Читать интересную книгу Девушка, которая взрывала воздушные замки - Стиг Ларссон

Курдо немного подумал, потом подошел к письменному столу и открыл ежедневник. Через минуту он нашел телефон Идриса Хиди и поднял телефонную трубку. Разговор велся по-курдски. По выражению лица Курдо Микаэль видел, что начался он с обычных приветственных фраз и легкой болтовни. Потом Курдо посерьезнел и стал излагать свое дело. Через некоторое время он обратился к Микаэлю.

— Когда ты хочешь с ним встретиться?

— Если подходит, в пятницу, во второй половине дня. Спроси, можно ли мне прийти к нему домой.

Поговорив еще немного, Курдо повесил трубку.

— Идрис Хиди живет в пригороде Ангеред, — сказал он. — У тебя есть его адрес?

Микаэль кивнул.

— В пятницу он будет дома около пяти и с удовольствием с тобой встретится.

— Спасибо, Курдо, — сказал Микаэль.

— Он работает в Сальгренской больнице уборщиком.

— Я знаю.

— Читая газеты, трудно не заметить, что ты замешан в этой истории с Саландер.

— Верно.

— В нее стреляли.

— Точно.

— Кажется, она лежит в Сальгренской больнице.

— И это верно.

Курдо Бакси тоже так просто не проведешь.

Он понимал, что Блумквист замышляет какую-то аферу, ведь он этим известен. Близкими друзьями они не были, но никогда не ссорились, и Микаэль всегда с готовностью приходил на помощь Курдо, если возникала необходимость. Когда им доводилось сталкиваться на каком-нибудь празднике или в ресторане, они всегда выпивали вместе по бокалу-другому пива.

— Я не окажусь втянутым во что-то, о чем мне следовало бы знать? — спросил Курдо.

— Нет, ни во что втянут ты не будешь. Твоя роль заключалась лишь в том, чтобы представить меня одному из твоих знакомых. И я повторяю… я не стану просить Идриса Хиди о чем-либо противозаконном.

Курдо кивнул. Такого заверения ему было достаточно. Микаэль поднялся.

— Я твой должник.

— Мы вечно ходим друг у друга в должниках, — ответил Курдо Бакси.

Хенри Кортес положил телефонную трубку и так громко забарабанил пальцами по письменному столу, что Моника Нильссон взглянула на него, сердито подняв брови. Легко было заметить, что он глубоко погружен в собственные мысли. Поскольку Моника вообще пребывала в крайнем раздражении, она решила не позволять себе срываться на Хенри.

Моника Нильссон знала, что Блумквист непрерывно шушукается с Кортесом, Малин Эрикссон и Кристером Мальмом по поводу истории Саландер, а на них с Лоттой Карим свалилась вся черная работа по подготовке следующего номера журнала, который с уходом Эрики Бергер остался без настоящего руководства. О Малин, конечно, ничего плохого не скажешь, но ей не хватает навыков и того веса, что имела Эрика Бергер. А Кортес еще просто мальчишка.

Раздражение Моники Нильссон было вызвано не тем, что она чувствовала себя обойденной и жаждала принять участие в их делах — этого ей хотелось бы в последнюю очередь. В ее задачи входило собирать для «Миллениума» сведения о деятельности правительства, Риксдага и государственных организаций. Работа ей нравилась, и она знала ее «от и до». Кроме того, у нее имелось множество других обязанностей — она вела еженедельную колонку в профсоюзной газете, занималась разной общественной работой для «Международной амнистии» и так далее. Только того ей и не хватало, чтобы выполнять обязанности главного редактора «Миллениума» и работать как минимум по двенадцать часов в день, жертвуя выходными и своим свободным временем.

Вместе с тем она чувствовала, что в «Миллениуме» что-то изменилось. Журнал вдруг сделался чужим. В чем именно дело, она сказать не могла.

Микаэль Блумквист вел себя с обычной безответственностью, то и дело отправлялся в какие-то таинственные поездки и появлялся на работе, когда ему заблагорассудится. Правда, он был совладельцем «Миллениума» и мог сам определять, что ему делать, но все-таки и ему не мешало бы проявить немного больше дисциплинированности.

Кристер Мальм являлся вторым оставшимся в журнале совладельцем, однако находился ли он на рабочем месте или в отпуске, помощи от него было одинаково мало. Он, вне всякого сомнения, был талантлив и справлялся с руководством, когда Эрика оказывалась занята или уезжала отдыхать, но при этом в основном проводил в жизнь решения, принятые кем-то другим. Кристер был великолепен, когда дело касалось графического дизайна и презентаций, но совершенно беспомощен, когда речь шла о планировании журнала.

Моника Нильссон нахмурила брови.

