Подобный отпор наименованием получил Google, когда запускал новый, цепляемый на голову компьютерный дисплей, Google Glass. Этот дисплей, располагающийся точно перед одним глазом, дает человеку возможность на ходу пользоваться интернетом. Изучать карту, шагая по улице, читать почту во время стирки, снимать видео, катаясь на американских горках, или получать уведомления из соцсетей во время пробежки. Инженеры и любители научной фантастики давно предсказывали появление такого устройства.
Но была у гугл-очков одна неприятная особенность. В них можно делать фотоснимки простым подмигиванием. Люди вокруг чувствовали, что подмигивающие гаджетоманы вторгаются в их частную жизнь. Раздел в инструкции Google, посвященный этой особенности очков, предлагал следующие рекомендации:
Этикет
Будьте благоразумны. Думайте, кому подмигиваете, и учитывайте, где и среди кого находитесь. Вас могут неправильно понять. ;-)14
В общем, Google убеждал обладателей очков «не пугать и не сердить окружающих»15, уважать их частную жизнь. Но людей, не желавших, чтобы их снимали или фотографировали, особенно без их ведома, эти увещевания компании не умиротворили. Других раздражала привычка любителей этого устройства читать соцсети прямо во время разговора. Если на человеке гугл-очки, невозможно понять, что он сейчас делает, даже если видишь его прямо перед собой. Кого-то тревожили и более серьезные страхи: не могут ли очки с помощью программ распознавания образов идентифицировать прохожих на улице? Как это согласуется с бесценной для многих анонимностью в городской толпе?
Ответным ударом стало имя. Пользователей очков скоро прозвали заочканцами[27]. Это прозвище оказалось убийственным. Как бы ни нравилось вам читать почту, не отрываясь от созерцания заката, как бы ни привлекал хайтековый имидж эдакого шагающего по городу киборга, неужели вы и впрямь согласны носить ярлык с этим ярким неологизмом? Вложив в проект не упоминаемую — но предположительно колоссальную — сумму, Google в январе 2015 г. снял очки с производства. И хотя в 2017 г. устройство вновь начали выпускать для промышленных нужд, вряд ли в обозримом будущем мы увидим гугл-очки на лицах частных потребителей.
Придумать удачное прозвище для осмеяния кого-то или чего-то не всегда легко. За два месяца до президентских выборов 2016 г. на выступлении в Нью-Йорке кандидат от демократической партии Хиллари Клинтон объявила: «Если грубо обобщить, половина сторонников Трампа — это, как я их называю, наши ксожаленцы[28]. Так? Расисты, сексисты, гомофобы, ксенофобы, исламофобы и прочие»16. В этот момент она дала этим избирателям новое имя. Существительное «ксожаленцы», до тех пор неведомое лексикологам, стало у либеральных американцев ярлыком для всех сторонников Трампа, которых можно заподозрить в реакционных взглядах и наклонностях. Но использование этого слова обернулось против самой Клинтон, которая показала себя заносчивым снобом, одной фразой досадливо отмахнувшись от четвертой части американских избирателей. Тем временем поклонники Трампа приняли эту презрительную кличку и выходили на собрания и шествия в майках и бейсболках с гордой надписью «Я ксожаленец». Накануне инаугурации ближайшие сподвижники Трампа устроили торжественный бал ксожаленцев.
Особенный, прекрасный и уникальный
Среди многих отличных строчек в романе Чака Паланика «Бойцовский клуб» (1996 г.) есть такая едкая реплика:
Ты не особенный. Не прекрасная и уникальная снежинка.
