десять листов. Будучи в стопке, листы всё ещё норовили свернуться в привычное положение.
— Это лабиринт с тридцатью двумя дверями.
Стервятники, не иначе. Драгана поразилась тому, как Томас и Михаил стали наперегонки вытягивать листы и смотреть на чертежи. Томас недоумевающе посмотрел на неё, поднимая один лист, и ещё один, стал забирать листы из чужих рук; он молчал, брови выдавали задумчивость и смятение. Драгана полностью понимала их замешательство, поэтому откинула ковёр подальше, отодвинула кресло и столик ближе к окну и разложила десять листов на полу, получился неровный квадрат. Не хватало двух листов: одного с верхнего левого угла, другая пустая клетка находилась в центре. Третья, если считать от левой стороны, вторая, если от правой.
Они встали вплотную к кровати, чтобы лучше видеть картину целиком.
— Я не уверена. Ещё дополняю детали, стараясь выудить из памяти, как можно больше. Но это очень близко к тому, с чем я столкнулась.
— Невероятно, ― Михаил наклонился ниже к чертежам, немного кривя лицо. Полученная рана причиняла беспокойство.
— Как ты запомнила всё за пять дней? ― спросил брат.
— Томас…
Драгана сглотнула ком в горле, подавила в себе панику, пробивающуюся через выстроенную защиту, и посмотрела на брата. Он внимательно изучал её, будто не видел всё это время. Будто всё сон. Она сама хотела, чтобы это было сном. Страшной детской фантазией, вызванной мрачными историями, которыми так любил делиться отец.
— Я провела там не пять дней. ― Пауза. Слишком длительная. Если произнесёт, то всё реально случилось, а так ещё жила надежда, и вина всему больное воображение. ― Я провела там пять лет.
Время остановилось, дыхание спёрло, ноги подкосились, и пауза продлилась немного дольше ожидаемого.
Пока Томас не успел ничего сказать, Драгана продолжила:
— Там, в Библиотеке Первых царей, время идёт иначе. Один день за её пределами ― равен одному году внутри.
Томас отрицательно покрутил головой, сопротивлялся и сомневался. Драгана его понимала. Михаил принялся сдвигать листы с чертежами. Он был ошеломлён, потерян и будто не знал, что сказать.
Десятки часов, проведённых над составлением карты Библиотеки, лишили сна, заставили её поверить в собственное помешательство. Снова. Каждую ночь в своей комнате она воспроизводила лабиринт, думая о цене, которую заплатила, чтобы попасть в древнее хранилище. Но пережитый ужас был реален, воспоминания живыми, не выцветшими за столько времени и постоянно напоминавшими о её бессилии. Никто не способен поверить в подобное. Для остальных её история ― вымысел.
— Нет, ― только и мог сказать Томас. ― Нет. Не может этого быть.
— Может.
— Больше месяца назад, ты вошла в Библиотеку. Утром перед тем как войти в неё ты позвонила мне, мы поговорили. Время было шесть утра. ― Он старался воспроизвести все события тех раскопок и его причастие к ним. ― Ровно через пять дней в шесть утра ты вышла из Библиотеки. Вошла ты туда с командой одержимых искателей приключений, как и ты. В группе вас было двадцать человек, но вышла только ты одна.
Томас оглянулся на чародея, покачал головой и запустил пальцы в волосы, разрушая причёску.
— В тот день… Ночью…, я забрал тебя из здания, где Совет тебя допрашивал. Библиотеку опечатали, тебя отпустили, и никто больше не заставлял тебя вспоминать о том, что случилось. Ты ничего не сказала Совету, никому. Сначала ты молчала. И вела себя так, будто…, ― он не знал, как подобрать слова. ― А потом долго бубнила себе под нос ― «Проклятое место», и несколько дней не спала. А когда я осмеливался задавать вопросы, ты только избегала меня. И сейчас ты говоришь, что провела там пять лет?
Поджав губы, Драгана спустилась на пол и начала собирать свои чертежи. Михаил попытался её остановить, но уступил.
Она понимала всю нелепость своей истории. Кто вообще способен ей поверить? И будь её воля, никому никогда не рассказала. Но Драгана слишком хорошо помнила всё, и поэтому не хотела подпускать кого-либо к Библиотеке. Особенно родных.
Тубус закрылся с глухим щелчком. Дверь сейфа тихо опустилась, замок бесшумно провернулся, панель вернулась на место, пол снова сделался идеальным, без сюрпризов. Драгана пододвинула пуфик и села на него. Она старалась вести себя спокойно, пока внутри таились тёмные волны вины, готовые обрушить на этот мир всю ту боль и страх, пережитые полтора месяца назад.
Рано или поздно пришлось бы рассказать, и Драгана надеялась, что Томас её поймёт. Поверит, примет её историю, но точно не будет смотреть так, будто она сошла с ума или ищет оправдания своему поведению. Сожаление проникло в душу, видя недоверчивый взгляд брата. Но она обещала ему рассказать и готовилась к любой реакции, но сейчас, смотря на его потерянность, Драгана жалела.
Самый близкий человек не верил ей. Брат, который всегда поддерживал, верил каждому слову, сейчас сомневался. Томас опустился на кровать. Шок на его лице осел плотной маской. Драгана искала в себе силы не закричать и потребовать ей поверить.
Тяжёлая ладонь опустилась на её плечо, и, резко обернувшись, она увидела Михаила. Чародей Совета возвышался над ней как скала. Серебро в его глазах расплавилось, насытилось любопытством и горело, призывая рассказать всё. Драгана зло посмеялась, когда у него снова не вышло пролезть в её разум. Он пошатнулся, магия в нём таилась на критической отметке. Поняв свою ошибку, Михаил присел перед ней, облизнул пересохшие губы и заговорил:
— Ты должна всё рассказать. Пойми, такое непросто понять или сразу принять.
Винить бесполезно. Драгана и не верила, что они поймут или захотят примириться с её историей.
Ересь для остальных, но истина для неё. Там в Библиотеке, когда время перевалило за невероятную цифру и одиночество вытравливало из тела всё самообладание, Драгана цеплялась за свой дневник, который послужил маленьким огоньком на том берегу, и до него ещё предстояло доплыть, чтобы выбраться. Она помнила, как хваталась за сам процесс записи, сосредотачивалась, избегая лишних фраз и накинувшихся на неё ужасов. Сначала она писала чёрной ручкой, пока не потеряла её. Наткнулась на рюкзак Ники, подруги, что пошла с ней в эту проклятую Библиотеку и забрала две синие ручки, которыми писала далее.
Драгана ещё чувствовала спиной жёсткие полки, в которые упиралась, ловя свет от магических шаров, летающих под потолком. Заставляла свой мозг мыслить здраво, не терять рассудок вместе с пропавшим светом. Принуждала себя ползти по коридорам, когда сил не оставалось. Вынуждала себя писать осмысленно, требовала от себя описывать происходящее с особой щепетильностью. Помнила, как экономила бумагу, чернила, после перешла на грифельный карандаш.
Тренировала себя писать аккуратно, уменьшала расстояние