1. Демонтировать памятник Ф. Э. Дзержинскому на Лубянской площади.
2. Правительству Москвы рассмотреть вопрос о судьбе других памятников, знаков и иных объектов на территории города, сооруженных или названных в честь государственных и партийных деятелей СССР и иностранных государств».
С этим документом к зданию КГБ приехал Александр Ильич Музыкантский, заместитель премьера правительства Москвы и префект Центрального округа. Руководители московского строительного комитета прислали технику. Монтажники приладили стропы, и статуя пошла вверх. Толпа разом выдохнула, вспоминал Александр Музыкантский, и разразилась восторженными возгласами.
«Когда увидели мы по телевизору, как снимают краном „бутылку“ треклятого Дзержинского – как не дрогнуть сердцу зэка?! – писал Александр Исаевич Солженицын. – 21 августа я ждал, я сердцем звал – тут же мятежного толпяного разгрома Большой Лубянки! Для этого градус – был у толпы, уже подполненной простонародьем, – и без труда бы разгромили, и с какими крупными последствиями, ведь ход этой „революции“ пошел бы иначе, мог привести к быстрому очищению, – но амебистые наши демократы отговорили толпу – и себе же на голову сохранили и старое КГБ».
Толпа подступила к дверям здания комитета. Звучали призывы:
– Давай вытряхнем их отсюда.
Иваненко доложил Борису Николаевичу, что нельзя допустить захвата здания КГБ. Президент России позвонил мэру Попову:
– Ты прими меры, чтобы все было спокойно.
Начальник охраны здания получил приказ: ни в коем случае не применять оружие, даже если люди прорвутся внутрь. Чекисты – десятки тысяч хорошо подготовленных и вооруженных людей – испуганно замерли в своих кабинетах, боясь, что толпа ворвется в здание и их всех выгонят, как выгнали сотрудников ЦК КПСС. Но обошлось – снесли только памятник Дзержинскому и со старого здания комитета сняли памятную доску, посвященную Андропову. Чекисты не посмели выйти из здания и защитить своих кумиров, хотя толпа была совсем небольшой.
На штурм КГБ, как это произошло в Берлине, когда возмущенные восточные немцы ворвались в главное здание Министерства государственной безопасности ГДР, московская толпа не решилась. Многие будут потом об этом жалеть. Если бы КГБ тогда распустили, не пришлось бы потом бояться его возрождения.
Покойная Галина Васильевна Старовойтова, российский депутат, пересказывала мне тогда слова правозащитника Сергея Адамовича Ковалева:
– А ведь нам еще придется погибнуть, защищая коммунистов, когда толпа потребует повесить их на фонарях.
Бог миловал. Не понадобилось. Галину Васильевну убьют в Питере. Сергей Адамович опять окажется в роли диссидента. Те, кого они собирались спасать и защищать, вернутся в руководящие кресла. Только теперь высокие должности сопровождаются еще и большими деньгами…
После ареста Крючкова его первый заместитель генерал Шебаршин ровно одни сутки – с полудня 22 августа до двух часов дня 23 августа – возглавлял КГБ. Леонид Владимирович успел провести заседание коллегии и подписать приказ о департизации КГБ. Парткомы в комитете прекратили свою деятельность.
После путча стало ясно, что КГБ должен быть если не разрушен, то преобразован в нечто новое, не представляющее опасности для страны. Кроме того, союзные республики требовали поделить комитет, чтобы создать собственные силовые структуры.
Утром в пятницу 23 августа Шебаршин занял бывший кабинет Крючкова. Он приказал вильнюсским чекистам, которых добивавшиеся независимости литовцы блокировали в райотделах, не применять оружия. Выпустил из Лефортовского следственного изолятора лидера Демократического союза Валерию Ильиничну Новодворскую. Приказал личному составу центрального аппарата покинуть здание, оперативную картотеку вывести за город. Больше он ничего сделать не успел. В разгар совещания, которое проводил Шебаршин, позвонил Горбачев:
– Появитесь у меня через полчаса!
К двум часам Шебаршин приехал в Кремль. Горбачев встречался с руководителями республик. Шло заседание Государственного совета.
Вызвали Шебаршина.
Михаил Сергеевич объявил:
– Я назначаю председателем КГБ товарища Бакатина. Отправляйтесь сейчас же в комитет и представьте его.
Для самого Вадима Викторовича Бакатина, бывшего министра внутренних дел СССР, назначение стало неожиданностью. Его без предупреждения пригласили в кабинет Горбачева в Кремле, где сидели президенты союзных республик. Михаил Сергеевич сказал:
– Вот мы тут все вместе решили предложить вам возглавить Комитет государственной безопасности.
