— О! Какие красивые цветы, куколка. От кого они?
— От Бруно. Похоже, он подлизывается.
Бабушка вздернула брови и снова залюбовалась розами.
— Еще бы. Начало неплохое. Но ты его помаринуй несколько дней и только потом дай знать, что цветы получила. Пусть знает, что тебя не так-то легко купить.
У меня отвисла челюсть. В буквальном смысле. Это было так не похоже на все советы, которые бабушка давала мне прежде, что ее слова меня ошеломили. Когда ребята дарили мне цветы в школе, бабушка ворковала и кудахтала, какие они красивые, и настаивала, чтобы я немедленно звонила мальчику и благодарила.
— А у меня от этой карточки до сих пор мороз по коже, — заметила Эмма, и я не стала с ней спорить. Она извлекла маленькую белую карточку из высокого пластикового зажима, спрятанного среди цветов, и прочитала вслух с театральным утрированием, прижав руку к сердцу:
— «Селия, прости меня за все. Я так виноват. Теперь я понимаю, почему ты была так обижена. Ты была права. А я ошибался. Сможешь ли ты когда-нибудь меня простить? Я приезжаю в Калифорнию и хотел бы с тобой повидаться. Прошу тебя. Позвони мне. Бруно». — Эмма вздохнула. — Ну просто предпоследняя сцена из мелодрамы. Ах-ах.
Да, когда я читала эту карточку, сердечко у меня слегка затрепетало, и мне захотелось сразу же позвонить Бруно и прокричать в трубку: «Да! Конечно, я хочу тебя увидеть!»Но потом реальность взяла свое.
— Не так все просто, Эм.
Я зажмурилась, пытаясь не обращать внимания на то, как сосет под ложечкой. То ли настала пора выпить очередной коктейль, то ли до меня начала доходить вся серьезность проблемы.
Похоже, бабушка поняла мои чувства.
— Эмма, милая, жизнь не всегда похожа на киношные мелодрамы. Я, так же как и ты, видела все отношения Селии с этим мужчиной. Они были помолвлены, поэтому я следила за ними внимательно. Слова он говорил правильные, но его поступки слишком часто расходились со словами. Хотелось бы верить, что он изменился. Очень хотелось бы, потому что я думаю, что он действительно любит Селию. И эти розы — очень хороший первый шаг. Он пишет, что все понимает. Но кто знает, долго ли продлится его понимание?Именно это и должен теперь доказать. Что он способен принять Селию такой, какая она есть.
Эмма осунулась. Дона шагнула ко мне и сжала мою руку.
— Мне так жаль, Селия. Я знаю, как больно он тебя ранил.
Вот в этом и была суть проблемы. Боль не ушла по сей день. Мне так хотелось, чтобы все у нас сложилось хорошо… отчаянно хотелось. Но Бруно был самим собой, и я не могла уповать на то, что он изменится. Он был старомодным итало-американцем, свято верившим в такие понятия, как дом и семейный очаг. Женщина должна была наполнить его дом детьми, смехом и любовью. Для Бруно это было важнее всего на свете. Он вырос в такой атмосфере и желал этого для себя. Я уважала его стремления, но для себя видела в жизни не такую роль. По крайней мере, сейчас.
В данный момент моя цель в жизни состояла в том, чтобы оберегать людей. Это моя профессия, я этим зарабатываю на жизнь, и более того: мне нравится подвергать себя опасности. Когда это необходимо, я с легкостью забываю о доме и семейном очаге. Эти два мировоззрения не слишком хорошо сочетаются. На самом деле, я не хотела, чтобы Бруно менялся. И я знала, что он питает ко мне точно такие же чувства. Наши отношения всегда строились на нелегком мирном договоре, как бы нам обоим ни хотелось в этом признаваться.
— Кто угодно может измениться, — произнесла Эмма после долгой паузы. — Я в это искренне верю. Если этого очень хочешь и будешь изо всех сил стараться, сможешь стать другим.
Эти слова она выговорила тихо, но страстно. В них было что-то глубоко личное. Даже немного странно было их услышать.
Эмма говорила не только о Бруно, и мы все это понимали. Когда тебя запятнал демон, от этого не так просто избавиться — как мне никуда не деться от своих клыков. Главным, почему мы решили отправиться в это путешествие, была попытка убежать от своих столкновений со смертью и кое-чем похуже смерти.
Моя бабушка подошла к Эмме и крепко ее обняла.
— Конечно, люди могут меняться, детка. Просто нужно время и желание. Нужно так этого хотеть, чтобы все прочее стало не важно. А еще важно, чтобы люди помогали тебе, не давали сбиться с пути.
Я поняла, что теперь бабушка говорит не о Бруно и даже не об Эмме. Она говорила обо всех нас, но, как мне показалось, больше всего — о моей матери.
Господи, ну и компания у нас подобралась.
— Ладно, — проговорила я после долгой паузы. — Я ему позвоню. Обещаю. Но на следующей неделе, хорошо? А сейчас нам предстоит уик-энд под девизом «Мужчинам вход воспрещен».
Эмма высвободилась из объятий бабушки и просияла, а бабушка улыбнулась мне полупечальной улыбкой, которая яснее всяких слов сказала мне: «Я всегда буду с тобой, что бы ни случилось». Бабушка была единственной константой в моей жизни, единственным человеком, на которого я по-настоящему могла рассчитывать.
Дона тряхнула руками, стараясь сбросить напряжение.
— А скажите, Эмили, как вам уроки «тай-чи»? [18] Ba nyiговорит, что у вас большие успехи.
Что? Бабушка Доны взялась обучать мою бабулю гимнастике «тай-чи»? А она мне ничего не говорила.
Бабушка рассмеялась и грациозно шевельнула рукой. Она закончила движение, повернув ко мне ладонь.
— О да. Уже несколько недель. Насколько же лучше у меня стали гнуться суставы! Ань — прекрасный учитель. — Бабушка прошла мимо меня и направилась к двери своей квартиры. — Но нам нужно унести эти розы подальше от солнца. Прошу вас, входите.
Я была удивлена, увидев Пили, которая сидела на бабушкином диване с чашкой чая. А я знала, что бабушка чай недолюбливает. По журнальному столику были разбросаны яркие буклеты с картинками, изображавшими разные экзотические места. Дона радостно захлопала в ладоши.
— О! И вы тоже собираетесь куда-то ехать? Не сомневаюсь, вы чудесно проведете время.
Вот как? У меня вдруг возникло неприятное ощущение, что от меня что-то скрывают. Я вымученно улыбнулась и подтолкнула Дону плечом.
— Пожалуйста, помоги мне с этими розами. Пойдем в кухню, хорошо?
Дона непонимающе глянула на меня, а я одарила ее патентованным взглядом типа: «Мне надо с тобой поговорить. Срочно».
— О! Конечно. Да, надо обязательно подрезать кончики, а то ведь розы уже давно в вазе.
Она всегда отличалась понятливостью.
Бабушка села за столик и взяла чашку.
— Садись, Эмма. Выпей чаю. Селия, ножницы для обрезки цветов — в ящике рядом с плитой, а мусорное ведро — под раковиной.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});