— Какой мужик? — хмурится Бэлла и паспорт забирает.
— Ну такой, лысый, — на себе показывает дядька.
Я лезу в карман, телефон достаю. Ищу фотографии в интернете. Нахожу, где Лейтович прямо в объектив смотрит:
— Этот? — спрашиваю.
— Угу, — улыбается мужчина.
Мы с Бэллой переглядываемся.
— А когда он приходил? — интересуется Бэлла.
— Щас-щас, вспомню… а, года два назад. Угу. Летом, вроде… точно, летом! Тринадцатого августа, мы как раз с Алёной только подлечиться решили, после днюхи моей.
— И чего он хотел? — продолжает Бэлла вопросы задавать.
— Ну, про тебя спрашивал. Мол, когда ушла, с кем общалась, чем жила. Мы с Алёной плохо соображали и никак понять не могли, что именно ему надо. Он потом про паспорт твой спросил, а мы не нашли. Затем завел разговор про родителей твоих. Ты прости, конечно, Изка, про покойников плохо нельзя, но мы с Алёной с удовольствием косточки твоему бате промыли. Он же всех кинул. Бабок у него до фига было. И куда они делись? Всегда знал что Альберт пиздеть любил. Сказочник.
Бэлла губы кусает, злится. С высока на дядю смотрит. Представляю, что у нее сейчас на душе творится. Она нервно на дверь смотрит, уже уйти хочет.
— Мы тогда уже не надеялись, что ты вернёшься, — не унимается дядька. — Думали, либо хорошо устроилась и мы тебе не нужны, либо сгинула, бедняжка… Смотрю, что все же первое. Замуж за богатого вышла?
— Нет, — отвечает Бэлла, разворачивается и к двери идёт. Только вот дядя её останавливает словами:
— Кстати, тот лысый не один тебя искал.
— Кто ещё? — интересуюсь я, а мужик жестом показывает, мол, денег дай.
Достаю пятихатку, отдаю, и он продолжает:
— Ты пропала, пару месяцев прошло. Ага, как раз в твой день рождения. Угу. Заявился к нам паренек, ну как паренек, лет тридцати ему тогда было, примерно, и спрашивает, мол где ты, он типа поздравить тебя пришел. А мы ему: не знаем. Из дома ушла, родню бросила. Так потом парень этот такую деятельность развернул, на телевидение обратился, ролик этот заказал. Его долго крутили.
— Что за парень? — спрашиваю я.
Мужик хмурится, глазами водит. Думает. А затем в прихожую выходит.
— Вот, он тута номер свой написал, — тычет он пальцем на исписанный кусок обоев у двери.
Читаю: Михаил Миронов. И далее десятизначный номер телефона.
Бэлла
Значит Йонас знал кто я такая. Чья я дочь. Минимум два года знал.
Как раз в начале того лета, два года назад, мы со Славой и познакомились. А в августе я уже сидела пленницей у Йонаса, наказание проходила. Славу похоронили десятого числа, очень хорошо помню этот день. Точнее ночь: дождь стеной…
А тринадцатого, значит, Йонас поехал сюда. Все про меня узнал…
Вспоминаю, что да, тогда он у меня и про родню зачем-то спрашивал. Так, словно издалека.
Не признался, что знал папу. И вывод напрашивается один — это он убил моих родителей.
А я с ним спала! А я ему доверяла. Благодарность чувствовала. Да, потом возненавидела. Но все вокруг меня не менялось. Не могло.
Выхожу из квартиры вся в слезах. Чувствую руки Артема на своих плечах. Он держит меня, не позволяет сорваться в истерику. Он умеет меня успокоить. И он точно умеет любить.
— Я знаю этого Миронова, — говорю я, когда мы из подъезда выходим. — Он сын папиного друга, это он со мной английским занимался, произношением. А еще он адвокат.
Артем смотрит на меня задумчиво.
— И пришёл он к вам в день твоего совершеннолетия? — уточняет он. Я киваю. — А потом искал тебя. Долго искал… Так, — он берет меня за руку и ведёт к машине, — поехали.
Мы залезаем в салон, Семён Валерьевич поворачивается к нам и тихо спрашивает:
— Ну как сходили?
— Удивительно, но с пользой, — отвечает Артем.
А потом сидит несколько минут и думает. При этом продолжает держать мою руку.
Мы снова едем. По моему родному городу. А он изменился за пять лет — много новых высотных домов, детские площадки. Клумбы.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Смогла бы я вернуться и жить здесь?
