Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В отличие от ранних лет жизни, зрелые годы Абу–Курры, т. е. основной период его творчества, не вызывает столько сомнений и разногласий среди ученых. Все они в один голос соглашаются, что Феодор Абу–Курра действительно был епископом города Харран, что легко доказывается тем, что такое его определение стоит практически во всех вступлениях к его сочинениям. Однако при более близком рассмотрении этого периода в жизни Абу–Курры разногласия все же появляются. Большинство исследователей склоняется к тому, что Абу–Курра был смещен со своей кафедры, причем некоторые из них полагают, что смещен он был навсегда, другие же считают, что через некоторое время он снова стал епископом[544]. Такие предположения основаны на вышеупомянутой монофизитской хронике XII в. Михаила Сирийца[545], которая является единственным историческим источником по Феодору Абу–Курре. Она сообщает нам, что около 813 г. Абу–Курра был низложен Феодоритом, патриархом Антиохийским, за то, что по–своему исказил веру как мельки–тов (т. е. халкидонитов)[546], так и монофизитов. Михаил описывает Феодора Абу–Курру как ересиарха, зашедшего в своих ошибках еще дальше, чем Максим Исповедник, и очень сильно отклонившегося от халкидонского вероисповедания. Он также описывает путешествия Абу–Курры в Египет, а затем в Армению. Однако, как утверждает Ламоро[547], этот рассказ является неправдоподобным, поскольку Абу–Курру никак нельзя назвать ересиархом, боровшимся с халки–донитами, т. к. в большинстве его произведений он ссылается на Халкидонский собор как на главный авторитет и действительно выступает с его позиций. Также практически невозможно, чтобы одновременно с тем, как один мелькитский патриарх — Феодорит, изгнал Абу–Курру за ересь, другой, тоже мелькитский — Фома, выбрал его в качестве защитника халкидонского вероисповедания.
Примечательным событием в жизни Феодора Абу–Курры можно назвать его путешествие в Армению, где у него состоялись дебаты с монофизитом Нонном из Нисибина[548]. Михаил в своей хронике отмечает, что Абу–Курра защищал там свою ересь и потерпел поражение. Мелькитские источники заявляют, что он защищал хал–кидонское вероисповедание и победил[549]; о дебатах также сообщают армянская хроника XIII в., Абу–Раитах — современник Абу–Курры, монофизит, который и послал Нонна в Армению, а также сам Нонн в одном из своих сочинений[550]. Видимо, отголоском именно этого события было составление «Письма к армянам» и «Против армян»[551].
Существует еще небольшое число упоминаний о Феодоре Абу–Курре как со стороны христиан, так и со стороны мусульман; особенно стоит отметить перевод трактата Пс. — Аристотеля «О добродетелях» («De virtudbis animae»)[552], выполненный Абу–Куррой для Тахира, правителя Месопотамии, готовившийся с 813 по 820 гг. Иоанн Кипариссиот отмечает, что Абу–Курра принимал участие в соборе против манихеев[553]. Смерть Феодора Абу–Курры обычно относят ко времени после 829 г.[554] В этом году, как повествует одна сирийская хроника[555], состоялись дебаты между ним и халифом Аль–Мамуном, которые были записаны.
Время, в которое писались сочинения Феодора Абу–Курры, во многом определило их направление и темы. Практически все произведения носят полемический характер, некоторые из них написаны в форме диалогов, одним из действующих лиц которых является сам Абу–Курра. Темы и выбор собеседника или адресата послания (в случае, если дискуссия привела к написанию послания) также свойственны тому периоду теологических споров, когда жил и творил Феодор Абу–Курра, а также ситуации, в которой они создавались, т. е. арабскому правлению. Вопросы, которые рассматривает Абу–Курра, — это учение о Троице, учение о воплощении, а также в целом защита истинной веры, т. е. мелькитского христианства. Основными объектами своей критики он выбирает монофизитов (яковитов), несториан, мусульман и иконоборцев. При этом стоит отметить, что полемические сочинения как против яковитов и несториан, так и против иконоборцев писались с оглядкой на исламских богословов, т. е. Абу–Курра, полемизируя с различными христианскими «ересями», пытается предотвратить возможные нападки со стороны мусульман, отделяя истинное христианство от различных, по его мнению, ересей[556].
