Читать интересную книгу Затерянные в смерти (сборник) - Гэфни Патриция

Как обычно, работа весь день наполняла Изабель энергией, но, завидев постель, она сразу же почувствовала изнеможение.

Она свалилась бы на постель полностью одетая, но Эсме настояла на том, чтобы она разделась и надела ночную рубашку, висевшую на крючке возле кровати. Изабель подчинилась, слишком уставшая, чтобы смущаться своего нелепого лифчика и трусиков «танга».

Она видела, как Эсме вешает ее одежду на крючки, но заснула еще до того, как знахарка покинула ее жилище. Ее не мучили кошмары, однако сон, который ей приснился – Дюшейн, наблюдающий за тем, как она принимает ванну, – вызвал у нее беспокойство, и она не могла понять почему.

– Миссис Медсестра, хозяин хочет вас видеть.

Она слышала эти слова, но не могла вырваться из объятий сна и хозяина замка. Подняв ее из воды, он уложил девушку на шезлонг и начал нежно вытирать полотенцем. Его прикосновения к ее груди, животу и промежности приводили Изабель в отчаяние и в то же время будили в ней безудержное желание…

– Миссис Медсестра! – Голос приблизился и стал более настойчивым. – Вам пора петь.

Открыв глаза, Изабель увидела обеспокоенное лицо Кортеса.

– Вы стонали во сне. Вы не заболели?

– Нет-нет. Я просто очень устала. – Изабель закрыла глаза. Это была правда. Она не больна, и она действительно устала.

– Да, миссис. Уже поздно. Я подожду снаружи, пока вы оденетесь.

Изабель поспешно натянула на себя одежду, полная решимости никогда не называть Себастьяна Дюшейна «хозяином». Это пошлый, деморализующий титул. Он напоминает о пренебрежении к слугам и об ужасном отношении к женщинам, превосходстве над ними на том лишь основании, что он мужчина. Эта концепция считается отжившей свое и устаревшей во всем мире, кроме того уголка мира, который принадлежит Себастьяну Дюшейну.

Распахнув пальмовую дверь, она вышла к ожидавшему снаружи Кортесу. Для нее не имеет значения, что Себастьян Дюшейн ее зовет, но она обещала отцу Жубэ, что будет для него петь.

Когда они достигли главной улицы, требования Себастьяна Дюшейна ее уже не раздражали. К тому времени, когда они подошли к дверям кастильо, ноги ее тряслись от волнения. Входя во внутренний двор замка, она молилась о том, чтобы Господь ниспослал ей поддержку и вдохновение.

Об этом же она просила Бога и в песне, которую начала петь. Стены усиливали звуки, слова гимна летели ввысь, и Изабель успокоилась настолько, что стала получать удовольствие от пения. «Не бойся, я всегда перед тобой. Следуй за мной, и я дарую тебе жизнь».

Когда ей надоело петь для выходивших во внутренний двор пустых дверей и окон, она устремила взгляд к небесам. На западе виднелся тонкий ломтик молодого месяца, звезды мерцали холодным загадочным светом и манили к себе.

Изабель любила смотреть на ночное небо и, заканчивая псалом, улыбнулась. Именно в этот момент она увидела Себастьяна Дюшейна, стоявшего возле одного из верхних окон. Свет падал на него сзади, и Изабель не могла видеть выражение его лица. Она медленно опустила голову, ожидая каких-то комментариев, но Дюшейн молчал. При этом он выглядел так, словно испытывал сильную боль, словно не мог выдержать самого присутствия Изабель.

Ее сердце забилось вдвое чаще, когда она вдруг постигла истину.

«Я здесь из-за Себастьяна Дюшейна».

Понимание этого пришло к ней так внезапно и с такой ясностью, что Изабель не сомневалась – дело тут не в ее самомнении.

Она нужна этому человеку, а не жителям деревни. Его таинственная внешность обладала таким же мощным воздействием, как и шторм, изменивший ее жизнь.

Проклятие. Окутывавшая Себастьяна тень напомнила Изабель о том, что она совершенно забыла спросить о нем. А кого, собственно, спрашивать? Мальчика или знахарку, которой она не нравится? Или самого Себастьяна Дюшейна?

Как только она мысленно произнесла его имя, Дюшейн отошел от окна и исчез в темноте.