А смогла бы!
Автомобиль выезжает из города, несколько километров едем, углубляясь в область. А затем сворачиваем к небольшому посёлку. Возле дома милого лилового цвета машина останавливается.
Заходим на цветущий участок. В окне горит свет и вскоре на крыльце появляется мама Артема.
— Добрый вечер, — с улыбкой произносит Людмила Руслановна, — вы как раз вовремя, я только что достала из духовки пирожки. Бэлла, ты любишь с вишней?
— Люблю, — киваю я с улыбкой и мы все заходим в дом.
Помыв руки, здесь же, в доме, в небольшой ванной комнате, мы идем на кухню и садимся за накрытый стол.
Нас здесь ждали. И это безумно приятно.
— А вы с Бэллой знакомы? — удивленно спрашивает шеф Артема у его мамы.
— Конечно, — кивает она, — мы познакомились, когда я приезжала к вам в город. Артем со своей девушкой Бэллой встретили меня у вокзала.
Семён Валерьевич хмуро сдвигает брови и смотрит на Артема.
— Это долгая история, — отвечает Артем с улыбкой.
— Смотри, я тебя предупреждал.
— О чем? — решаю я вмешаться. Но мне никто не отвечает.
И вообще за столом мы не разговариваем. Мама Артема, как я поняла, не в курсе всего, что происходит. А мы просто приехали в гости. Правда я в таком виде, в котором загород не ездят.
Мы пьём чай, едим пирожки с вишней. Очень вкусные. Рассматриваю дом, понимая, что в нем живёт замечательная хозяйка. Идеальная чистота, все вещи на своих местах.
Я просто стараюсь не думать. О том что Йонас подарил меня Саиту, приказал избавиться от Артема. И что это он убил моих родителей.
Вот как?
Как моя жизнь могла повернуть в эту сторону?
Так, все, не думать. А то слезы наворачиваются. Я живая, со мной все в порядке. Рядом хорошие люди.
Допив свой чай, мужчины выходят на улицу. Мы с Людмилой Руслановной остаёмся вдвоём.
И я не знаю о чем с ней говорить. С чего начать. И стоит ли?
— Ты наверно устала с дороги, — произносит мама Артема заботливо. — Где душ и туалет ты видела, пойдём, покажу тебе комнату. Я вам с Артемом вместе постелила. Взрослые же люди.
Она улыбается и поднимается с места. Я тоже.
Мы заходим в светлую комнату на втором этаже. Здесь свежо, окно открыто и пахнет деревом.
Кровать двуспальная, застеленная стеганным покрывалом.
— Вот тут полотенца, — говорит Людмила Руслановна, открывая шкаф. — Халат есть. Чистый. В общем, пользуйся.
— Спасибо, — киваю я и подхожу к окну. Вдыхаю чистый воздух полной грудью.
— Скажи, — неуверенно начинает мама Артема, — у вас все в порядке?
— Думаю, что да.
— Ладно, не буду лезть не в свое дело… Лишь скажу — я рада, что моему сыну наконец-то повезло. Раньше ему попадались, скажем так, не очень хорошие девушки. Его предавали, — в глазах женщины тревожная грусть.
А я опускаю глаза. Предавать Артема я точно не собираюсь. Я не знаю пока что именно между нами. И к чему это приведёт. Но зато я точно знаю, что…
— Я люблю вашего сына.
Произношу это вслух и пугаюсь от того, что слышу. У меня это вырвалось, не ожидала, что скажу.
Людмила Руслановна опять улыбается, гладит меня по плечу и, прошептав: "спасибо", уходит.
А я раздеваюсь, достаю из шкафа полотенце и халат. Последнее надеваю и спукаюсь на первый этаж.
Мужчины все ещё сидят на улице, в беседке. Мешать им не хочу. Иду в ванную, быстро принимаю душ и возвращаюсь в комнату. Бережно снимаю покрывало, складывая его на стул, и голой залезаю под пушистое и вкусно пахнущее одеяло.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
И кажется я почти сразу вырубаюсь.
А просыпаюсь от того, что чувствую прикосновение. Меня глядят по лицу… открываю глаза.
— Артем, — шепчу я сонно.
— Прости, не хотел будить. Но не устоял. Ты такая красивая.
Улыбаюсь, а потом резко хмурюсь, косясь на зашторенное окно: