Последний вопрос мучил Липкина в течение многих лет.
Ефрем Липкин был хакером еще со старших классов. Его привязанность к компьютеру возникла мгновенно, и он нашел, что программирование является «полностью обособленной задачей, такой, что я даже забывал иногда, как говорить по-английски. Мой собственный разум работал как компьютер». Но, в отличие от некоторых из его товарищей по специальной общегородской программе Нью-Йорка для учащихся старших классов, которые интересовались компьютерами, Ефрем часто рассматривал свой сверхъестественный талант в области компьютеров как проклятие. Как и Ли, он вырос в крайне левой политизированной семье, и помимо блистания своим математическим талантом перед учителями, его также выпроваживали из класса за неуважение к флагу, а однажды даже выпнули с урока истории за то, что он назвал учителя лжецом. Ефрем был в оппозиции к ним, и это положение приносило ему постоянные проблемы.
«Я любил компьютеры и ненавидел все то, что они могут делать», — говорил он позднее. Когда он пошел в старшие классы школы, то рассматривал коммерческие приложения типа рассылки счетов по почте просто как неинтересные. Но после начала войны во Вьетнаме, он начал видеть в своих любимых игрушках инструмент уничтожения. Он некоторое время жил в Кембридже и однажды поднялся на девятый этаж ТехСквера. Он посмотрел на PDP-6, посмотрел на образовавшийся здесь идеальный плацдарм Хакерской Этики, понаблюдал за квинтэссенцией виртуозности и одержимости, но его по настоящему заботили только источники финансирования и конечное применение приложений этой неудержимой гениальности. «Я настолько рассердился, что перешел на повышенный тон», — говорил он потом, — «Они продались. Они продались использованию технологии в военных целях. Недобрых целях. Они находились на полном содержании Министерства Обороны и были ему стопроцентно подконтрольны».
Ефрем направился в Калифорнию, потом вернулся на восток, затем опять в Калифорнию. Для него потребовалось некоторое время, чтобы понять, как компьютеры могут использоваться на благо общества, и каждый раз когда в его мозгу проносилась очередная идея, он видел в ней предательство. Один из интересных проектов, которым он занимался, была World Game. Группа калифорнийских программистов, философов и инженеров создала на компьютере симуляцию мира. Она основывалась на идее Бакминстера Фуллера[33], где вы могли пытаться вносить любые изменения, а затем проверить их эффект на влияние в мире. В течение многих дней, люди ходили вокруг, делая разные предложения и реализуя их в игре на компьютере. Результаты их попыток сымитировать мир на компьютере были весьма скромными, но большое количество людей встретилось с другими людьми со схожими взглядами.
Спустя немного времени, Ефрем наткнулся на «Ресурс Один», в котором Ли увяз по уши. Он сначала подумал, что группа ни на что не годится. Здесь был установлен компьютер с некоторым программным обеспечением для ведения общественных баз данных, а также коммутатор, но группа не занималась всем этим в полной мере. Почему бы не вытащить всю эту большую машину на улицы? Эта идея начала захватывать Ефрема, и возможно впервые в своей жизни, он увидел, как компьютеры могут быть действительно использованы на благо обществу. Он предложил Ли подумать над этим, а также рассказал это еще нескольким людям, с которыми он познакомился во время симуляции мира на World Game.
Идея состояла в том, чтобы на базе «Ресурс Один» создать группу под названием «Память Сообщества (Community Memory)», вынести компьютеры на улицы и дать свободу людям в поиске других людей. Фельзенштейн сумел пробить в «Ресурс Один» оплату за офис в Беркли, который был в два раза больше чем его комнатка. Так что фракция «Памяти Сообщества», которая собиралась заняться работой над системой, переехала через бухту в Беркли. Ли освободился от возложенного на самого себя учредительства, и теперь он был частью группы — людей, которые были охвачены хакерским духом и готовых создать нечто на компьютерах. Их подстегивала идея о том, что доступ к терминалам, предоставленный обычным людям даст им возможность связываться друг с другом с невиданной ранее эффективностью, что в итоге позволит изменить мир.
* * *
«Память Сообщества» была не единственной попыткой сделать компьютеры ближе к людям. По всей Бэй Ареа, инженеры и программисты, обожавшие компьютеры и политизированные во время антивоенного движения подумывали о слиянии этих двух направлений своей деятельности. В одном месте особенно сильно хотели совместить легкую непочтительность контркультуры с почти евангелическим желанием знакомить людей, в особенности детей, с компьютерами. Это была People's Computer Company. В полном соответствии с эксцентричной натурой своего основателя, People's Computer Company не была компанией в полном смысле этого слова. Организация, если ее так можно было называть, периодически публиковала одноименный журнал, но единственный действительно производимый компанией продукт представлял собой сильное чувство программирования ради собственного удовольствия. Ли Фельзейнштейн часто посещал ночные ужины вскладчину по средам, организуемые PCC, на которых собирались контркультурные компьютерные туристы из Бэй Ареа, а также был шанс увидеть многочисленные попытки Боба Альбрехта научить всех танцевать греческие народные танцы.
Боб Альбрехт был главным мечтателем в People's Computer Company. Он был человеком, про которого Ли позже говорил, что для него «привести ребенка за компьютер было сродни приставанию к ребенку». «Сродни приставанию к ребенку» означало, что он вел себя как одержимый педофил.
Весной 1962 года, Боб Альбрехт зашел в класс и увидел то, что навсегда изменило его жизнь. Альбрехт тогда работал в Control Data Company в качестве старшего аналитика приложений, и его однажды попросили выступить перед клубом для старшеклассников в школе имени Джорджа Вашингтона в Денвере. Аудитория представляла собой собрание хорошо воспитанных и преуспевающих подростков-евреев. Альбрехт, большой человек в галстуке с зажимом, мясистым носом и глазами цвета морской волны, которые могли сиять в творческом порыве или же провиснуть, как у бассета, отгороженные от мира квадратами очковых линз, сделал свой небольшой рассказ о компьютерах и между делом поинтересовался, не хочет ли кто-нибудь из двадцати двух учащихся научиться программировать. Двадцать две руки взметнулись в воздух.
Альбрехт никогда не сталкивался с таким энтузиазмом аудитории, даже когда он преподавал Remedial FORTRAN — «однодневный курс для прошедших обучение в школе IBM и так ничему и не научившихся», как он его потом называл. Альбрехт никак не мог понять, почему IBM читала этим людям лекции, но ничего не позволяла им делатьна компьютере. Он понимал уже тогда, что эта игра называется «Практика», также как это было всегда с того момента, как он начал работать с компьютерами в 1955 году в подразделении фирмы Honeywell, которое занималось аэронавтикой. Хотя у него получалось хорошо делать свою работу, его постоянно выматывало общение с бюрократией. Боб Альбрехт предпочитал более гибкое окружение. Он по— прежнему, по своему стилю жизни и взглядам, оставался интуитивно прозорливым студентом. Но в отличие от остальных он носил короткую прическу, рубашку с пуговицами, а также имел традиционный семейный уклад: жена, трое детей и собака, что для его окружения было необычно. Помимо всего этого, Бобу очень нравилось танцевать греческие танцы, он всегда готовый опрокинуть рюмочку озо[34] и поиграть на базуки[35]. Греческие танцы, ликер и компьютеры были составными частями Боба Альбрехта. И он сильно удивился тому, как страстно старшеклассники желали попробовать последнего из перечисленных удовольствий и самого притягательного из всех трех.