Читать интересную книгу Маршрутка - Александр Кабаков

Покинем же их, пассивно освобождающих поляну (вот прицепилось-то!), и обратимся к активно действующему именно в этот момент персонажу — к механику-водителю разрушительного механизма, уже догрызающего верхний, четвертый этаж и примеривающегося к третьему.

Этого молодого приезжего человека зовут, знакомьтесь, Михаил. Фамилия его автору неизвестна, а будь и известна, так здесь ее не стоит приводить, учитывая последовавшие события. Мишка, как его ласково называют решительно все знакомые, включая не только сменщика Константиныча (полностью — Арсена Константиновича) и диспетчера Нину, но и начальника колонны Николая Ивановича Огонькова, специалист первоклассный. Профессиональным мастерством и объяснялся в свое время прием иногороднего, южанина с акцентом, не имевшего собственной жилплощади и даже постоянной регистрации, на работу в солидную фирму ЗАО «Демонтажспецсносреконструкция». Здесь механик-водитель крана-экскаватора немедленно зарекомендовал себя с самой лучшей стороны, будучи совершенно непьющим, включая пиво, и безотказным хоть две смены подряд. Здесь же, в сплоченном коллективе работников ЗАО, среди шоферов-экспедиторов, сейчас выстроивших свои гигантские самосвалы в очередь за строительным мусором, среди вооруженных смертоносными отбойными молотками и рукопашными короткими фомками рядовых разрушителей-демонтажников, среди дизелистов-операторов компрессора и обычных грузчиков-такелажников с отечественными совковыми лопатами — здесь мы и встречаем Мишку.

День близится к обеденному, а затем и к послеобеденному теплому времени. От дома уже остается пустой остов с дырами окон, ведущими в небо, и скалистым верхним контуром. Все вместе это напоминает жестокий реализм военных фотографий и, окажись здесь современный суровый художник светотени, тоже обязательно стало бы произведением искусства с безжизненной, но как бы одухотворенной руиной на фоне безжизненных же и даже бездушных новостроек. Актуальному искусству присущ такой антибуржуазный пафос, и его, несмотря на некоторую плакатность, могли бы оценить по достоинству на какой-нибудь выставке — да хотя бы и в упомянутой модной галерее, где сегодня устраивают аукцион предметов тоталитарного быта, а завтра, глядишь, уже и вернисаж какого-нибудь нового романтика-живописца… Но нет поблизости остроглазого фотохудожника, исчезающая натура исчезает впустую и бесследно, а дело между тем идет к пересменке. Константиныч уже приехал вместе с другими свежими трудящимися, они вылезли из специального микроавтобуса, в котором закрытое акционерное общество шикарно возит на смену свои квалифицированные кадры, и бродят по фронту работ, прикидывая, уложат ли, как намечено, в смену полное уничтожение объекта и вывоз останков.

Пока вновь прибывшие осваиваются, Мишка спускается из комфортабельной импортной кабины и, пожав руки всем товарищам по труду, присаживается покурить на древнюю прикроватную тумбочку коммунально-больничного типа. Тумбочка эта грохнулась с третьего этажа от очередного удара ковша, однако не рассыпалась в щепки, отдадим должное советскому некрасивому, но прочному изделию, а лишь отлетела немного в сторону и теперь лежит на боку, откинув перед собой узкую дверцу. Мишка сидит на этом скромном предмете меблировки, относящемся к середине прошлого века, курит сигарету и ни о чем не думает, глядя исключительно на покрытый мелкой розовой пылью асфальт между его рабочими кроссовками без шнурков, немало пожившими вплоть до полной потери цвета, формы и размера.

И вновь автор разрешит себе отвлечься, рискуя вниманием читателей. Собственно, им рискуешь в любом случае, будешь ли продолжать последовательное описание производственного процесса или обратишься к рассуждениям о бренности всего сущего и жестокости тех, кто идет следом, торопя нас и подталкивая. Так давайте же свернем ненадолго в сторону от магистрального повествования и погрузимся во внутренний мир героя. Мир этот для нас совершенно постижим, поскольку автором и придуман во всех подробностях, к тому же весьма невелик и несложен по устройству. В нем есть несколько главных составляющих: во-первых, мечта о постоянной столичной регистрации; во-вторых, план переселения из полулегального общежития в собственную комнату, которую можно купить благодаря жестоким самоограничениям в тратах, кроме как на макароны; в-третьих, непреодолимое желание создать семью с диспетчером Ниной, ради чего, собственно, нужны и регистрация, и комната, и вообще все, включая макароны для поддержания сил не в ущерб сбережениям. Все нужно исключительно ради Нины, диспетчера колонны, девушки примерно Мишкиных лет, ради ее крепкой небольшой фигуры и бледного лица, осеняемого скупой аккуратной прической из желтоватых по западнославянской природе волос. Мишка уже второй год очень ее любит, эту Нину, и она любит его, Мишку. Но взаимное чувство пока расцветает в коридоре общежития, переделанного из детского сада, в дальнем его темном конце, за штабелем маленьких стульчиков и столиков, однажды рухнувших среди ночи с неприятным шумом. Перспективы у таких отношений, согласитесь, недальние, поскольку многие любови и прежде погибали от жилищного неустройства, и сейчас каждую минуту погибают, и в конце концов плюнет желтоволосый диспетчер на все, да и выйдет за Руслана-бульдозериста!