Через 20 лет «снежинка» стала обиходным неодобрительным названием поколения якобы гиперчувствительных, заносчивых и самовлюбленных молодых людей. Под снежинкой обычно понимают тонкокожего миллениала, поглощенного собой и несколько инфантильного, которому интереснее встать в позу, чем взять на себя ответственность. Карикатурный образ снежинки — подрабатывающий по мелочи неженка, живущий с родителями, все время селфящийся, ждущий вознаграждения за малейшее усилие и легко впадающий в стресс от трудного спора или от взглядов, которых не разделяет. Это название всегда употребляется неодобрительно, тому пример романист Брет Истон Эллис, который в своем подкасте клеймит «маленьких снежинок, сражающихся за справедливость» как «хлюпиков и нарциссов»17.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
![]()
Правдив ли этот образ поколения снежинок, справедлив или нет, но словечко подхватили политики всех направлений. Консерваторы Брайтбартовской школы глумятся над тем, как шокируют снежинок их взгляды на права иммигрантов или климатические изменения. Либералы стонут от снежинок в кампусах: то они-де требуют «безопасных территорий»[29] и предупреждений о шокирующем контенте, то отказываются слушать приезжих лекторов, исповедующих неудобные взгляды. Похоже, что это название как-то выразило представления многих пожилых людей о самых молодых взрослых нашего общества: в 2016 г. «поколение снежинок» стало одним из 10 слов года по версии словаря Коллинза, и одним из 12 слов, задавших облик года, по версии газеты Financial Times.
Почему такое презрительное прозвище так быстро закрепилось в обиходе? Отчего мы с такой охотой бросились поносить целое поколение? У многих глумящихся над снежинками есть родные и коллеги, попадающие в эту категорию. Зачем мы, старшие, так злы?
Если отвечать честно, дело, скорее всего, в том, что мы боимся. Высокообразованных комментаторов определенного возраста не только ставят в тупик фразы типа «Оцени свои привилегии», но и нервирует ширящаяся цензура и политика лишения слова в университетах (хотя это уже не ново). Эллис в своей тираде выражает собственное беспокойство: «У этих маленьких наци, занятых чисткой языка, есть новый свод правил о том, как должны и не должны мужчины и женщины выражать свои мысли». Он намекает на Первую поправку, которая защищает свободу слова: ему определенно кажется, что этому завоеванию демократии угрожают презираемые им снежинки. «Мы вступаем в поистине авторитарный культурный момент, — возглашает Эллис. — Это такой регресс, такой мрак и абсурд, будто в научно-фантастическом фильме-антиутопии: есть лишь один установленный способ высказаться».
Тревоги о наступлении на свободу слова не беспочвенны, учитывая нашу историю. Право думать и говорить что хочешь драгоценно и жизненно важно для демократического общества. Кроме того, есть немало людей, которых возмущает, что управляемые молодежью массмедиа задают нормы допустимого в высказываниях на темы эмиграции, расы, пола и сексуальности. «Я больше не могу говорить что думаю» — обычная жалоба, которая звучит там, где начинают преобладать взгляды прогрессистов. Вполне естественно встревожиться, когда молодежь, как нам кажется, захватывает право диктовать в вопросах, где общепринятыми всегда считались наши взгляды.
Таким образом, успех слова «снежинки», скорее всего, объясняется страхом и гневом. Это опасно, потому что в таком случае это прозвище — не шутка, не веселое зубоскальство, а оружие.
Последствия могут быть серьезными. Имена способны усилить разделение между социальными группами. Старшее поколение рискует поверить в карикатурный образ снежинки и распространить его на всю молодежь. Старшие будут отмахиваться от заявлений о сексуальных домогательствах, как мы это видели в Голливуде, в британском парламенте, да и повсеместно: это-де очередное проявление гиперчувствительности снежинок. Миллениалы, и без того загруженные проблемами (найти работу, выплатить кредит на образование, обзавестись жильем), получают еще один повод злиться на остальное общество. Межпоколенческое пренебрежение может уничтожить прекрасные черты миллениалов, такие как забота об окружающей среде или о демаргинализации. Если только мы не хотим углубить пропасть между молодыми и не столь молодыми членами общества, надо постараться избегать этого выразительного, но в целом деструктивного прозвища.
