Читать интересную книгу Основы дзэн-буддизма - Дайсэцу Судзуки

Таким образом, мы почти с полной уверенностью можем сказать, что в дзэне отсутствует то, что соответствует пылким чувствам христиан к личному Богу. Последователи дзэна, кажется, не озабочены «прегрешениями», «покаянием», «прощением» и т.п. Их умственная конституция ближе к метафизическому типу, но их метафизика состоит не из абстракций, остроты логики и тщательного анализа, а из практической мудрости и конкретных «осязаемых» фактов. Именно в этом китайский дзэн особенно отличается от махаянистской дхьяны. Как было упомянуто выше, Эно, по мнению большинства людей, не славился особой ученостью, но ум его, вероятно, был достаточно оснащен метафизически для того, чтобы постичь значение Ваджракчедики, которая изобилует высокопарными метафизическими утверждениями. Когда он понял Праджняпарамита-сутру, высокая философская истина, содержащаяся в ней, превратилась в практический вопрос о «нашем первозданном лике, который мы имели еще до того, как родились», и затем в совет Басе «выпить одним глотком целое озеро» и т.д.

Мы подразумеваем, что учителя дзэна, несомненно, изучали философию в самом широком смысле (буддийскую или какую-либо другую) прежде, чем они обратили внимание на дзэн. Я употребляю здесь термин «буддийская философия» в самом строгом смысле, так как она не является продуктом разума, особенно это касается доктрины «пустоты», которая не имеет ничего общего с умственным размышлением и является простым выражением прямого восприятия, при котором ум охватывает истинную природу существования без помощи логики. Таким образом, провозглашается «сарвадарманам шуньята».

Изучающие буддизм только с его метафизической стороны забывают, что это не что иное, как просто внутреннее прозрение. Оно основано на опыте и не является продуктом абстрактного анализа. Поэтому, когда подлинный искатель истины изучает такие сутры, как Ланкаватара или Ваджракчедика, он не может спокойно читать их резкие и безоговорочные утверждения: он поистине изумлен, поражен и даже напуган. Но в них все-таки есть какая-то сила, которая независимо от его желания привлекает его. Он начинает думать о них, он хочет прийти в непосредственный контакт с самой истиной, он хочет увидеть факт собственными глазами. Обычные книги по философии не приводят человека к тому интуитивному познанию, потому что они не больше, чем философия: какой бы истине ни учила философия, она исчерпывается в ней самой и не открывает перед изучающим новых перспектив. Но при изучении буддийских сутр, которые содержат изречения высочайших религиозных умов, человек погружается внутрь, в более глубокие области сознания, и в конечном итоге убеждается в том, что эти высказывания действительно соприкасаются с вышей реальностью.

То, о чем человек думает или читает, представляет собой лишь тень предмета, а не сам предмет. Не разговоры о воде, не вид ручья, а несколько глотков этой воды полностью утоляют жажду. Но вначале необходимо познакомиться с сутрами для того, чтобы увидеть указанный путь и знать, где искать саму вещь. Без такого указания мы можем не знать, как и на чем сосредоточить свои усилия. Поэтому в сутрах сказано: «Я одновременно указываю путь к истине и являюсь самой истиной».

Таким образом, мы можем видеть, что предпосылкой, ведущей к постижению дзэна, является не обожание, повиновение, страх, любовь, вера, терпение или что-либо другое, что свойственно доброй христианской душе, но поиск чего-то такого, что приносит умственный мир и гармонию за счет преодоления противоречий и превращения запутанного клубка в одну непрерывную нить. Каждый ученик дзэна постоянно занят таким усердным поиском умственного мира и целостности. Ему обычно удается составить некое умственное представление о себе самом и о мире, но оно никогда не удовлетворяет его полностью, и он чувствует побуждение к дальнейшему углублению в поисках твердой почвы высшей реальности.

Токусан, например, изучая Праджняпарамиту, удовлетворился умозрительным постижением доктрины «пустоты», но когда он услышал о южном учении, его мир нарушился. Его внешним мотивом поездки на Юг было желание уничтожить еретическое учение дзэна, но он, должно быть, все время чувствовал скрытое беспокойство в глубинах своего сознания, хотя он был явно настроен на то, чтобы подавить такое чувство при помощи рассудка. Ему это не удалось, так как чувство, которое ок желал подавить, внезапно усилилось, может быть, к его великому разочарованию, когда хозяйка чайной бросила ему вызов. Наконец свеча, погашенная в Лунь-тане вскоре после того, как она была зажжена, направила его туда, где он должен был быть с самого начала. В его сознании никогда не было никакого представления о том, что должно произойти, так как в дзэне в этом отношении ничего нельзя предвидеть заранее. После этого, то есть после раскрытия необходимой в дзэне интуиции, трость, по его мнению, стала единственным необходимым орудием, указывающим его последователям путь к постижению дзэна.

