сих пор мучают меня, и я просыпаюсь посреди ночи от паники, сжимающие меня в тески. Наклонившись вперед, я впиваюсь губами в его губы, а руками путешествую по его голой спине, не обращая внимания на его старые шрамы. Но когда чувствую под пальцами круглый след, я вздрагиваю и крепче прижимаю его к себе.
В комнате мало света, но, даже с моим слегка затуманенным зрением, я вижу слезы, собирающиеся в уголках глаз Бьянки.
— Малышка? Что случилось?
Она поджимает губы и прикасается своим лбом к моему, пока ее палец выводит узор вокруг уже зажившей огнестрельной раны на моей спине.
— Бьянка, посмотри на меня, детка.
Она поднимает голову, и я беру ее подбородок между пальцами.
— Я в порядке. Можешь, пожалуйста, постараться забыть об этом?
Она кивает, но знаю, что она лжет, потому что одна слезинка скатывается по ее щеке. Я не могу этого вынести. Долгие годы я верил, что нет ничего, что я не смог бы вынести, но видеть, как Бьянка плачет из-за меня... я не могу.
— Хочешь, я успокою тебя, мой ягненочек? — спрашиваю я, проводя рукой по центру ее груди и живота, затем проникая под юбку, чтобы прижать пальцы к ее киске.
Она делает глубокий вдох и кивает, и я ввожу в нее палец. Встав со стула, я начинаю расстегивать брюки правой рукой, не вынимая левой из ее киски. Когда мне удается избавиться от брюк, я берусь за пояс ее юбки и стягиваю его вверх и через голову, затем разворачиваю ее и прижимаю спиной к себе, обхватывая свободной рукой ее талию.
— Готова? — спрашиваю я и глажу ее по шее.
Она кивает, и я крепко сжимаю ее руку, затем поднимаю ее и выхожу из зала. Бьянка сжимает мое предплечье и поджимает ноги, постанывая, пока я несу ее. Я делаю это медленно, дразня ее на протяжении всего пути до спальни, и когда мы доходим до кровати, она уже близка к тому, чтобы кончить.
— Еще нет, детка. — Я усаживаю ее рядом с кроватью и медленно вынимаю из нее палец, но вместо того, чтобы лечь, она забирается на край кровати и прижимает ладони к моей груди.
— Я хочу..., — шепчет она, — сказать тебе... ...так много.
— Тебе не нужно ничего говорить, Бьянка. — Я прижимаюсь губами к ее губам, затем скольжу ладонями вниз по ее спине и хватаю ее под попку. Я планировал насладиться ею на кровати, но передумал, поэтому тяну ее вверх, пока ее ноги не обхватывают мою талию, и поворачиваю, чтобы прислонить ее спиной к стене. Я медленно опускаю ее на свой твердый член, наслаждаясь тем, как перехватывает ее дыхание, когда заполняю ее.
— Даже полуслепой, я все вижу, детка. — Я выскользнул, а затем вошел в нее. — Каждую. — Толчок. — Отдельную. —Толчок. — Мелочь.
Бьянка хнычет, сжимая руки на моей шее, она вдыхает в такт моим толчкам в нее. Обычно она закрывает глаза, когда кончает, но сейчас она держит их открытыми, удерживая мой взгляд, пока трепещет и постанывает. Я кончаю в нее так, как никогда раньше, затем прижимаюсь ртом к ее рту, прижимаю ее тело к своему и держу ее долгое время после того, как мы оба спустились с вершины кульминации.
Черт. Что-то не то.
Я пытаюсь еще немного размять тесто, но оно все равно прилипает к пальцам. Вытерев муку с рук о фартук, я достаю телефон из кармана джинсов и открываю окно сообщений. Я обещал Лене пирожки на ужин, и черт возьми мне нужно сделать тесто правильно.
19:22 Бьянка: «Я что-то напортачила, тесто похоже на жевательную резинку. Ты можешь уточнить у Игоря, правильно ли он дал тебе измерения?»
19:24 Нина: «Просто попробуй добавить больше муки. Он каждый раз дает мне разные величины, когда я спрашиваю, и я начинаю думать, не делает ли он это специально. Не хочет, чтобы кто-то узнал его рецепт пирожков, наверное. Я скажу Роману, чтобы он его немного напугал, может тогда он поддастся.»
19:25 Бьянка: «Пожалуйста, не надо. Лол. Я попробую добавить больше муки. Что-нибудь новое?»
19:26 Нина: «Роман только что приехал от Сергея. Он сказал, что дом выглядит так, будто по нему прошел ураган. Сергей все разбил.»
19:27 Бьянка: «Почему? Я никогда не встречала этого парня, но из того, что слышала от Михаила, он немного... не в себе.»
19:29 Нина: «Это преуменьшение века, дорогая. Похоже, девушка, которая была у него дома, исчезла, и он впал в бешенство. Хочешь приехать?»
Я как раз набираю ответ, когда чувствую легкое прикосновение к основанию шеи, за которым следует поцелуй.
— Dusha moya…
Я улыбаюсь и начинаю поворачиваться, но Михаил обхватывает меня за талию и прижимает спиной к своей груди. Он гладит меня по шее, а правую руку кладет на столешницу передо мной, держа одну желтую розу. У меня перехватывает дыхание, когда смотрю на нежный цветок, стебель которого обернут широкой желтой шелковой лентой, расшитой золотом.
— Я никогда не говорил тебе, — шепчет он мне на ухо, — что всегда был твоим самым большим поклонником. Я и сейчас им являюсь.
— Михаил? — произношу я, не отрывая глаз от цветка.
— Однажды вечером около года назад я увидел плакат, кажется, на витрине какого-то магазина. Я помню, как прошел мимо него, а потом вернулся назад, чтобы получше рассмотреть изображение. На нем была изображена группа танцоров. Все, кроме одного, были одеты в желтые костюмы, и, рассматривая их, я удивлялся, почему среди всех них один танцор в черном костюме сиял ярче остальных. — Михаил целует мою шею. — Как солнце.
Он поворачивает меня к себе лицом, накрывает мое лицо своей рукой и нежно целует в губы.
— После этого я никогда не пропускал ни одного твоего шоу. Я люблю тебя, мое маленькое солнышко. Мое solnyshko.
Я обхватываю его за талию и зарываюсь лицом в его грудь.
— Я тоже тебя люблю... мой Михаил.
Глава 18
Телефон лежит передо мной на стойке с открытым окном сообщений уже пять минут. Я обменялась номерами с Ниной, когда мы были у пахана прошлой ночью, и уже