Место, где раздаются звуки цимбал, ситаров и флейт, но не видно ни музыкантов, ни инструментов, манило ее. Сцена, где дают представление призраки, привлекала. Никакой фантазии в пьесах, никаких выдуманных сюжетов, духи повторяли лишь те события, которые когда-то имели место в жизни. Зато сам зрительный зал, не говоря уже о сцене и кулисах, выглядел фантастическим. Иллюзорная красота обстановки казалось вот-вот рассыплется в прах, оставив после себя лишь болезненно прекрасное, навязчивое воспоминание. То воспоминание, которое сладостной тоской ложиться на сердце человека, побывшего среди фей, заставляя все краски жизни блекнуть перед желанием вернуться назад.
-- Не хватает только название, - заметила Роза, остановившись возле кариатид, украшавших вход.
-- Название, должно быть, - кивнул я, а про себя добавил "чтобы Камиль не смог спутать это место с "Марионеттой"". На скрижали над створками дверей, будто выведенные чьей-то проворной рукой стали появляться слова. Витиеватые буквы обозначили название театра, вместо точки широким росчерком некто поставил закорючку, к который тут же стали прибавляться следующие завитки и в результате вокруг надписи образовалось подобие виньетки. Я критически оценил очередное свое творение и решил, что на сегодня оно вполне сгодиться, потом можно будет вернуться и оставить роспись поаккуратнее, а где-нибудь снизу присовокупить отпечаток когтей хозяина - неоспоримое доказательство того, что театром владею я.
Роза расположилась по центру пустого партера и осторожно пристроила на колени сумочку, в которой смирно сидел ее питомец. Освободившись, он радостно запрыгал по золоченым спинкам кресел.
Разыскивая Генри, я поднялся на самый верхний ярус, и с высоты мне казалось, что маленькая агрессивная обезьянка прыгает вокруг изящной в человеческий рост фарфоровой куклы, которую кто-то нарядил в лиловый муслин и посадил в кресло в самом центре пустого театра.
В мозгу вдруг вспыхнуло ослепительное видение, Роза входит в зал под куполом, в тот самый зал, в который когда-то вошел я. Ее волосы развеваются в порывах холодного, зимнего ветра, как живое полотно. На ней никаких украшений ни короны, ни кружевных митенок, но она сияет, как солнце, потому, что ее платье сшито из золотой парчи. Грациозная, стремительная походка создает впечатление полета. И вправду идет ли она или летит над мраморным полом? Одетые в черное члены собрание, как стройные силуэты, так и безобразные, жмутся к стенам при виде ее, корчатся в муках, как вампиры, в гробницу которых вдруг ворвался солнечный свет. Пятятся от нее и адские псы, когда-то сторожившие мою темницу. Сам князь падает перед ней на колени, хочет схватиться за подол ее платья, но отдергивает руку так быстро, будто обжегся. Роза, как ангел возмездия внимает его мольбам безжалостно и сурово. Роза парит над землей, а князь всего лишь ползает по полу, как отвратительный, темный осьминог, царапает ногтями мраморные плиты. Роза безмолвно наблюдает за ним, прижимая к светящемуся золотому корсету маленькую черную книжечку? Что это за книга? Молитвенник или одна из моих колдовских книг?
Видение рассеялось, как дым. Осталась только Роза, не жестокая и беспощадная, а миловидная и относительно скромная, до тех пор, пока кто-то не захочет ее обидеть. Она внимала звукам кифары, а гремлин уже устроился у нее на коленях.
-- Пора вести армию в бой, Генри, - сказал я менестрелю, как будто из пустоты возникшему за моей спиной. Я даже не обернулся, а продолжал стоять облокотившись об обитый бархатом барьер. Высота, ограниченная рядами лож, казалась еще более головокружительной. Как будто заглядываешь в колодец.
-- А ведь зрение людей близоруко по сравнению с моим. Что бы они смогли разглядеть отсюда? - усмехнулся я. Генри, который, несмотря на злоключения происшедшие с ним, все еще оставался человеком только тяжело вздохнул.
-- Не посчитай, что я хочу взять измором тех, кого не могу осилить, - предупредил его я. - Хочется их немного припугнуть вот и все. Инстинкты хищника заставляют меня играть с жертвами.
Занавес с пышной бахромой давно уже бесшумно поднялся. На сцене плясали цветные огоньки. Слышалась кантилена. Ничто не указывало на то, что посереди такой идиллии, под самым потолком театра, чуть ли не на уровне подсобных помещений, двое сговариваются о том, какой напастью в очередной раз потрясти мирные улицы еще одного города.
-- Выпусти мои полчища и руководи ими, - выразительно и свирепо прошептал я, попытался сфокусировать взгляд на сцене, но увидел только общество Ротберта. - Ни одно жилище добропорядочных горожан пострадать не должно, только дома тех, кто ночью наряжается в черное и идет на тайное собрание. Ты узнаешь их без труда, Перси поможет тебе. Пусть крысиные полка грызут их вещи, мебель, одежду, их печатные станки и листовки, пусть царапают и кусают их самих, если застанут дома. Вся ночь в вашем распоряжении, пусть мои питомцы хоть разок полакомятся чужим имуществом. Наутро вы вернетесь назад, и законопослушные жители Виньены останутся в счастливом неведении о том, что происходило ночью.
-- Будет сделано, монсеньер, - легкий шелест сукна или ситца, Генри отвесил низкий поклон за моей спиной и понесся в подвалы. Длинные балахон, который он нашел в костюмерной и теперь использовал в качестве верхней одежды, волочился за ним по ковровой дорожке. С виолой он не на миг не расставался. Даже сейчас какая-то из струн дернулась и звякнула сама по себе.
Может заставить призраков сплясать пассакалию, или устроить мистерию на манер той, которую я наблюдал ночью в долине? Роза была довольна уже тем, что увидела. Она подняла глаза вверх, в затененный угол верхнего яруса и несмотря на расстояние безошибочно различила меня. И снова в ее зрачках мелькнул и исчез один из тех проказливых духов, что дразнили меня со страниц книги. Сложно ли было понять чувства Розы? Она вспомнила свой дебют. Там на сцене "Марионетты" она чувствовала себя девочкой, впервые испытавшей славу, здесь она ощутила себя королевой.
Бронзовые статуи ифритов распахивали тяжелые свинцовые крылья над парапетом. Снежинки кружились вокруг величественных и мрачных изваяний, и таяли, едва успев коснуться поверхности статуй. Снегопад над замком становился все сильнее. Белое конфетти над галереей страха. Два ряда ужасающих скульптур, выстроившихся на крыше наподобие стражей, могли испугать кого угодно, но только не меня. Розу, державшуюся возле моей спины их вид пробирал страхом до костей. Она знала, что они живые, что их тяжелые бронзовые лапы обрушаться на тех, на кого укажу я. Я не совсем понимал ее. Разве можно бояться их, раз она не боится меня. Наружный вид меня, конечно, не обличает, но если заглянуть с малопривлекательной изнанки, то я более опасное и кровожадное создание, чем они все, эти крылатые, когтистые, отталкивающего вида демоны.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});