В дни августовского путча Бакатин повел себя лояльно к президенту Горбачеву, не захотел сотрудничать с ГКЧП. Звонил министру обороны Язову с просьбой не штурмовать Белый дом. Его твердость была вознаграждена.
Бакатин предложил вместо себя академика Юрия Алексеевича Рыжова, который в Верховном Совете СССР возглавлял Комитет по безопасности. Рыжов, человек порядочный и прогрессивный, пользовался уважением. Но на Лубянку хотели отправить человека более жесткого и решительного.
Бакатину президенты объяснили, что КГБ в нынешнем виде должен перестать существовать. Ельцин никогда не любил госбезопасность, а Горбачев в дни путча убедился, как опасно это ведомство. Вадим Викторович отправился на площадь Дзержинского принимать дела и проводить первое совещание коллегии комитета.
Виктор Иваненко:
– И я вместе с Бакатиным поехал на Лубянку. Он попросил меня присутствовать при представлении. Он тоже нервничал страшно, потому что дело для него незнакомое. Тут еще вмешалась прокуратура. Пришли с обыском в кабинет Крючкова. Пришлось в этом обыске участвовать. А в окно выглянешь – нет памятника Дзержинскому…
Августовский путч привел к полному крушению лагеря противников реформ. Все то, чего никак не удавалось добиться, совершилось в одно мгновение. Радикально переменились настроения в обществе. Противников реформ смело с политической сцены, их сторонники были испуганы и деморализованы. Партийные структуры были распущены. Партийно-политические органы в армии, на флоте, в КГБ, МВД и железнодорожных войсках упразднены.
Борис Ельцин приостановил деятельность российской компартии, а потом вообще прекратил деятельность КПСС. 24 августа Горбачев сложил с себя полномочия генерального секретаря ЦК КПСС и предложил ЦК самораспуститься.
До путча казалось, что социалистическая идеология еще сильна. Но кто именно верил в коммунистическую перспективу? Да, руководители и аппарат многочисленных коммунистических партий, существовавших тогда в стране (КПСС плюс республиканские компартии, а в некоторых республиках их было по две) твердили старые лозунги. Но куда показательнее та скорость, с которой – до Егора Гайдара! – партийные функционеры по всей стране бросились коммерциализировать партийное хозяйство (здания, дома отдыха, гостиницы, машины) и партийные денежки! Поверили, значит, в рынок-то, поняли, что к развитому социализму возврата нет.
После путча сторонники реформ обрели огромный моральный авторитет, который позволял им действовать смело и решительно. Даже те, кто еще сомневался, решительно встали на сторону Бориса Ельцина, новой российской власти, увидев в политике Белого дома надежду на нормальную жизнь.
25 августа Ельцин объявил все движимое и недвижимое имущество КПСС и КП РСФСР, включая партийные вклады в банках, государственной собственностью. Право пользования партийным имуществом передавалось правительству и местным органам власти. Министерству иностранных дел России поручалось обратиться к правительствам других стран с просьбой сообщить о размерах партийных средств, размещенных за рубежом.
ЦК КПСС прекратил свое существование. Комплекс зданий ЦК и МГК КПСС на Старой площади был опечатан. Все эти здания взял под свой контроль мэр Москвы Гавриил Попов. Он считал это символическим событием. Здания ЦК КПСС охранял отдельный мотострелковый батальон дивизии особого назначения внутренних войск МВД СССР имени Ф. Э. Дзержинского. На всех КПП стояли прапорщик из КГБ и солдат из батальона. Геннадий Бурбулис как государственный секретарь России подписал документ, разрешающий мэрии занять здание ЦК. Попов договорился с КГБ, что будет снята охрана здания, но чекисты оставят за собой подземный комплекс, куда входят бомбоубежища, узел связи и пункт управления.
Через несколько дней после путча я пришел на Старую площадь. Там было пустынно – ни одного человека. Двери распущенного ЦК КПСС закрыты. Оконные стекла уже успели покрыться пылью. Незабываемое зрелище. А ведь в советской системе это был центр власти. Но в те дни сама система перестала существовать. И общество – вне зависимости от политических взглядов – радовалось счастливому избавлению от надоевшей и опротивевшей всем власти. Революция! А революция – это народная стихия, которая вовлекает в этот водоворот и тех, кто вовсе и не собирался ничего свергать.