У этого Руслана в Перове родная тетка, сильно пожилая и уже зарегистрировавшая его в своей однушке. Тетка даже почти готова и завещание оформить по всем правилам, только очереди у нотариуса большие. А сам Руслан согласен в любой момент на Нине официально жениться, хотя все, конечно, про Мишку знает. Но дело в том, что до Мишки, когда он еще и не поступил в ЗАО «Демонтажспецсносреконструкция», и даже в Москву еще не приехал, у Руслана с Ниной было, так что все может вернуться к прежнему, того гляди вернется.

Жизнь, господа, везде бушует, трагедии разыгрываются, и везде страсти жгут человека огнем, что в коттеджном поселке по самому что ни есть моднейшему шоссе, что в бывшем детском саду, переделанном под общежитие для иногородних рабочих, гаст, как говорится, арбайтеров.

Кстати, вот только теперь в рассказе однозначно определилось, что действие происходит в Москве. Вспомнил автор, наконец. Но, с другой стороны-то, а где оно еще может происходить? Где еще приезжие сносят коренные дома, чтобы построить новые, тоже для приезжих? Где еще все люди постепенно становятся местными, будучи — кто много лет назад, а кто и совсем недавно — гостями? И где еще сияет всем поровну огромное пустое небо города-страны, равнодушное и к вам, и к автору, и ко всем, уже поселившимся или только мечтающим поселиться под этим сиянием, особенно ярким весною, когда дуют везде зябкие ветра любви?..

А теперь ненадолго вернемся к месту демонтажных работ. Мишка докурил и, слегка наклонившись вперед, старательно давит бычок непобедимой кроссовкой. При этом взгляд его случайно падает в темные глубины тумбочки и обнаруживает там нечто еще более темное, неопределенной формы, едва видимое. Мишка засовывает руку вглубь и вытаскивает это нечто, не поддающееся простому определению.

Наиболее точно можно было бы назвать извлеченный предмет школьной сумкой для сменной обуви, смущает только незнакомство некоторых читателей со старинными вещами… Итак: небольшой прямоугольный мешок из плотной серой ткани, некогда называвшейся «сатин бумажный», с веревочкой для стягивания, продернутой по верхнему краю в матерчатый тоннельчик. Не самые лучшие годы своей жизни автор ходил в школу с такой сумкой. Иногда в ней болтались китайские кеды «Три мяча», иногда, напротив, по дороге в школу она была пуста, а по приходе заполнялась грязными галошами и вместе с ними вешалась на крючок в раздевалке. Еще хорошо получалось треснуть таким обувным вместилищем, когда оно было в заполненном состоянии, кого-нибудь по голове — с немедленным, натурально, получением сдачи той же монетою. А в мирное время веревка просто перекидывалась через плечо, разгильдяи же тащили за нее сумку по грязной дороге.

Мишка уже собрался было распустить веревку и заглянуть в сумку, странно чистую по нынешним обстоятельствам, но тут его позвали в микроавтобус, чтобы ехать в контору на предмет закрытия наряда. Он сунул сумку под мышку, так что никто вроде и не заметил приобретения — не хотелось почему-то, чтобы увидели его с найденным барахлом, — и побежал занимать заднее сиденье. Там он оказался один на широком диване и, как только машина тронулась (внимание, читатель! мы навсегда покидаем место сноса), принялся изучать внутренности находки.

Прежде всего обнаружились, как и следовало ожидать, детские галоши из твердой тускло-черной резины в разводах давно смытой грязи, с красной байковой, в клочья рваной подкладкой. Мишка вытащил галоши и поставил их рядом с собой, после чего сунул руку в сумку снова и достал оттуда менее заурядную для такого места хранения штуку, а именно старую куклу.