– Да, номария, – покорно склонила голову девушка.
– Среди смертных и так встречается слишком много тех, кто урвал себе кусок истребленных знаний, – добавила женщина, оглядывая себя и прикидывая, куда повесить нож. – По ближним островам плавает какой-то странный незнакомец, больше похожий на мертвеца. Мория и Житика пока отводят его от усыпальницы. Но ведь он пришел сюда и ищет ее! Хорошо, это случилось не зимой, и он не видит своих следов.
– Может, это кто-то из дикарей ищет своих родичей?
– Нет, Вилия, – уверенно ответила номария, – нет. Беда в том, что этот смертный обладает знанием. Он не нуждается в пище и огне, не беспокоится об отдыхе. Он отгоняет зверей не оружием, а заклинанием. К счастью, он слабее нас. Но один ли он среди недоучек из древних храмов остался на этой земле? Впрочем, не будем о грустном, дитя мое. Скажи, ведешь ли ты счет своим годам, Вилия?
– Я не очень заботилась об этом, номария.
– Зато об этом позаботилась я, дитя мое, – улыбнулась женщина. – Знай же, дитя мое, что ты перешагнула свою двадцать пятую весну. Твой долг девственности перед Великим исполнен! Отныне миссией твоей будет служение Сошедшему с Небес не духом, а деяниями своими. Твоя плоть отныне принадлежит тебе. Хотя, конечно, не только тебе. Ведь каждая из нас должна произвести на свет хотя бы одну девочку, что станет в будущем хранительницей вместо нас, продолжит исполнять высшее из возможных предназначений. Я позабочусь о том, чтобы ты сегодня же познала телесные наслаждения.
– Благодарю, номария, – опять поклонилась Вилия, понимая, что встреча закончена. Однако глава Клана, желая подчеркнуть свое расположение, добавила: – Ты хорошо потрудилась, дитя мое. Теперь можешь идти отдохнуть.
Впрочем, как раз отдохнуть девушке и не удалось. Она перекусила наверху из общего котла вареной рыбой, потом снова спустилась под землю в свою келью, но едва прилегла на постель, как в дверях появился эмир Клана. Молодой, поджарый, с гладко выбритым и намащенным маслом телом, с правильным миловидным лицом и большими щенячьими глазами. Не произнося ни слова, он немедленно принялся осуществлять свое право. Или выполнять свой долг – трудно понять, чего было больше в ласках выбранного женщинами дикаря.
Эмир опустился на колени, начал целовать руку Вилии, одновременно наглаживая ее ногу, медленно двинулся губами к плечу, рукою одновременно задирая подол платья. Девушка ждала – но ничего особенного пока не чувствовала. Ласки этого мужчины ничем не отличались для нее от прикосновений листвы на колышущейся ветви кустарника или высокой травы. Ну трется что-то по коже – что из этого?
Громко причмокивая губами, эмир начал слюнявить ее лицо, запустив пальцы между ног – и это стало даже неприятно. Хранительница закрыла глаза, вспомнив князя сколотов. Во время последней встречи он не коснулся ее ни разу… Почти ни разу… Но даже одно приближение этого сильного, самоуверенного, свободолюбивого дикаря заставляло ее вспомнить о том, что он – мужчина.
От этого воспоминания по телу прокатилась горячая волна – эмир ощутил ее и принялся воодушевленно задирать на хранительнице тунику, одновременно тиская грудь. Вилия открыла глаза и коротко приказала:
– Пошел вон!
Единственный мужчина Клана замер, удивленно хлопая глазами. Похоже, к такому обращению он не привык.
– Пошел вон! – Девушка подняла руку, положила ладонь ему на лоб и резко напряглась.
Эмир жалобно взвыл, закрутился на месте и кинулся прочь, едва не выломав край двери. Вилия поднялась, извлекла из темного проема стола кожаный мешочек, заглянула внутрь, проверяя содержимое, потом затянула стягивающую горловину жилу.
– Что с тобой? – появилась в двери Милана. Правда, глядела подруга не на девушку, а вдоль по коридору. – У тебя не получилось? Поздравления откладываются?
– Что не получилось? – не поняла Вилия.
– Ну расслабиться…
– Пожалуй, да. Если номария спросит – скажи, что я поплыла к дикарям. Коли мы хотим, чтобы они помнили о нас, искали помощи, молились нам и приносили дары, кому-то постоянно нужно находиться с ними рядом.
– Подожди, не торопись, – попыталась утихомирить девушку подруга. – Ну подумаешь, не получилось с первого раза. Мы тебе меда хмельного нальем, забыться поможем, о радостном подумать.
– Ни к чему это, Милана, – решительно отодвинула ее Вилия. – Душу под обычай грешно приспосабливать. Коли душа пожелает, сама запоет. Мой долг – девственность для Великого до двадцать пятой весны сохранить, а не расстаться с ней сразу же после этого. И под эмиром ноги расставлять я тоже не клялась. Душно мне здесь. Соснового воздуха дохнуть хочу.
Девушка почти бегом промчалась по гулкому глиняному подземелью, выбежала под солнце, торопливо дошла до берега, столкнула долбленку на воду и сильными гребками весла погнала ее вверх по течению.
Ночь застала ее на берегу озера Нево. Пробившись через широкую стену камыша, она наломала огромную охапку сухих стеблей, зажгла ее щелчком пальца и долго любовалась высоким столбом пламени и летящими чуть не до самого неба искрами. Есть не хотелось, поэтому приготовленное для ужина сушеное мясо она забросила обратно в лодку, отплыла от берега и, завернувшись в козьи шкуры, легла спать. Второй день ушел на то, чтобы по удивительно гладкой водной глади домчаться до устья Волхова и пройти изрядно вверх по реке. И только поздним вечером третьего дня хранительница причалила к берегу немногим меньше стадии ниже Словенска. Выдернув лодку в густой кустарник, девушка пошла через лес, на ходу подхватывая сухие палки валежника. И вскоре над тихой полуночной чащей покатился зов, доступный только для того, кому он был предназначен:
– Челове-е-е…
Палки легко ломались в руках, словно только и ждали, когда их превратят из бесформенных мертвых сучьев в аккуратную стопочку, радостно потрескивающую под ярким язычком огня.
– Челове-е-е…
Трава выстелилась мягким ковром, пахнущим медом и цветами.
– Челове-е-е…
Темнота вокруг стояла прочной стеной, и оттого на замкнутом светлом пятачке казалось тепло, будто в жаркий полдень. Вилия чувствовала себя так, словно ее погрузили в огромную бадью и поставили в центр могучего костра. Тело горело, по нему бегали мурашки, сердце стучало, словно у испуганного зайца. А сверху с интересом подмигивали звезды и опасливо выглядывала из-за еловой макушки ущербная луна.
– Уж не меня ли ждешь, красавица… – Стена мрака расступилась, пропустив сквозь себя бородача в длинной рубахе, в красных сапогах, в расшитой медными бляхами куртке, небрежно накинутой на плечи, и сомкнулась вновь. – Голос мне ныне знакомый примерещился. Давненько я его не слышал, давненько.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});