Конечно, он будет хранить тайну относительно проклятия, что бы это ни было.

Неизвестно, сколько бы Изабель простояла под окном, если бы ее не отвлекли.

– Ужин готов. Миссис Эсме говорит, что вам надо поесть.

Изабель почувствовала урчание в желудке и поняла, что Эсме права. Подняв взгляд к пустому окну, она низко поклонилась и ушла, размышляя о том, почему отец Жубэ выбрал именно ее.

Отступив назад в комнату, Себастьян прислонился к стене. Если бы он в полной мере мог испытывать человеческие страдания, боль в сердце могла бы вызвать опасения насчет апоплексического удара. Он закрыл глаза, и в сознании всплыл целый калейдоскоп видений – словно его память впервые за двести лет была разблокирована.

Себастьян видел свою жену, вспоминал ее гнев, ее упрямство, свою настойчивость и шторм, который унес ее жизнь, когда она изо всех сил пыталась подчиниться ему и вернуться домой.

В этих видениях не было ничего нового, но пришедшее с ними страдание было очень мучительным. Ярость, чувство вины, душевная боль заставили его опуститься на колени, когда он вспомнил, как сильно любил Анжелику, как сильно страдал от разлуки с нею, как сильно желал, чтобы каждую ночь она спала рядом с ним.

Почему на него так подействовали пустые слова церковного гимна? Меньше, чем Бога или жизни – что бы это ни было, – он боялся этой тощей женщины, поющей во внутреннем дворе с таким видом, словно от этого зависела ее жизнь.

Себастьян решил, что было бы любопытно послушать какого-нибудь другого певца. Что год – это слишком много, Изабель за это время успеет надоесть. Ему уже скучно. Он пошлет за певицей из отеля, хотя голос у нее слабый, а репертуар для него слишком современный. А затем он скажет этой дилетантке, что не хочет больше ее видеть.

5

Изабель ничуть не удивилась, когда Эсме безо всяких объяснений пропустила три следующих дня. Было ли отсутствие знахарки очередной проверкой или же она слишком много выпила, особого значения не имело.

Что удивило Изабель, так это известие, которое принес ей Кортес, – о том, что больше она петь не будет. Вечером второго дня, когда Изабель чистила зубы, она решила, что ее голос, видимо, разочаровал Дюшейна и поэтому он не хочет больше ее слышать.

Третий день оказался самым напряженным. Изабель еще подумала о том, как странно, что сегодня у такого количества людей по непонятной причине болит голова и расстроен желудок.

Уже почти стемнело, когда к ней прибежал Кортес.

– Вам нужно идти, вам нужно идти! Один из слуг хозяина ранен, ему нужно помочь. Его зовут Рионо, он истекает кровью. Необходимо срочно идти, миссис Медсестра!

Изабель схватила свой саквояж и побежала в замок.

Рионо лежал на полу в кухне, на его руке, в которой все еще был зажат кухонный нож, виднелась кровавая рана. Лучевая артерия, решила Изабель. Вытащив из саквояжа шнур, она наложила жгут.

– Он будет жить?

Все еще стоя на коленях, она выпрямилась и посмотрела на толпившуюся рядом группу людей, стараясь понять, кто именно задал вопрос. Среди присутствующих был и Себастьян Дюшейн, слуги расступились, чтобы дать ему место.

Он смотрел на нее невозмутимым взглядом, что напомнило Изабель о враче, который руководил ее клинической практикой. Изабель ненавидела его до тех пор, пока не поняла, что после долгих лет, в течение которых студенты приходили и уходили, внешнее безразличие было для него единственным способом защитить свои эмоции. Было очень трудно снова и снова говорить «прощай». Слуги Себастьяна Дюшейна приходили и уходили столь же регулярно.

– Со временем у Рионо все будет в порядке. – Кивнув Дюшейну, она обратилась ко всем собравшимся: – Мне нужно обработать и зашить рану. Целительница сегодня плохо себя чувствует, а тут нельзя терять ни минуты.

– Плохо себя чувствует? – сложив на груди руки, язвительно заметил Себастьян. – Что-то это часто повторяется.

Не ответив Дюшейну, Изабель попросила помочь ей переместить больного. В конечном счете они устроили Рионо на столе, сдвинутом к раковине.