Прежде чем перейти к краткому разбору трех вышеперечисленных тем, стоит сказать несколько слов о вопросе доказательства бытия Божиего, без рассмотрения которого невозможно обращение к другим, более узким, проблемам как в рамках христианства, так и ислама. Приступая к доказательству, Абу–Курра сначала излагает возможные способы человеческого познания вообще. Он выстраивает три ступени познания для вещей, с которыми человек имеет чувственный контакт. Первая ступень — многочисленные части знания о каком–либо предмете, попадающие в разум посредством чувственного восприятия, причем каждый из способов восприятия привносит свою часть; вторая ступень — объединенное посредством разума знание о каком–либо предмете; и, наконец, третья ступень — знание о всех предметах, принадлежащих к тому же виду, что и уже познанный предмет[557]. Если же предмет не доступен чувственному восприятию, то «известно посредством… умозаключения об эффекте [действии] или сходстве, или несходстве»[558] с каким–либо предметом. Так, разбирая это уже на примере познания Самого Бога, чувственное познание Которого невозможно, Абу–Курра говорит о существовании всего живого, а также о том, что Земля не падает в космос, как о эффектах (действиях), через которые мы обретаем познание бытия Божиего. Также, исследуя другие эффекты, мы сможем, как показывает Абу–Курра, определить Бога как разумного (hakim), неимоверно щедрого (fayyad hayyir), милосердного (fadil), полного сострадания (rahlm), терпеливого (tawfl аг–rnh), долготерпеливого (hamul), справедливого (‘adil) и того, кто карает (mu’aqib). В конце этого исследования мы придем к выводу, что Он — Создатель (as–sani) и Творец (haliq)[559]. Вместе с тем с помощью способа «сходств и различий» можно будет наделить Бога такими предикатами, как существующий (mawjud), живой (hayy) и знающий (alim)[560].
Учение о Троице Федор Абу–Курра раскрывает довольно типично для мелькитского автора его времени. Опираясь на Писание и постановления первых двух Вселенских соборов, Абу–Курра заявляет, что он «верит в Отца, и Сына, и Святого Духа, три ипостаси (aqanim) и одну сущность (tabfah). <…> Все три представляют собой одну природу (jawhar)»[561]. Интересно отметить, что он не проводит разницы между лицом (по–греч.: лроаожсгу) и ипостасью, называя Отца, Сына и Святого Духа тремя Лицами (wujuh) и используя этот термин, чтобы объяснить значение арабского слова сирийского происхождения ‘uqnum (ипостась), в то время как другие христианские авторы, писавшие по–арабски, предпочитали термин shahs. Такое употребление слова wujuh, возможно, вызвано тем, что оно является скорее точным переводом, а не объяснением термина Hpoaumov, использовавшегося Иоанном Дамаскиным.
Поскольку Абу–Курра отстаивал правильное исповедание Троицы в контексте полемики с исламом, он не мог не попытаться ответить на обвинения в троебожии, которые выдвигали мусульмане против христиан[562]. Абу–Курра подчеркивает разницу между тремя ипостасями и тремя сущностями и дистанцируется от учения о трех природах Иоанна Филопона, монофизитского философа VI в.: «Я познаю Каждую из Них как являющуюся Богом индивидуально, и все три как одного Бога, а не трех Богов, как неудачно сказал Филопон»[563].
Что качается воплощения Христа, то и здесь Феодор Абу–Кур–ра полностью придерживается определений Халкидонского собора. Он подробно говорит о воплощении Сына и что Христос — это одна ипостась и две природы: Божественная и человеческая[564]; Абу–Курра делает эго, опираясь на Писание, которое, по его мнению, дает исчерпывающие доказательства истинности такого вероисповедания[565]. Абу–Курра указывает и на то, что и Ветхий Завет, а в особенности пророчество Исайи, только подтверждает подобное христологическое вероопределение[566]. Однако мусульман не устраивали доказательства из Писаний, т. к. они считали, что христиане намеренно испортили изначальный текст, дабы доказать свое учение о Троице, которое на самом деле опирается на греческую философию. Некоторые же места из Писания мусульмане трактовали как неправильную интерпретацию еврейского текста при переводе на греческий. Так, в частности, они заявляли, что во времена Христа слово «сын» совсем необязательно обозначало родственную связь, а вполне могло употребляться для описания дружеских или близких отношений[567].