Читать интересную книгу Город смерти - Виктор Глумов

А на Сандру как смотрел… И с собой звал. И беречь завещал.

Вадим не верил в пророчества двойника. Судьба дублей может отличаться, это ясно и ежу, достаточно вспомнить его, Милашку и Синтезатора — троих менее похожих людей трудно себе представить. Или Леона и его двойника. Никакой рок не довлеет, через несколько лет Вадим не станет педерастом, а Леон не обзаведется летающим аппаратом. А Сандра не погибнет, это все бред двойниковой потревоженной совести.

С чего только Сандра решила, что «там» будет «мы с тобой»?

Леон вскинул руку, и все замерли. Дорога раздваивалась, и они повернули налево, к городу.

Будка охранника давно развалилась, а бетонный забор с «колючкой» поверху и ворота — целехоньки. Даже зеленая краска с них не вся облупилась, и пятиконечные звезды местами сохранили красный цвет. Страна, построившая это, ценила надежность, особенно если дело касалось войны и обороны.

Вадим замер в растерянности. Сейчас выйдет солдатик с пулеметом, «стой, стрелять буду», все такое.

Леон тоже оробел, а Сандра наконец-то встряхнулась, стала прежней.

— Ну, что? Надо идти, — и решительно шагнула к воротам.

— Подожди, — тихо сказал Леон, — я первый.

Сандра упрямо мотнула головой и юркнула в щель — худенькая, верткая, как ящерка на летнем солнце.

Вадим почувствовал, как несколько раз сильно, до боли ударило в груди сердце, сбившись с привычного ритма. И тут же выровнялось, все пошло, как прежде, только слегка дрожали ослабшие руки и холодный пот проступил на лице.

* * *

Леон слышал много историй о заброшенных городах.

Пугала сказками бабушка, мама спьяну, пока не исчезла в угаре, лепетала об ужасах замкадья… И позже, уже взрослым, он встречал людей, побывавших там, в местах, где все умерли, а кто не умер, тот ушел. Говорили про запах смерти, говорили про призраков боли, бродящих по улицам, про детские игрушки, растерзанные непогодой, сгнивших безглазых кукол, коляски с погнутыми колесами… Бубнили, честно глядя в глаза и требуя за «хабар» неимоверное количество эс-граммов, муты-добытчики, стервятники. Рассказывали, приняв «для храбрости», отчаянные ребята из сборщиков, утверждавшие, что водка лучше всего от радиации помогает. Леон не верил и десятой доле. Но сейчас, когда Сандра скользнула за ворота, он вспомнил все эти байки.

Дизайнер втянул голову в плечи и ломанулся за Сандрой. Чуть не застрял, здоровый лось, протиснулся, но ворота отозвались скрипом, неуместным в общем молчании.

Леон старался войти в город спокойно, хозяином. У него было поверье: люди, вещи и места чувствуют силу, подчиняются, надо только правильно себя подать.

За воротами было буднично: стена, асфальт, совершенно раскрошенный растениями, бетонка, проходящая сквозь город из конца в конец. Муты сбежали из этих мест, сборщики так далеко не забирались (хотя врали, что чуть ли не по развалинам Киева гуляли), некому было обшаривать дома в поисках поживы.

— Ищем место под ночевку? — спросил Дизайнер. — Светло же совсем, лучше дальше пойти, может, до места доберемся к ночи…

— И ночью будем искать проход? А если ночь застанет нас в пути? В лесу? Здесь я не хотел бы спать под открытым небом.

— Я тоже, — поддержала его Сандра, — и вообще, надо же в порядок себя привести, а то мы грязные, нельзя такими чучелами в цивилизованный мир соваться! Сейчас найдем воду, бочку какую-нибудь железную, костер разведем, воды нагреем, отмоемся. И постираться можно, погода теплая, во влажном не простынем…

— Женщины, — напоказ зевнул Дизайнер. — Им бы только красоту наводить.

Леон, стараясь не поворачиваться к воротам спиной, достал карту. Он когда-то за эту бумажку целое состояние отвалил сумасшедшему старику из военных. Дед был древний, как говно мамонта, и столь же обаятельный. Какой-то из бабушкиных знакомых, объявившийся уже через много лет после ее смерти. Искал Леона, спрашивал у всех, даже к барону какому-то умудрился попасть: вынь да положь ему Леона! Единственную, значит, память о почившей подруге. Кого другого барон бы убил медленно и с удовольствием. За ним водилось. Он даже на погоняло Маркиз откликался. А тут проявил почтение к старости, отвел дедушку под белу рученьку к Леону. Делать нечего, пришлось общаться. Впрочем, не без пользы. Сначала дедушка травил байки, войну вспоминал — ну, это за всеми стариками водится. Потом перешел к вещам интересным и небесполезным: в какой части чем занимались, в каком городе что поискать следует, почему бомбили те места, которые бомбили. В общем, непростой дедок оказался. Историями и догадками делился бесплатно, даже с удовольствием, а Леон его кормил и поил. Информация — самое ценное. Знаешь, где солярки бочка, — умница, знаешь, где танк можно «подрезать», — все, считай, выбился в люди. Дедок по мелочам размениваться не стал, предложил купить карты Подмосковья, подробные, военные. Конечно, за полвека многое изменилось, но дороги, водоемы, здания остались в большинстве своем.

