорит! Ну, спасибо тебе, Кюдзо. Теперь я буду знать!

— Постой, — сказал Кюдзо. — Так хозяин тебе и не говорил ничего?

— Конечно, нет! Что он, дурак, что ли, мне о таких вещах рассказывать?

— Ну, теперь он мне задаст… Он же мне строго-настрого наказывал никому об этом не болтать! Плохо мое дело…

— Да ты-то можешь не беспокоиться, про тебя я ему не скажу…

— Спасибо и на этом… Смотри не проговорись!

Кюдзо ушел. О-Минэ, кипя ревностью, села за работу и стала дожидаться Томодзо. Тот вернулся поздно ночью.

— Эй, Бунскэ! — окликнул он с улицы слугу. — Открывай!

— Добро пожаловать, — сказал Бунскэ. — Входите, пожалуйста.

— Приказчикам лечь спать, живо, — распорядился Томодзо. — Хозяйка легла? — Он вошел в комнату. — Ты чего не спишь, О-Минэ? — удивился он. — Перестань ты работать по ночам, это же для здоровья вредно, надо меру знать… Давай-ка пропустим по чарке да завалимся спать. И закусить что-нибудь подай, все равно что…

— А ничего и нет, — резко сказала О-Минэ.

— Принеси хоть соленых овощей…

— Да стоит ли? Что хорошего выпивать дома? Закуски нет, прислуживает старуха жена… Ступай-ка ты лучше в «Сасая».

— В «Сасая», конечно, все что угодно есть, харчевня как-никак… Впрочем, мне много не надо, всего-то выпить чарку на сон грядущий. Поджарь хоть немного морской капусты…

— Закуска что, не в закуске дело. А вот не понравится тебе, кто наливает! Иди в «Сасая», там тебе О-Куни нальет!

— Какая еще О-Куни? Что ты мелешь?

— А чего ты скрываешь? Не надо скрывать! Мне не двадцать лет, скрываться от меня нечего. Мы с тобой уже в годах, так не обижай меня, расскажи все откровенно!