— Так что ты там делал, Поли? Скажи мне.
— Ничего! — Я не кричал, еще нет, но чувствовал, что вот-вот закричу, если Доулен и дальше будет мучить меня. — Ничего, просто гулял, я люблю гулять, отпусти меня!
Он отпустил, но только для того, чтобы схватить за другую руку. Сжатую в кулак.
— Расцепи пальцы. Дай папе посмотреть, что у тебя там.
Я расцепил, и Доулен разочарованно фыркнул, увидев остатки второго гренка, ничего больше. Я инстинктивно сжал правую руку в кулак, когда он терзал мое левое запястье, и теперь масло, вернее, маргарин (настоящего масла мы, естественно, в глаза не видели) размазался по пальцам.
— Иди в дом и помой руки. — Он отступил на шаг, откусил кусочек крекера. — Святой Боже.
Я поднялся по ступеням. Ноги у меня подгибались, сердце напоминало двигатель с текущими сальниками и разболтанными цилиндрами. Когда я схватился за ручку, чтобы открыть дверь и укрыться в безопасности кухни, меня догнал голос Доулена:
— Если ты кому-нибудь скажешь, что я сжал твою руку, Поли, я скажу, что у тебя глюки. Признак старческого маразма. И они, знаешь ли, мне поверят. А если обнаружатся синяки, то начальство решит, что ты сам их себе поставил.
Да. Возможно, так и вышло бы. Такое вполне мог сказать Перси Уэтмор, Перси, оставшийся молодым и злобным, тогда как я совсем состарился.
— Я не собираюсь ничего говорить. Ничего и никому, — пробормотал я в ответ. — Нечего мне говорить.
— Это правильно, ты старичок понятливый. — Мерзкий насмешливый голос, голос дылдона (используя терминологию Перси, который думает, что навсегда останется молодым). — А я выясню, чем ты занимаешься в лесу. Приложу все силы. Слышишь меня?
Я услышал, естественно, но не удостоил его ответом. Прошел через кухню (там пахло жарившейся яичницей и варящимися сосисками, но аппетит у меня пропал) и повесил дождевую накидку на крючок. Потом поднялся в свою комнату, отдыхая на каждой ступеньке, чтобы сердце успокоилось, и взял бумагу.
Я спустился на закрытую веранду и уже садился за маленький столик у окна, когда раскрылась дверь и в щелку всунулась моя подруга Элейн. Выглядела она усталой и больной. Элейн уже расчесала волосы, но не переодела халат. Здесь старики не придают особого значения одежде. Для них это непозволительная роскошь.
— Не буду тебя беспокоить. Вижу, ты собрался писать…
— Какие глупости. Времени у меня сколько хочешь. Заходи.
Она вошла, но осталась стоять у двери.
— Я не могла спать… опять… случайно выглянула в окно… и…
— Увидела, как я мило беседую с мистером Доуленом. — Я надеялся, что она только видела нас. Окна она не раскрывала, так что, возможно, мои крики до нее и не донеслись.
— Мне не показалось, что беседа милая или хотя бы дружелюбная, — возразила она. — Пол, этот мистер Доулен интересуется тобой. Задает вопросы. На прошлой неделе подходил ко мне. Я не придала этому значения, у нас есть люди, которые любят совать свой длинный нос в чужие дела, но теперь мне стало неспокойно.
— Спрашивает обо мне? — Я постарался не выдать тревоги. — И что его интересует?
— Во-первых, куда ты ходишь. А во-вторых, почему ты ходишь на прогулки.
Я выдавил из себя смешок.
— Этот человек не верит в пользу физических нагрузок, тут нет никаких сомнений.
— Он полагает, что у тебя есть какой-то секрет. Я того же мнения.
Я открыл было рот, чтобы сказать… уж не знаю, что бы я сказал, но Элейн подняла свою прекрасную, пусть и с раздувшимися костяшками пальцев, руку, останавливая меня.
— Если у тебя и есть секрет, я не хочу его знать, Пол. Твои дела не касаются никого другого. Лично меня этому учили с детства, но не все получили хорошее воспитание. Будь осторожен. Это все, что я хотела тебе сказать. А теперь оставляю тебя одного, чтобы не мешать твоей работе.
Она повернулась, чтобы уйти, но, прежде чем Элейн успела выйти за дверь, я позвал ее по имени. Она вопросительно посмотрела на меня.
— Когда я закончу то, что пишу… — Я замолчал, покачал головой и начал снова. — Если я закончу то, что пишу, ты это прочитаешь?
Элейн задумалась, а потом одарила меня улыбкой, одной из тех, за которые отдают полцарства.
— Почту за честь.
— Подожди, пока не прочтешь, а уж потом поговорим о чести. — Я сказал так потому, что думал о смерти Делакруа.
— Обязательно прочту. Каждое слово, обещаю. Но сначала тебе надо поставить последнюю точку.
Она ушла, но прошло много времени, прежде чем я написал хоть слово. С час я смотрел в окна, барабаня ручкой по столу, наблюдая, как постепенно расходится серый день, думая о Брэде Доулене, который называет меня Поли и обожает пошлые анекдоты, а также о том, что сказала Элейн Коннелли: «Он полагает, что у тебя есть какой-то секрет. И я того же мнения».
Может, и есть. Да, может, и есть. А Брэд Доулен хочет его вызнать. Не потому, что секрет важный (если он и важный, то лишь для меня). Просто Доулен уверен, что у таких стариков, как я, вообще не должно быть секретов. Им нельзя брать дождевые накидки из коридора у кухни и нельзя иметь секреты. Он не понимает, что мы по-прежнему люди. Отказывает нам в этом. Точно так же воспринимал осужденных Перси.
Но постепенно мысли мои, замкнув круг, вернулись к тому месту, где их прервало появление Брэда Доулена, внезапно схватившего меня за руку. К Перси, злобному Перси, жестоко отомстившему человеку, который позволил себе посмеяться над ним. Делакруа бросил раскрашенную катушку, которую прикатывал к его ноге Мистер Джинглес, бросил так сильно, что, отскочив от стены, катушка выкатилась в коридор. Тут все и произошло. Своего шанса Перси не упустил.
Глава 2
Нет! — взревел Зверюга, но Перси его словно и не слышал.
Как только Мистер Джинглес добрался до катушки, она полностью приковала к себе его внимание, и он начисто забыл про давнего врага. В этот момент Перси опустил на мышонка тяжелую подошву. Отчетливо хрустнул ломающийся позвоночник Мистера Джинглеса, кровь хлынула изо рта. Маленькие черные глазки вылезли из орбит, с застывшим в них выражением агонии, совсем как у человека.
Делакруа заголосил от ужаса и боли. Он бросился на пол, пытаясь дотянуться до мышонка, вновь и вновь повторяя его имя.
Перси улыбаясь повернулся к Делакруа. К нам троим.
— Вот и все. Я знал, что доберусь до него. Рано или поздно. Как говорится, вопрос времени. — И он не торопясь зашагал по Зеленой миле.
Мистер Джинглес остался лежать на линолеуме в луже собственной крови.
Дин вскочил из-за стола дежурного, свалив доску для криббиджа на пол, фишки выскочили из пазов и покатились в разные стороны. И Дин, и Гарри, которому до выигрыша оставался буквально шаг, разом забыли об игре.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});