Он никогда не молился, никогда не просил о прощении грехов, он никогда не совершал ничего такого, что обычно принято называть набожным поступком ( Дзесю однажды спросили: «Какие поступки должен совершать истинный монах?» Он сказал: «Отделите себя от поступков»), так как поклонение Будде (К Дзесю пришел один монах и сказал: «Я иду на Юг в качестве паломника, что бы вы мне по этому случаю могли посоветовать?» Учитель сказал: «Если ты идешь на Юг, не останавливайся долго там где есть Будда, а также там, где нет его».), сжигание курений, чтение сутр и произнесение «нэмбуцу» (Один монах спросил Таккана Киндзана: «Практикуешь ли ты когда-либо нэмбуцу?» (произнесение имени Будды). Учитель ответил: «Нет, никогда». — «Почему?» — «Потому что я боюсь загрязнить рот».) — все это практиковалось лишь потому, что все Будды это практиковали, а не по какой-либо иной причине.

2. Этот упорный поиск является движущей силой дзэна. «Просите, и дано будет; ищите, и обрящете; стучите, и отверзнется». Это — также практическое наставление ведущее к дзэну. Но в связи с тем, что это вопрошение или поиск абсолютно субъективны, а биографическая литература по дзэну в этом отношении бедна информацией — особенно это относится к раннему периоду в истории дзэна, — его возможность может быть оценена по различным обстоятельствам, связанным с самим переживанием. Этот упорный поиск, или пытливость духа, были свойственны Эке, который, как говорят, долго стоял в снегу, обуреваемый желанием узнать истину дзэна. Биографы Эно в нем подчеркивают отсутствие познаний, много говорят о его стихотворении о «пустоте» и считают ненужным рассказывать о его внутренней жизни того периода, когда он занимался очисткой риса. Долгий и опасный путь, который он проделал, чтобы добраться с Юга до монастыря Гунина, требовал, вероятно, немало сил в те дни, если учесть, что он был, как нам известно, сыном простого бедного крестьянина.

Когда он прочел Ваджракчедику или услышал ее, как повествует его биография, в нем, должно быть, пробудилось очень сильное желание познать, что в действительности все это означает. В противном случае он не рискнул бы предпринять такое трудное путешествие. Таким образом, когда он работал на мельнице, его ум, должно быть, находился в состоянии большой духовной активности, самым упорным образом разыскивая истину.

В случае с Ринзаем последний даже не знал, что спросить у учителя. Если бы он знал, то ему было бы, вероятно, гораздо легче. Ему было известно, что с ним происходит что-то неладное, так как он чувствовал недовольство собой: он искал какую-то неизвестную реальность, о которой у него не было никакого представления. Если бы он мог определить ее, то это означало бы, что он уже постиг ее. Его разум представлял собой один большой вопросительный знак, не относящийся к какому-либо определенному объекту. Вселенная также была подобием его разума, таким же знаком, висящим в пустоте, так как нигде не было ничего определенного.

Такое блуждание во тьме, должно быть, продолжалось некоторое время и носило самый отчаянный характер. Именно это состояние ума не давало ему понять, какой конкретный вопрос он мог бы поставить перед учителем. В этом отношении он отличался от Эно, который уже знал, какую проблему ему нужно решить, даже еще до того, как он пришел к Гунину: его проблемой было понимание Ваджракчедики. Разум Эно был, вероятно, более простым и более широким, в то время, как Ринзай, подобно Эке, был, так сказать, интеллектуально «испорченным», и все, что он чувствовал, представляло собой общее умственное беспокойство, потому что он не знал, как размотать тот запутанный клубок, который становился еще запутаннее вследствие его знания. Когда старший монах посоветовал Ринзаю спросить учителя об «основном принципе буддизма», это было действительно большой помощью, потому что теперь перед ним было нечто определенное, за что можно было уцепиться. Его общее умственное беспокойство достигло особо острого состояния тогда, когда он был подвергнут «тридцати ударам». Плод его умственных поисков созревал и готов был упасть на землю.