— Вода, — пробормотал Леон, — сразу за городком был пруд. Или озеро. Есть шанс, что и сейчас там. Остальные водоемы — дальше, на запретке. Туда мы пока не пойдем. Значит, проходим через город, присматриваем квартиру поцелее, потом движемся к озеру.

Дизайнер и Сандра закивали с готовностью.

* * *

Шагали бок о бок, Вадим вертел головой, как на экскурсии. Заброшенный пионерский лагерь не произвел на него такого впечатления, как целый опустевший город. Ушли отсюда люди, спасаясь, или остались умирать? Он не знал, а спрашивать у Леона не хотелось. Город Красноармейск-10 не тянул, по правде говоря, даже на деревню: десяток-другой четырехэтажек, обнесенных бетонным забором, ни тебе высоток, ни тебе частных избушек. Дома стояли вплотную друг к другу, по сторонам все той же бетонки. Сколько здесь было жителей? Сотни две, три? Семьи офицеров, из жен набирали персонал детского сада и школы — вот они, кстати, в центре города, с легкостью узнаваемые типовые постройки…

— Ну, и чего ты боялась? — улыбнулся Леон Сандре. — Вон, смотри, магазин.

Стоявший наособицу типичный сельмаг украшала надпись «…ОД…Ы». Это какая же тоска, должно быть, жить здесь! Ни тебе клубов, ни бара, ни ресторана, из всех развлечений — только библиотека.

Короткая улица. За четырехэтажками следовали пятиэтажки, магазин, слева — молодой лесок, невысокий, наверное, бывший пустырь. Хорошо забетонированная площадь, даже кусты не пробились, с крашенным серебрянкой Ильичом, двухэтажное здание с полуколоннами в пятнах облупившейся штукатурки.

— Клуб, — заметил Леон, — центр культуры.

— А ты бывал уже в таких городках?

— Нет. Но догадаться легко.

Улица упиралась в еще один забор. Леон сверился с картой:

— Воинская часть. Эта — ближняя, а нам — в дальнюю. По дороге, во-он через те ворота, и в лес.

— Разве нельзя было срезать? — Вадим подошел к Ленину.

Тот, протягивая кепку людям будущего, смотрел на гостей с хитрым прищуром. Вот ведь парадокс: история разная, Ильич — один. Надо было расспросить Синтезатора, был ли в его мире товарищ Ульянов?..

— Глупый, — Сандра обняла Вадима сзади, — тут же кругом — запретная зона, колючей проволоки полно. Влезешь — исцарапаешься весь. Ее же не видно, кусты же, трава. Я один раз попалась, брюки изодрала.

— Представляешь, не случилось бы войны, жила бы ты в этой дыре. — Вадим не сводил с Ильича глаз. — Ходила бы в клуб… Кстати, что значит ДОК?

— Дом офицерской культуры, наверное… Не ходила бы и не жила бы, странные у тебя фантазии. Я же из семьи ученых.

— Ты не знаешь, кто твои биологические родители.

— Они живут в Институте, значит, потомственные ученые… хотя… Да, или военные. Или врачи. Да мало ли. До сих пор в Институте могла бы жить, будь поумнее и послушнее. Дело солдата — повиноваться приказам. И я ведь даже не размышляла что да как, не подумала, что со мной дальше будет. Просто отказалась стрелять.

— Сволочи твои лунари. — Леон пнул камешек. — Бароны — те хоть не притворяются лучше, чем они есть.

Сандра отпустила Вадима. Объятия у нее были крепкие, Вадим все опасался, что в порыве страсти она ему что-нибудь сломает.

— Нет, Леон. Ты очень ошибаешься. — Вадим обернулся и увидел, что Сандра стоит спокойно, руки вдоль тела опустила, смотрит на Леона. — Они — не сволочи. Деканату сложно принимать решение об изгнании, каждый член совета страдает. И это — не пропаганда, поверь. Это действительно так. Их воспитали, понимаешь? Нет семей, нет родителей, тебя никто не балует. Ты — не человек, ты — рабочее насекомое. Муравей. Если ты заболел и тебя можно вылечить — будет сделано все. Если нельзя — тебя выгонят во внешний город. Здоровая предосторожность, очистка социума…

— Можно подумать, ты на них не злишься, — удивился Вадим.