Нет, она несправедлива. Раздражало ее то, что ситуация в редакции каким-то образом изменилась — сотрудники журнала больше не были единым целым. Микаэль работал с Малин и Хенри, а все остальные как бы оказывались в стороне. Эти трое образовали некий внутренний круг, запирались в кабинете Эрики… то есть в кабинете Малин, а по выходе оттуда хранили полное молчание. При Эрике журнал всегда был дружным коллективом. Моника не понимала, что произошло, но чувствовала, что ей не доверяют.

Микаэль работал над материалом о Саландер, ни звуком не выдавая, о чем там идет речь. Правда, ничего необычного в этом не было. В свое время он молчал и о материале про Веннерстрёма — даже Эрика ничего не знала, но на этот раз у него в доверенных оказались Малин и Хенри.

Короче говоря, Моника испытывала раздражение. Ей требовался отдых, тянуло хоть на некоторое время отсюда вырваться. Она увидела, что Хенри Кортес натягивает вельветовый пиджак.

— Я ненадолго уйду, — сказал он. — Передай, пожалуйста, Малин, что меня не будет часа два.

— Что происходит?

— Думаю, у меня наклевывается материал. Действительно хороший материал. Об унитазах. Я хочу кое-что проверить, но, если все сойдется, у нас будет отличная статья для июньского номера.

— Об унитазах? — переспросила Моника Нильссон, провожая его взглядом.

Эрика Бергер стиснула зубы и медленно опустила распечатку статьи о приближающемся суде над Лисбет Саландер — маленькой заметки в два столбца, предназначенной для пятой страницы с новостями о жизни в стране. Был четверг, часы показывали 15.30. Она проработала в «СМП» двенадцать дней. Эрика с минуту посмотрела на текст, выпятила губы, потом подняла трубку и позвонила руководителю информационного отдела Андерсу Хольму.

— Здравствуйте. Это Бергер. Вы не могли бы найти репортера Юханнеса Фриска и сразу же прийти вместе с ним ко мне в кабинет?

Она положила трубку и терпеливо ждала, пока в стеклянной клетке не появился Хольм, ведя за собой Юханнеса Фриска. Эрика взглянула на наручные часы.

— Двадцать две, — сказала она.

— Что? — спросил Хольм.

— Двадцать две минуты. Вам потребовалось двадцать две минуты, чтобы встать из-за стола, пройти пятнадцать метров до Юханнеса Фриска и приплестись вместе с ним ко мне.

— Вы не сказали, что это срочно. У меня довольно много дел.

— Я не говорила, что это не срочно. Я сказала вам прийти вместе с Юханнесом Фриском ко мне в кабинет. Я сказала «сразу» и имела в виду «сразу», а не вечером, или на следующей неделе, или когда вам заблагорассудится оторвать задницу от стула.

— Послушайте, я считаю…

— Закройте дверь.

Эрика подождала, пока Андерс Хольм закроет позади себя дверь, тем временем молча его изучая. Он, без сомнения, очень компетентный руководитель информационного отдела, в его задачи входит следить за тем, чтобы страницы «СМП» ежедневно заполнялись правильным текстом — доступно составленным и расположенным в том порядке, о котором договаривались на утреннем совещании. Соответственно, Андерс Хольм ежедневно жонглировал колоссальным количеством рабочих заданий и делал это, не роняя ни одного мяча.

Проблема с Андерсом Хольмом заключалась в том, что он последовательно игнорировал решения, принимаемые Эрикой. В течение двух недель она старалась найти к нему подход. Она пыталась с ним любезно рассуждать, испробовала прямые приказания, призывала его подумать еще раз самому — в общем, делала все для того, чтобы он понял, какой ей хочется видеть газету.

Ничего не помогало.

Текст, который она отвергала во второй половине дня, все равно попадал в газету где-нибудь вечером, когда Эрика уходила домой. «У нас выпала одна статья, и образовалась дыра, которую мне пришлось наскоро заполнять».

Заголовок, дать который распорядилась Эрика, внезапно забраковывался и заменялся чем-то совершенно другим. Выбор не всегда оказывался неверным, но делался без консультации с ней. Демонстративно и с вызовом.

Речь всегда шла о мелочах. Редакционное совещание внезапно переносилось с 14.00 на 13.30, а ее не информировали, и когда она наконец появлялась, большинство решений уже было принято. «Извините… я впопыхах забыл вам сообщить».

Эрика Бергер никак не могла понять, почему Андерс Хольм занял по отношению к ней такую позицию, но уже убедилась, что вежливые беседы и мягкие выговоры на него не действуют. Эрика пока не привлекала к обсуждению этого вопроса других сотрудников редакции, пытаясь решить этот вопрос между ними двоими. Результата это не дало, поэтому настало время высказаться отчетливее, на этот раз в присутствии сотрудника Юханнеса Фриска, вследствие чего содержание разговора непременно станет известно всей редакции.