А лягушки… егеря и двое магиков до хрипоты спорили и проверяли разноцветную живность. Самые обычные квакуши, и хоть ты тресни. Но в то же время пестрые как мазня сумасшедшего живописца. А распорядитель Императорского зоопарка приказал выставить у находящегося в глубине дворцового сада пруда специальный пост из двух стражников. Чтобы никто не смел умыкнуть уникальные экземпляры, коих выпустили туда обе малолетние шалуньи. Да и в штате самого дворца появилась новая должность, причем почетная и немалая — Охранитель Радужных Лягушек их высочеств.
***
Ветер выл и свистел, словно стая ошалелых от радости и безнаказанности демонов, что вырвались из преисподней, дорвались до пьянящей и горячей человеческой крови и теперь на радостях справляют шабаш. Собственно, назвать это ветром было бы откровенным преуменьшением. Ураган? Уже теплее, но еще не горячо. Но попробуйте найти определение для необузданной стихии, что швыряет тебя словно щепку, едва не раздирая легкие и почти срывая одежду. Бумажный кораблик в обьятих свирепого полночного шторма, пылинка в могучих объятиях смерча — примерно такие сравнения можно было бы привести, если бы возникла к тому охота.
И все же, только надежная рука Яна удерживала Эстреллу от окончательного падения духом. Неведомая сила вырвала эту пару прямо с дворцового балкона и унесла, кичась своей мощью. И спокойствие мужа передавалось женщине — принц разглядел в мельтешении бури знакомые темные, почти черные нити Силы.
Полет в центре бури показался бесконечным — но все когда-нибудь кончается, плохое ли, хорошее. И, как бы в подтверждение этой истины, ветер вдруг сгинул бесследно, оставив стоять смущенную столь бурным натиском молодую супружескую пару. И только слабое стонущее эхо замерло за барханами бескрайней пустыни желто-оранжевого, словно раскаленного песка. Хотя на самом деле сквозь подошвы чувствовался весьма стылый холод. И вкупе с ярко-синим, но зачем-то безжизненным небом окружающее виднелось самой феерической картиной.
Valle стоял, отчасти довольный результатами своего смелого опыта, отчасти хмурый от предстоящего разговора. Чем ближе приближался он, тем меньше хотелось это делать. Но — необходимо. И появившаяся из темно-серого вихря парочка, пока еще стоящая спиной к нему и не заметившая виновника своего столь диковинного путешествия бодрости сегодня не добавляла.
Эстрелла догадалась оглянуться первой. Ее бровки взметнулись вверх, а появившаяся было при виде друга улыбка увяла, словно фиалка под ледяным дыханием стужи. Ибо в руке барона и чернокнижника зачем-то блистал длинный тонкий меч.
— Так я и думала, — прощебетала она вместо приветствия. А прелестные щечки баронессы все же разрумянились после быстрого полета. — Еще немного, и это могло бы мне даже понравиться — если бы еще твой посланец не лез так смело под подол.
И поправила свое нежно-персикового цвета платье с белоснежными оборками и кружевами. Вроде бы мимолетное, легкое, изящное и непринужденное движение — а с движениями горничной или актрисы на сцене ничего даже общего нет. Порода — что тут скажешь!
Принц тоже наконец-то обернулся полюбопытствовать, с кем это общается его супруга.
— А-а, вот и ты, друг мой. Не скрою — это было впечатляюще. Причем весьма, — миг-другой он пристально разглядывал молодого барона, чуть склонив голову набок, а затем хмыкнул. — И зачем тебе меч? Нипочем не поверю, что ты умыслил что-то дурное, даже не настаивай.
— Часть заклинания. Мне пока все еще нужна третья компонента в уравнении фон Гоусса-Эарендила, — Valle спрятал ненужный более клинок в ножны за спину. — Хотя — больше для подстраховки.
Неплохо соображавший принц, будучи и сам весьма сильным и искушеным волшебником, кивнул.
— Все экспериментируешь… а Силу откуда получил?
Молодой барон ответил неохотно, хотя некромансер внутри него довольно оскалился:
— За сотню золотых купил у судейских приговоренного к повешению отцеубийцу. Ну, и разделал, как хороший повар курицу… с соответствующими обрядами и специями.
Точеный носик Эстреллы брезгливо дернулся при упоминании о зловещих и малоаппетитных обрядах чернокнижья. А Valle смотрел на нее — вроде и вскользь, но весьма внимательно. Так, как на человека смотрят впервые при встрече. После долгой разлуки или при новом узнавании. Или при прощании навсегда? Он встряхнул головой, отгоняя глупые и ненужные сентенции, и металл в его голосе чуть зазвенел, сменив собой обычно бархатистые рокочущие нотки.
— Мой принц, мне хотелось бы задать вашей супруге вопрос. Один-единственный, но в вашем присутствии и с вашего позволения.
Лицо Яна немного вытянулось.
— Отчего такая официальность, да еще и на вы? Разве мир встал с ног на голову? — он демонстративно огляделся. — Что случилось-то?
Молчание. Долгое и вязкое, заставляющее задрожать поджилки и всей кожей почувствовать что-то нехорошее. Недоумевающий принц в поисках объяснения бросил один лишь взгляд на свою ненаглядную и поразился — как быстро, хоть и легонько побледнели ее щеки.
А Valle молчал. Ведь формально супруг не дал ему права разговаривать со своей женой. Вновь затянувшаяся пауза стала понемногу невыносимой, и лишь тут красавица с трудом выдохнула:
— Пусть спрашивает. Кажется, я догадываюсь…
Дождавшись кивка от озадаченно нахмурившегося принца, барон и чернокнижник глубоко вздохнул и стал ронять горькие для него слова.
— Донья, по некоторому размышлению я пришел к выводу, что ваше участие в несчастной судьбе маркиза Бенеша вовсе не было случайным. Оставим в стороне моральную сторону — в конце концов, ему уже смахнули с плеч голову, и ничего с этим поделать нельзя. Да и роль, которую во всем этом несомненно сыграл старый Император, меня тоже не касается, равно как и причины. Я хочу задать вам, донья Эстрелла, один вопрос: с каких это пор верные друзья стали для вас лишь разменными фишками в грязных политических играх?
В глазах принца вспыхнул недобрый огонь — еще никто не смел так говорить с его супругой и матерью его детей! Однако он перевел взгляд на Эстреллу, и слова замерли, не сорвавшись с уст, а все мысли разлетелись подобно облакам на ветру. Ибо молодая женщина побледнела так, что с лица почти исчезла природная легкая смуглость. Она пошатнулась, и в глазах ее была боль.
— Эсти, это правда? — шепот принца сорвался со вдруг пересохших губ и расплавленным свинцом упал в корчащуюся от боли женскую душу.
— Это была просьба твоего отца, — все же баронесса нашла в себе толику сил ответить.
— Император приказал тебе? — принц в ужасе отшатнулся.