Президент США Эндрю Джексон, дополнительно простимулированный людьми из «СТПАК» — никакой коррупции, что вы, исключительно «белые» пожертвования в кассу Демократической партии — демонстративно перебросил пару полков на север к границе штата Мен и английского Нью-Брунсвика. Он мало что понимал торговле на фондовой бирже, но за «свое» был готов бороться до конца.
Так же и американский посол в Лондоне Эндрю Стивенсон ничего про Суэцкие соглашения сам не знал, но за небольшую денежку готов был отставить интересы «СТПАК» как свои. В этом плане с американцами тут было работать одно удовольствие.
Что при этом происходило не самой главной бирже планеты, наверное, и объяснять не нужно. Акции «СТПАК» в моменте выросли до 250 фунтов за штуку обогнав акции Ост-Индской компании. Не по общей правда капитализации, все же тягаться с «фирмой», владеющей несколькими странами с 300-от миллионным населением сложно, но по цене за одну акцию этого мастодонта удалось догнать и даже перегнать. Все робкие замечания о сорванных сроках строительства канала в Никарагуа, а также слухи о финансовых проблемах американцев мгновенно забылись и были погребены под валом жадных заявок на покупку. Больше! Больше! Дороже! Еще!
Второй акт драмы стартовал в марте, когда российское министерство финансов неожиданно для всего мира отобрало у «СТПАК» концессию на добычу золота обвинив руководство компании в мошенничестве. Был опубликован двухсотстраничный отчет, составленный совместно ребятами Канкрина и Бенкендорфа, по полочкам раскладывающий всю мошенническую подноготную американской компании, после чего господин Дюплессии и еще десяток публичных руководителей «СТПАК» были объявлены в розыск. А буквально через несколько дней после этого египетский шах официально объявил, что никакого соглашения насчет строительства Суэцкого канала он ни с кем не подписывал.
Это был настоящий удар под дых. Акции компании, еще неделей ранее котировавшиеся на уровне 200 фунтов за штуку мгновенно обвалились практически до нуля — их мы аккуратненько выкупили и потом также продолжили использовать имущество компании просто поменяв вывеску, — потянув за собой и весь остальной финансовый рынок.
Англичане оказались банально не готовы к такой массированной атаке по всем фронтам. Столь всеобъемлющая одновременная скупка журналистов, искусно запускающих волны паники, и повальный подкуп чиновников, отвечающих за регулирование фондового рынка, оказался для них в новинку. Просто раньше такого никто никогда не делал, и даже афера Ротшильдов 1815 года на этом фоне выглядела натуральным детским утренником.
Обрушение пирамиды стоимостью в триста миллионов фунтов стерлингов — акции «Компании Никарагуанского канала» улетели в тартарары вслед за материнской компанией — повлекло за собой просто катастрофические последствия для основных европейских и американских фондовых рынков. Ведь дело было даже не в том, что у тебя еще вчера были акции, которые что-то стоили и регулярно приносили копеечку-другую, а сегодня они превратились в тыкву. Эти акции зачастую являлись частью уставного капитала других акционерных обществ, выступали залогом по кредитам, на них оформлялась страховка и перестраховка, а не полученные еще дивиденды уже заранее были расписаны порой по критически важным расходным статьям.
Всего за месяц отвесного падения фондовый рынок Великобритании — потери бирж в Париже, Нью-Йорке, Амстердаме и других городах тоже были значительными, но все же не настолько — потерял до 61% стоимости оборачивающихся там активов. Один за другим подобно костяшкам домино посыпался вал банкротств сначала банков, откуда начался стремительный отток вкладов, а потом и других финансовых учреждений.
Весна 1836 года стала черным сезоном для страхового рынка Великобритании. Если за предыдущие три года бурного роста в стране было открыто более трехсот разной значимости страховых фирм, то всего за три месяца нового года прекратили работу и объявили о банкротстве 279 занимающихся этим столь прибыльным ранее делом предприятий. До конца года их количество выросло еще сильнее и перевалило за полутысячу. Это был воистину печальный рекорд.
К лету бушующий в финансовом секторе кризис перекинулся на промышленный сектор. Страдающие от нехватки ликвидности банки практически полностью перестали соответственно выдавать и кредиты, все больше рабочих, чьи предприятия не справились с первой самой жесткой волной кризиса стали оказывать на улице, что в условиях Англии образца середины 19 века зачастую означало ту же голодную смерть. Начал проседать рынок потребительских товаров, людям очень быстро стало не за что покупать даже товары первой необходимости.
На волне банкротств удалось по дешевке выкупить на островах несколько лакомых производств, не сумевших в развернувшейся финансовой буре остаться на плаву. Так, например, большая часть оборудования для металлургического производства в Таганроге, которое как раз там разворачивалось было скопом выкуплено в Бирмингеме. Несколько прекрасно оборудованных механических мастерских были приобретены буквально по цене металлолома и отправлены в Русскую Америку, где потребность в таких производствах была очень значительная.
Главным же уловом стала покупка расположенной недалеко от Ливерпуля верфи «Birkenhead Iron Works», специализирующейся на постройке барж с металлическим корпусом. Этим ребятам просто не повезло, всего за полгода до описываемых событий они, чувствуя возрастающий спрос на свою продукцию, взяли большой кредит на развитие предприятия, а когда несколько больших клиентов не смогли вовремя выкупить свои заказы, корабелам оказалось банально нечем платить банку. В итоге верфь была выкуплена буквально вместе с работниками, которым предложили «длинный» и весьма вкусный контракт, связанный с переездом в Россию, так что уже в начале 1837 года под Одессой на перевезенном сюда предприятии была заложена первая в России мореходная баржа с полностью железным корпусом.
В любой другой момент подобные «портфельные» закупки были бы просто невозможны, однако именно летом 1836 года в Англии были рады любым вливающимся в экономику деньгам, пусть даже связанным с падением уровнем промышленного производства.
Другие страны тоже пострадали от финансового кризиса. США, только-только начавшие отходить от рецессии 1833–1835, связанной с упразднением частной эмиссии доллара и возвращением к золотому стандарту, вновь ухнули в пучину финансовых неурядиц. Причем именно продавленное президентом Джексоном решение об обеспечении доллара золотом не позволило правительству резко нарастить денежную массу — пусть даже в ущерб инфляции — и купировать негативные последствия обрушения биржи.
По Франции прокатилась волна рабочих выступлений, вновь заволновались в Леоне ткачи. Резкое проседание спроса на предметы роскоши, которые являлись одной из главных статей экспорта империи, больно ударило в первую очередь по пролетариату, пусть даже такой термин пока еще не был введен в оборот. Попытки отстоять свои права были жестко подавлены армией, что Карлу Х впоследствии еще аукнулось.
В Нидерландах и вовсе вспыхнула революция, по итогам которой страна получила конституцию, а права монарха были значительно ограничены. Правда достаточно быстро и под серозным внешним давлением соседней Франции, — Париж просто пригрозил интервенцией, а занятые внутренними неурядицами англичане от призыва о помощи с континента просто отмахнулись — конституция была вновь упразднена, и на некоторое время все вернулось на круги своя.
Гораздо меньше пострадали германские государства просто по причине слаборазвитости финансового рынка, так что, можно сказать, что они отделались легким испугом.
Россия в этом развернувшемся шторме тоже изрядно пострадала, хотя мы смогли удержать ситуацию в контролируемых рамках. Банально потому, что на Санкт-Петербургской бирже акции «СТПАК» и «Компании Никарагуанского канала» практически не обращались, что с другой стороны совсем не означало, что нас не накроет вторичными последствиями.