— а может быть потому, что он всё ещё был не в себе, — перерождённый пошёл в размен.
В его руке сформировался кинжал, лезвие которого стремительно и хищно начало расти в направлении Безумной Змеи. Та уже не успевала никуда уйти, как не успевала и высвободить руки, увязшие в её собственных техниках. Барьеры же, наспех выставленные и не успевающие сформироваться окончательно, покрывшийся вязью чёрных нитей, напитанный концепцией разрушения под завязку и рассыпающийся на глазах кинжал просто дезинтегрировал, безо всяких проблем войдя в плоть Безумной Змеи.
Полный отчаяния и боли крик эхом разнёсся меж стен замка, быстро утонув в окружающей это место пустоте. Эрида неловко взмахнула вспыхнувшей изумрудной анимой рукой, силясь достать своего убийцу, но Элин уже отступил назад, переключив внимание на побледневшую Медб. Он отслеживал так же и умирающую противницу, но подсознательно старался вычеркнуть её из своего восприятия, ведь та, погибая, меняла образы как перчатки, и некоторые из них подозрительно напоминали змейку, которую он встретил под сводами беседки.
— Вы всё-таки влезли в мою голову… — Тихо прошипел Элин, переведя леденящий душу взгляд на Медб. — Теперь не вини меня в излишней жестокости!..
Глава 19
Элин шагал по огромной лестнице, подобно змее опоясывающей главную башню замка и восходящую к его вершине — туда, где сияла ярким светом пурпурная воронка, такая манящая, притягательная… и способная развоплотить даже богов вроде Медб или Эриды, начавших, но не успевших освоить концепции до конца. Именно их души бились сейчас в агонии, чувствуя приближение чего-то чуждого и неизведанного, того, чего они боялись до дрожи. Боялись — но встали на страже по то ли приказу, то ли просьбе Марагоса, в чём успела сознаться Медб незадолго до своей смерти. Ну, как сознаться? Всего лишь позволить мыслям об этом просочиться в верхние слои сознания, где Элин на тот момент хозяйничал, словно у себя дома…
Но это — дела минувшие, а сейчас перерождённый поднимался к воронке, прислушивался к самому себе и латал раны, которые Эрида всё-таки успела нанести, лишившись взамен жизни. Чем являлся объект, спрятанный в месте, до которого и так добраться могут лишь немногие? Элин ответ знал доподлинно, так как именно туда, по ту сторону врат его и вёл зов. Врата ли? Не совсем. Ими она хоть и являлась, но её суть заключалась в ином. Через неё можно было пройти в иную точку пространства-времени, недоступную никакими другими способами. Следовательно, воронка на самом деле была ключом. Стационарным, единственным на всё мироздание ключом, позволяющим попасть ещё глубже, к самым истокам пространства-времени. Туда, где само понятие пространства-времени искажалось и начинало противоречить само себе.
Туда, где ныне покоятся трупы убитых Марагосом богов.
С каждым новым шагом Элин чувствовал, как неведомая сила вымывает из него последние ошмётки прежних желаний и стремлений. Он завершал свою трансформацию, и сам этот факт вызвал небывалое облегчение на душе перерождённого. Сделка с мирозданием состоялась и была закреплена, тем самым давая гарантии и отрезая последние пути назад. Более Элин не принадлежал сам себе, да и не был самим собою. Он обратился тем, чем и хотел стать в надежде спасти себя, Алексию, Марагоса и лучшее прошлое для реальности, из которой была вырвана частичка души Дарагоса, столь многое ему давшего. Амбициозно ли это — обменять своё служение на рождение новой реальности с иной, перекроенной его волей историей из обрывков настоящих потоков пространства-времени?
Марагос бы сказал, что такая сделка есть не более, чем удел слабого, но Элин не стал бы с ним спорить. В конце концов, нет ничего постыдного в том, чтобы признать свою слабость перед лицом явления или существа, породившего десятки вселенных и прямо сейчас уничтожающих лишние одной лишь своей волей. Король Змей в принципе ошибался, считая, что это его действия и сила не позволяют мирозданию покончить с досадной помехой. Как и Элин даже сейчас, после преображения, он не мог понять, как мыслит мироздание, чем руководствуется и почему борется с последствиями, а не причиной, считая уничтожение мелкой рогатой блохи задачей второстепенной, которую можно поручить возжелавшей служения пешке.
Но всё рано или поздно заканчивается, и Элин наконец шагнул на последнюю ступень, спустя секунду выйдя на ровную, словно высеченную из цельного куска гранита площадку, в центре которой медленно и неспешно вращались пурпурные всполохи воронки. Великий ли это был момент? В каком-то смысле. Всего лишь нескольким существам за всё время существования мироздания повезло побывать здесь, а проникнуть внутрь и вовсе лишь двоим. Вот только перерождённый обо всём этом даже не задумывался, широкими шагами двигаясь прямиком в центр воронки, всполохи которой попытались, но не смогли его развоплотить.
— Точка невозврата… — Пробормотал анимус себе под нос за мгновение до того, как его тело и душу буквально вырвало отсюда, моментально перенеся куда-то ещё. Элин моментально напрягся и приготовился ко всему, но по ту сторону воронки его встречала лишь тишина — и злой взгляд истинного человека, стоящего подле трупов богов. Те выглядели, словно отлитые из стали манекены без лиц и индивидуальностей. Всего лишь болванчики, коими они на самом деле и являлись. И именно этот их недостаток позволил Марагосу устроить своеобразную революцию, вместе с тем подарив Элину подлинный шанс. Возможность выступить на стороне мироздания, минимизировав тем самым риски.
Если, конечно, мироздание не способно лгать.
— Ты добрался быстрее, чем я думал. — Марагос нервно улыбнулся, и из его рук пропал посох. Ну а следом за ним Король Змей избавился и от приметного рогатого шлема, небрежно смахнув с лица непокорную прядь, неожиданно, седых волос. — Согласись, дать им силу и не дать одновременно — решение более чем изящное.
— Как раз в твоём духе. — Глядя на своего нынешнего врага, Элин коснулся пальцами маски на лице, и та опала чёрными, с подёрнутыми изумрудом контурами невесомыми хлопьями. — Это стоило того?
— Это — что? Шанс? Надежда? Нежелание сидеть на месте и смиренно ждать, пока неумолимое течение времени отправит меня вслед за семьёй и друзьями? — Мужчина оскалился, сделав пару шагов в направлении перерождённого. — Я совершил лишь одну ошибку, Элин Нойр. Среди сотен других выбрал тебя.
— Тысяч других. И не “выбрал среди”, а “добавил к их числу”, Марагос. — Элин опустил веки и, вздрогнув, рассмеялся часто и надрывисто. — Ты лжёшь даже сейчас, хоть и понимаешь,