Читать интересную книгу Мечта - В. Виджани

— Как дела, Матвей? — Андрей разворошил непослушные вихры мальца. — Здравствуйте, теть Надь.

— Глянь, этот раздолбай новый велик сломал.

— Мать теперь уроет, — заныл мальчишка.

— Сам-то цел? — Андрей поставил пакеты на лавочку и подмигнул своим гостям. — Давай посмотрим, что можно сделать. — Он подошел к велику и подергал за цепь. — Ёшкин кот… У меня когда-то был «Орленок» Нормальный отечественный агрегат. А сейчас… — Он махнул рукой.

— Вижу, без меня вам не разобраться, — закатал рукава Данте. — Инструменты есть?

— А ты чё, починить можешь? — удивился Матвей.

— В багажнике возьми. — Андрей протянул ключи.

— А вы, дяденьки, идите колбаску нарежьте, — подмигнув мальчишке, распорядился Данте.

@

— Киру видел? — спросил Андрей Марка.

— Сделал несколько снимков. Издалека. Как вор. Кира считает отцом другого человека. Может быть, потом… когда подрастет. — Он нахмурился и затушил сигарету.

— Что делать, жизнь так устроена, — заметил отец. — Всегда приходится чего-то ждать.

— Теперь Данте мне как сын, как брат…

— А ну, ребята, освободите-ка место под горячее, — распорядился отец. — Пока вас не было, я поколдовал тут. На стол было выставлено внушительных размеров блюдо, в центре которого красовался подрумяненный карп с маслинами вместо глаз и пучком укропа во рту. Композицию завершали ломтики картофеля, посыпанные зеленым лучком.

— Ух ты! Слов нет, пап, ты настоящий художник! — развел руками Андрей.

— Дааа… дядя Володя, — присвистнул Марк. — Рука не поднимется на такую красоту.

— Да перестаньте, ребята, — засмущался отец. — Андрею спасибо — духовку отдельную на кухню поставил, и я теперь с ней управляться могу. Давайте зовите вашего друга, рыбу нужно есть горячей.

— Гляньте, как он развлекается! — Андрей показал в окно. — Пап, и тебе интересно будет.

Во дворе Данте нарезал круги на отремонтированном велосипеде. Матвей смотрел на него, раскрыв рот от восхищения. Вдруг откуда ни возьмись к ним подбежала Нинка и с размаху огрела парня по голове кокетливой дамской сумочкой. Слетев с велосипеда, Данте тут же попытался вскочить, но Нинка прижала его к асфальту ногой:

— Лежи, бандит! Убью!

— Держи вора! — крикнул из окна Андрей.

Несчастный парень, увидев в окне оторопевшего Марка, жалобно простонал:

— Марк! Я домой хочу!

— Чего ржете? — возмущенно воскликнула женщина. — Милицию вызывайте!

Матвей наклонился к Данте и тихонько прошептал:

— Ты лучше пока не вставай. Я сам мамке все объясню.

@

Пообедав, Данте подобрел:

— Как мало нам все-таки нужно, чтобы забыть о неприятностях. — Он положил себе на тарелку второй кусок пирога. — Бывая в таких городах, как ваш, понимаешь, что столичная суета превращает людей в безликую массу. А у вас тут все размеренно, ничего лишнего, и каждый человек виден как личность. Дядь Володь, вот скажите, зачем все едут в Москву?

— Человеку свойственно желать большего.

— Лично я не знаю ни одного москвича, который добровольно променял бы столицу на периферию. — Андрей налил себе чаю в большую чашку. — Есть, конечно, такие, для кого и вправду рай в шалаше, но это быстро проходит. И еще, — добавил он, помолчав, — Москва — это не только шанс на лучшую жизнь, но еще и архитектура, театры с мировым именем, музеи…

— Так это все можно в Интернете посмотреть, — усмехнулся Данте.

— Посмотреть-то можно, — кивнул отец, — а вот прикоснуться, в полной мере почувствовать атмосферу не получится.

— У Интернета синтетический привкус, — подхватил Андрей. — И чувства там синтетические. Мне кажется, в Сети присутствует некое извращение чувственности, Сеть меняет восприятие…

— Андрюш, я вот сегодня обсуждал на форуме последние политические события. И вдруг какой-то пользователь начал меня оскорблять! — пожаловался отец.

— Да ладно, пап. Безнаказанность виртуального мира способствует проявлению самых мерзких человеческих наклонностей. Тебя провоцировали на скандал, только и всего.

— Но зачем?

— Понимаешь, моральному уроду не понять, что существуют по-настоящему интеллигентные люди. О других он судит со своей колокольни и считает непохожих на него лицемерами. Задушил бы парочку собственными руками.

— Ты, Летов, какой-то агрессивный сегодня. Не выспался? Скажи лучше, когда вы выберетесь в Москву? — спросил Марк.

