момента система пережила два обновления и в день похищения Евгения Селиверстова существовала в одном единственном экземпляре, установленном на четвертом этаже здания на Брущатой, в специально отведенном для этого помещении. За работу детектора отвечал один из помощников доктора Клозе, который, услышав вопрос Альберта, оторвал взгляд от экрана и посмотрел на дверь. Увидев высовывающуюся из подготовительной комнаты голову агента, технический работник в светло-голубом халате послушно кивнул:
– Готово.
Альберт обернулся к человеку, стоявшему позади него. Его спокойное лицо, и чуть насмешливый взгляд, были известны большинству населения страны, а может и всего мира.
– Пойдемте! – приглашающе кивнул Альберт, открывая дверь пошире и шагая в сторону.
Человек мазнул по нему взглядом, из которого даже в такой момент не мог полностью выветриться оттенок легкой иронии. Альберту показалось, что он ждет, что агент все-таки передумает, объявит все происходящее дурной шуткой, извинится и отвезет его домой. Однако лицо Альберта осталось достаточно серьезным для того, чтобы президент страны хмыкнул и шагнул в открытую дверь.
– Раздевайтесь! – скомандовал Альберт.
Техник изо всех сил старавшийся сохранить спокойствие и никак не показать, как сильно он ошарашен личностью его теперешнего подопечного, недоуменно посмотрел на агента. Раздеваться для прохождения теста на детекторе не было необходимости. Достаточно было закатать рукава рубашки и расстегнуть ее на груди. Но ответный взгляд Альберта красноречиво сказал технику, что ему стоит оставить свои сомнения и удивления при себе.
– Совсем? – уточнил Старков.
– Совсем, – подтвердил Альберт.
Глава государства, очевидно, заранее про себя решивший, что будет послушно и молча выполнять все требования агента, взявшего в заложницы его единственную дочь, снял с себя всю одежду и абсолютно голый подошел к креслу.
Как не старался техник сохранять самообладание, а руки его ощутимо подрагивали, а потому процесс подготовки, заключавшийся в присоединении электролитов и датчиков к соответствующим частям тела и головы, занял вместо стандартных двух минут, долгие три с четвертью.
– Можно начинать, – кивнул он Альберту, когда все-таки закончил подготовку, – сначала вопросы по сценарию, потом ваши. Я буду в подготовительной комнате. Вопросов и ответов я не услышу, но работу аппарата полностью проконтролирую.
– Отлично, – слабо улыбнулся Альберт.
Человек в халате поспешно зашагал к двери, чтобы поскорее скрыться из поля зрения неприлично знаменитого допрашиваемого.
Альберт задумчиво посмотрел на кресло, словно пытаясь решить для себя окончательно, стоит ли доверять этому чуду техники. Он, в силу отсутствия у него достаточной базы знаний по нейрофизиологии, психологии, химии и биологии, не совсем четко представлял себе механизм действия детектора. Он знал лишь то, что в отличие от предшествовавших аналогов, эта система не пыталась распознать правду и ложь в словах опрашиваемого. Вместо этого система буквально заставляла его сказать правду. Более того, была способна записать даже неозвученные показания мозговой деятельности. При этом детектор Клозе не вводил человека в измененное состояние сознания, как, например, какой-нибудь наркотик из разряда «сывороток правды», а его действие было совершенно безопасно для мозга.
Он слышал, что в Агентстве были уверены, что когда действие Сочинского соглашения истечет, а АТБ сделает технологию общедоступной, она имеет все шансы быть признанной в большинстве развитых стран мира, в качестве способа получения неоспоримых доказательств в уголовном судопроизводстве.
Но главным, что усвоил для себя Альберт, и почему предпринял эту чрезвычайно рискованную авантюру, было то, что, в отличие от методик, приборов и препаратов, существовавших до этого, детектор Клозе давал стопроцентный результат.
А именно такой результат и нужен был агенту двадцать восемь, действовавшему по протоколу «Лондон».
2.
Сначала должны были следовать контрольные вопросы.
– Вас зовут Юрий?
– Да.
– Вы родились в 1994 году?
– Да.
– Ваша мать была из Японии?
– Нет.
– Вы любите пироги с вишней?
– Нет.
– 10 минус 3?
– Семь…
И так в течение еще долгих пяти минут.
Наконец, когда настройка системы завершилась, пришло время настоящих вопросов.
Технический специалист кивнул полковнику и удалился из комнаты. Его присутствие не требовалось. Данные на мониторе очень четко сообщали о том, говорит ли человек, подключенный к аппарату правду.
Дождавшись, пока дверь тихо захлопнется за техником, полковник Альберт задал свой первый вопрос:
– Вы знаете, кто такой Евгений Селиверстов?
– Конечно, – голос прозвучал очень расслаблено, как и должен был. Детектор дал знать, что президент абсолютно честен.
– Когда вы видели Селиверстова в последний раз?
– Сегодня около половины десятого утра, – последовал немедленный ответ. Девяносто восемь процентов уверенности детектора в правдивости ответа, скорее всего, означали лишь то, что президент не помнил совершенно точное время их расставания с «профессором».
– Вы одобряете работу Евгения Селиверстова?
– В полной мере, – девяноста два процента. Что ж… У них могли быть небольшие разногласия. Но ответ все равно был чистой правдой. Как и любой ответ, в правдивости которого детектор был уверен более чем на восемьдесят пять процентов.
– Вы признаете его вклад в развитие страны?
– Безусловно.
Было видно, что детектор ввел Старкова в какое-то особенное состояние. В состояние, в котором он был абсолютно расслаблен и получал буквально физическое удовольствие от того, что давал правдивые ответы.
– Вы считаете, что условия Сочинского соглашения выгодны для России? – продолжал спрашивать Альберт.
– Конечно, – с готовностью и без всяких сомнений ответил президент.
– Вы хотели бы продлить его действие? – задавая этот вопрос, агент 28 особенно четко проговорил каждое слово, словно хотел, чтобы кто-то подслушивающий за дверью хорошо его расслышал.
– Да, – после секундного замешательства проговорил президент, – я был бы совсем не против этого.
И в этот самый момент, спровоцированная тем особенным состоянием, в которое вводил человека прибор, вынуждено скрываемая от всего мира правда хлынула наружу, обращаясь в сплошной поток слов.
– Вы не понимаете! Россия будет ни на что ни годна после того, как кончится действие Сочинского соглашения. Как только технология станет открытой, мы проиграем конкуренцию. За все проиграем. Как уже много раз проигрывали. Посмотрите на этих людей! Сегодня они всем довольны, вроде бы. Но в каждом из них живет страх. Они боятся оказаться никому не нужными. Они в глубине души знают, что глупее американцев, и не такие работоспособные как китайцы, и не такие креативные как европейцы, и не такие ответственные, как японцы. Так уж вышло, что в начале двадцать первого века выгодно быть русским.
– Но это все равно закончится, – позволил себе отреагировать на постороннюю тираду Альберт, – Рано или поздно.
– Конечно, – с готовностью согласился Старков, довольный тем, что его слушают, – А потому мы обязаны выжать из этого максимум. Это наш единственный шанс!
– Но это всего несколько лет… – с сомнением проговорил агент.
– А вы посмотрите, что мы успели сделать за два