- Еще вот что. Если доведется говорить с молодой женой графа - вряд ли, конечно, но вдруг! Руку взаправду не целуй, а только тронь кончиком носа. Графиню можешь звать "миледи" или "ваша милость", но лучше скажи "ваша светлость". Она герцогского рода, ей будет приятно.
- Герцогского рода?.. - присвистнул Джоакин. - И кто же она?..
Тут их прервали: откинулся полог, и в фургон просунулась мокрая голова Вихренка.
- Хозяин, там такое дело...
- Где?
- Во второй повозке.
- И что там?
- У нас хворый обнаружился! Малец из Ниара посинел!
- Тьма холодная, - Хармон сплюнул. Вздохнул, закутался в плащ. - Что же, идем глянем...
Торговец выбрался из фургона, Джоакин следом. Снаружи лупил холодный дождь. Если положить руку на сердце, то Хармону ни капельки не хотелось глядеть на хворого. Чего хотелось - так это сесть в свою повозку и прямо сейчас дать ходу. Коль среди ниарцев есть один синюшник, то может и второй найтись, а там и третий. А там, глядишь, и сам Хармон-торговец станет ртом воздух глотать да глаза выпучивать. Нет уж, держи монету в кармане, а хворь - за горами!
Проблема состояла как раз в монете: в том фургоне товара было этак на дюжину эфесов, да плюс сама телега с лошадьми. Жалко! И зачем только он дал слабину в Излучине, взял с собой этих чертовых беженцев?.. Скрепя сердце, Хармон забрался во вторую повозку.
Внутри горела масляная лампа. Весь честной народ сгрудился в спальной половине фургона, застеленной одеялами. Виновника переполоха торговец разглядел не сразу: малярский внучок забился в тенистую щель между ящиками в дальнем конце повозки. Рядом находился его дед. В проходе стоял Снайп, отгораживая Маляра с Маляренком от остальной компании. Дезертир держал боевой топор, выставив его перед собой - не так, чтобы рубить, но так, чтобы не дать отщепенцам приблизиться к стаду.
- Проваливайте, ну! Больше повторять не стану! - рычал Снайп, когда Хармон забрался в фургон.
- Хозяин здесь! Вот его и послушаем, - сказала Луиза.
- Что тут у вас творится? - спросил Хармон, хотя прекрасно видел, что.
- Малец принес на себе мор, вот что. У него вся рожа посинела.
- А ну-ка, дайте поглядеть, - сказал Хармон.
Народ расступился. Торговец не имел желания приближаться к мальчику, сунул лампу в руку Снайпа:
- Посвети-ка.
- Еще чего... - фыркнул охранник и передал лампу Маляру.
Тот поднес свет к лицу внука. Верно: губы были синими, щеки - белыми. Малец дрожал.
- И что же с тобой делать?.. - проворчал Хармон.
- Как - что? - искренне удивилась Луиза. - Выкинуть к чертям!
- Деда тоже, - добавил Снайп. - Мелкий около него все время. Оба уже хворые.
- Сжальтесь, - сказал Маляр, но старуха Мэй тут же перебила его:
- Гоните их, Хармон Паула! Пускай идут назад в Ниар! Подлые отродья, могли бы и сами вылезти, коли хворые! А туда же - сжальтесь!
- Пощадите... - шепнул внучок, но Снайп погрозил ему топором:
- Ану цыц! Будешь болтать - пришибу.
- Да никакие мы не хворые! - вскричал Маляр. - Внучок простудился, вот и мерзнет! А вы его - на улицу, в мороз! И до ближнего города два дня ходу.
- Не наша забота!
- Знаем мы такие простуды!..
- Гоните их, хозяин!
Хармон призадумался. Ситуация была сложна. Мальца жалко: Хармон, вроде как, помочь хотел, взял деда с внуком в телегу. А теперь выкинуть ночью среди поля, да в холодный ливень - вот уж благодеяние! Но жалость - дело глупое. Где речь о хвори, надо думать головой, а не чувством. Вон, имперские солдаты оцепили Ниар и никого больше не выпускают, и плевать им на жалость.
В тон его мыслям Доксет проворчал:
- У нас в войске, если кто синел, то его не выгоняли - нечего мор по округе разносить. Сажали в глухой фургон и держали там, пока помрет или очухается. А могли и поджечь...
- Звери! - бросил маляр.
- Это я к тому, хозяин, что выгнать - не так уж и плохо.
- Он и так дрожит от холода, а под дождем и вовсе околеет!
- Велика разница - днем раньше, днем позже.
Доксет прав, думал Хармон: померзнуть под дождиком - не худшая участь для хворого. Случаются с ними штуки и пострашнее. Пожалуй, если выгнать деда с внуком, то найдется чем успокоить совесть. Но есть еще одно рассуждение, которое все усложняет. Эти двое провели неделю в обозе Хармона. Значит, могут быть и другие, в ком поселился мор. Выгнать маляров-то можно, но как быть с остальными? Как узнать, кто здоров, а кто уже ходячий покойник? Эх, потянул меня Темный Идо в эту Излучину!..
Неожиданно заговорила Полли:
- Одумайтесь! Вчера малыш был здоров, и утром тоже. Не дрожал, не синел - все путем. А сейчас, внезапно, все скопом навалилось. Разве мор растет так быстро? Он намок и простудился, вот и все!
- С чего это ты так уверена?
- Я видела, как умирают от сизого мора. И вы видели, только вам от страха память отшибло!
- Ишь, какая разумница! Если уверена, то докажи!
- И докажу.
Полли обошла Снайпа, встала рядом с малышом, потрепала по волосам:
- Не бойся, все будет хорошо.
На сердце у Хармона странным образом потеплело. Полли до того была уверена в своей правде, что и у торговца зародилась надежда. Если Маляренок всего лишь простужен, то это будет чудесным исходом, просто-таки сказочным! Сразу всем волнениям конец! Дождаться бы утра - и все станет ясно.
Но на других спутников поступок Полли не произвел впечатления.
- Ну и дура, - сказал Снайп. - Теперь и тебя нужно выгнать.
- Да! Пусть все втроем убираются!
- Гоните хворых!
Вперед вышел Джоакин.
- Кончайте представление. Никто никуда не пойдет. Все спать.
- Раскомандовался! - прошипела старуха Мэй. - Дурак молодой, ничего не смыслишь!
Луиза и Вихорь, и остальные ракрыли рты. Джоакин выхватил меч и со стуком вогнал в дощатый пол перед собой.
- Я сказал: идите спать.
Все затихли, даже Снайп опешил, опустил топор.
- Я вот подумал... - осторожно вмешался Хармон. - Пожалуй, что Джоакин прав. Подождем до утра, а там посмотрим. Если у мальца простуда, так утром все станет понятно.
Стал любимый день ко дню хмурый и тревожный.
Стал ночами уходить тихо, осторожно.
Как-то вышла вслед за ним - смотрит на Звезду.
Повернулся, как не свой, говорит: "Уйду!"
Говорит: "В той стороне, где Звезда сияет,
Ждет меня моя любовь, ждет меня другая".
Говорит: "Всегда ждала там меня другая"...
Дед со внуком и Полли с Джоакином ночевали в фургоне торговца - все остальные побоялись спать с ними под одной крышей.
Хармон достал бочонок вина. Полли грела напиток над огоньком лампы. Из одной чаши поила мальца, другую пускали по кругу взрослые: ночь выдалась зябкой. Завернутый в одеяла, как кукла, внук маляра перестал дрожать, а за третьей чашей вина согрелся и уснул. Стоило подождать до утра, но уже сейчас стал заметен румянец, проступивший на его щеках.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});