— В Москву? Ну, если только ради тебя, Марик.

— О-о-о… — Марк посмотрел на часы. — Нам пора. Где мой пиджак?

Андрей показал в сторону коридора, и они вышли.

— Я рад, что познакомился с вами, дядя Володя! — Голос Данте дрогнул. — Вы мудрый и сильный человек. У меня в Москве такой же дед, как вы. Он и Марк — самые главные люди в моей жизни. А теперь еще и вы с Андреем Владимировичем.

ГЛАВА 36

Полоса отчуждения

Теперь я жила в соответствии с загадочной таблицей, расчерченной таинственным Некто на ровные столбцы: прием эмоций, завтрак, сон, обед и «двачасапередсном». К последнему пункту я относилась особенно бережно. «Двачасапередсном» включали в себя тетрадные листы, на которых я записывала малюсенькие истории, выжимая их из памяти… Эти истории, состоящие из разнообразных сюжетов, крутились вокруг удивительной Ведьмы… Сперва я не помнила ее имени и поэтому называла N. Впрочем, что говорить… я умудрилась забыть точную дату своего безумия, но зато хорошо помнила причину!.. Она заключалась в том, что я не дождалась чего-то важного, что должно было изменить мою жизнь.

@

Я напоминала себе трансформер, сложенный, как детский конструктор, из разноцветных деталей, очень ненадежный и подвижный. Все дело в основе, на которой построена эта конструкции. Основа и есть душа, тонкая, но прочная материя. Какой бы тонкой она ни была, она удержит любую конструкцию, если ее построили с любовью. В моем случае любовью были наполнены лишь отдельные детали, а в целом конструкция сложилась в уродливое творение. Все дело в душе, и теперь поздно задавать вопросы. Я превратилась в абстракцию, хотя простое объяснение всему этому было где-то рядом. Его нужно было найти, но мозг отказывался искать. Ирония заключалась в том, что управление моей конструкцией было бесконтрольным. Это и был мой главный секрет, и я не собиралась никому его доверять.

@

Уткнувшись в поле, ограниченное квадратом, ты вдруг осознаешь себя хозяином маленькой вселенной. Ты властен создавать и уничтожать, ты властен насыщать свое эго маленького властителя игры воображения. Опасность заключается в его ненасытности — сначала оно причмокивает, радуясь лакомству, а потом жадно требует еще и еще. И чем больше ты даришь ему власти, тем больше оно алчет. А что может быть слаще власти? Свобода? Но свобода капризная штука и дается не всем. Прежде ее нужно осознать в полной мере и только потом пользоваться… В моем случае осознание свободы не привело ни к чему, кроме как к одиночеству… К черту свободу! Слишком много свободы губительно действует на конструкцию под названием «Человек». В сознании все подчиняется законам Иллюзии и Воображения… Рисуй сколько угодно! Сады Эдема, например. А хочешь — погрузись в глубину мироздания, придумывая неизвестные миры… Главное — уметь рисовать! И краски тут не нужны!.. Фантазия послужит чистым листом, а инструментом — слова…

Еще у меня были идол и жертвенник, переполненный эмоциями, выраженными в строчках… Идол всегда должен быть сыт, а жертвенник — полон, иначе наступит тишина, от которой можно оглохнуть или умереть, а за ней придет забвение. Я опоздала и в наказание оказалась тут. Быстро и надежно, как в самом примитивном рекламном слогане.

@

Они называли это здание «учреждение», а вместо больничного слова «укол», употребляли другое — «инъекция». «Инъекции подарят тебе доброе настроение на целый день», — с широкими улыбками говорили мне. Оставалось совсем немного — определить, где этот день начинается и где заканчивается.

Этот их «позитив» я получала четыре раза в сутки. Препараты отодвигали скудную больничную жизнь в сторону, эмоции впадали в летаргический сон, а я погружалась в свою нирвану, качаясь на ласковых волнах полного спокойствия. Ничего не хотелось. Странное состояние, когда нет желаний.

За мной ухаживала старуха санитарка, навещая по поводу и без… Кажется, она жила здесь. Я бы предложила администрации сделать ее лицом «учреждения», как Одри Хепбёрн в свое время была лицом Дома Живанши. Забежав «на минутку», санитарка садилась у меня в ногах и, вероятно думая, что я не могу уснуть, начинала тихонько петь… Она любила петь, даже говорила нараспев, но я почему-то не могла запомнить ее голос.

Для старухи она выглядела неплохо. Возраст выдавали руки — дубленые, морщинистые, с толстыми жилами и артритными узлами на суставах. И глаза у нее были странные — стертые, будто кто-то провел по ним ластиком; совершенно безликие глаза — прозрачная радужная оболочка и черные жучки зрачков в обрамлении белесых ресниц.