Читать интересную книгу Дело закрыто - Патриция Вентворт

Мисс Силвер посмотрела на него несколько свысока.

— Разумеется, есть, капитан Каннингхэм. Я беседовала со священником. Исключительно любезный джентльмен. Нет никаких сомнений, что пятнадцать месяцев назад часы спешили — и именно на десять минут. Они и сейчас спешат, но если прежний священник ничего против этого не имел, то нынешний их ежемесячно подводит. Таким образом, когда миссис Эшли слышала, что они бьют восемь, на самом деле было еще только без десяти. И, поскольку идти до Солвей-Лодж ей оставалось, по ее же словам, именно десять минут, она добралась туда как раз вовремя, чтобы услышать восклицание мистера Эвертона: «Мой родной племянник!» и выстрел, после которого она тут же убежала.

— Какая же я идиотка! — простонала Хилари.

Генри был совершенно с этим согласен.

Глава 36

Гарриет Сент-Джаст обвела взглядом свой демонстрационный зал и решила, что дела идут очень даже неплохо. Эти небольшие показы в узком кругу оказались просто находкой. Билеты вырывали с руками, а вырвав, спрашивали, можно ли привести друзей, и, приведя их, обязательно что-то покупали, пребывая в счастливом заблуждении, что тем самым возвращают себе молодость, а вместе с ней неземную грацию, стройность и красоту ее лучшей модели Ивонны.

Марион, вне всякого сомнения, стоила тех денег, которые Гарриет ей платила. Тем не менее ей ни в коем случае не следовало худеть и дальше. Платья, конечно, смотрелись на ней изумительно, но стоило ей похудеть хоть еще немного, и смотреться им будет уже просто не на чем. Гарриет закусила губу. В свободное от работы время она очень переживала за Марион Грей.

Сейчас, правда, никакой Марион Грей не было — была только Ивонна, демонстрировавшая черное вечернее платье с закрытым горлом и длинными облегающими рукавами с припуском на запястьях. Платье называлось «Triste Journee [15]».

Оно было пошито из плотного крепа в простом, но трагическом стиле. Марион носила его со странным удовлетворением, как если бы это был траур по уже умершему Джефу. Она медленно шла вдоль круга заинтересованных женщин, чуть наклонив голову, опустив глаза и думая о чем-то совершенно другом. Обрывки фраз и восклицаний доносились до нее, скользя мимо сознания. Ей пришлось повернуться, остановиться и сделать еще один круг.

Потом Гарриет ей кивнула, и она вышла, разминувшись в дверях с Селиной, облаченной в кричащий оранжевый костюм — настолько же жизнеутверждающий, насколько депрессивным был «Хмурый день» Марион.

В примерочной к ней подскочила необычайно взволнованная Флора.

— Дорогая, тебя требуют! К телефону. Междугородний звонок. Из Глазго. Мне кажется, это твоя маленькая кузина. Я говорила ей, что у нас показ, но она сказала, что это важнее, чем все показы на свете, вместе взятые, поэтому…

Марион давно уже кричала в трубку: «Алло! Алло!», и Флоре пришлось умолкнуть. Она услышала, как Марион сказала: «Хилари!», а потом: «Что?», и по какой-то странной причине вдруг обнаружила, что решительно не может сейчас уйти. Отойдя к дверям, она остановилась там и внимательно следила за Марион, которая слепо протянула руку и, нащупав стол Гарриет, тяжело на него оперлась. Она не произнесла больше ни слова. Она только слушала, все больше и больше наваливаясь на стол.

У Флоры не было сил ни уйти, ни хотя бы отвести от Марион взгляда. Она завороженно смотрела, как лицо Марион меняется прямо на ее глазах. Это было все равно что смотреть на тающий лед или восход солнца: столько же нежности, тепла и света. Флора прекрасно знала, что не должна смотреть, но ее доброе и отзывчивое сердце просто разрывалось от беспокойства. Она не имела ни малейшего представления, сколько прошло времени, прежде чем Марион повесила трубку и бросилась к ней со слезами на глазах — глазах, которые вновь были нежными и молодыми. Она схватила пухлые руки Флоры и сжала их так, словно они были самыми близкими подругами. Это был один из тех моментов, когда кажется, что в мире существуют только друзья, и хочется с каждым поделиться своей радостью. Голосом ребенка, который только что проснулся от страшного сна, Марион проговорила:

— Все будет хорошо, Флора. Все будет хорошо.

Флора почувствовала, что ее глаза тоже наполняются слезами. Она никогда не могла удержаться, если рядом кто-нибудь плакал.

— Дорогая моя, что? Что случилось?

Но Марион лишь повторяла:

— Все будет хорошо, Флора. Все будет хорошо. Хилари говорит, все будет хорошо.

На другом конце линии Хилари бросилась Генри на шею прямо в телефонной будке на виду чуть ли не всей гостиницы.

— Генри! Она даже ничего не сказала! Ока просто не могла говорить! Генри, я сейчас расплачусь!

— Ты не можешь расплакаться прямо здесь.

— Могу. Я уже начинаю.

— Нет, не можешь!

Комната отдыха оказалась занята. По обе стороны от камина вязали что-то две пожилые дамы. А когда Генри и Хилари отыскали наконец пустующее помещение, ей уже расхотелось плакать. Она спряталась в руках Генри и потерлась затылком о его подбородок.

— Ты должен меня любить. Жутко любить! Сильно-сильно-сильно! Ты ведь так меня любишь, да?

Генри ответил утвердительно.

— Потому что, если бы такое случилось с нами… Ой, нет, милый, с нами такого никогда бы не случилось, правда?

— В убийстве меня пока точно еще никто не обвинял.

— Но мы ведь можем расстаться. Поссориться и расстаться. Мы ведь уже едва это не сделали! Я думала, что никогда тебя больше не увижу. Я была в этом уверена! Мое сердце чуть не разорвалось от горя!

— Ну и глупо, — сказал Генри, обнимая ее.

— Вовсе нет!

— Ужасно глупо.

— Но почему?

Генри сформулировал.

— Потому что мы неразлучны, — сказал он.

Эпилог

Небольшая кондитерская на углу Вест-Лихем-стрит была заполнена до отказа. Все столики были заняты, и особенно — угловой, на котором, помимо традиционного чая и вазочки с хрустящим печеньем, размещались еще два огромных клубка шерсти, ощетинившиеся воткнутыми в них спицами, и недовязанная нежно-голубая детская шапочка.

Мисс Силвер только что закончила свой рассказ и теперь удивленно рассматривала спицу, которой, сама этого не замечая, вот уже пять минут оживленно размахивала, петлю за петлей набрасывая на нить повествования самые волнующие моменты дела Эвертона. Она деликатно кашлянула и, поспешно воткнув спицу в клубок, подняла глаза на свою собеседницу. Впечатление было такое, словно она посмотрелась в зеркало — только вот цвета в отражении было чуть больше: в глаза как будто капнули бледно-голубой краски, а по щекам размазали легкий румянец.

Последнее, впрочем, объяснялось просто. Жизнь в крошечной деревеньке Сент-Мэри-мид, откуда и приехала мисс Марпл, старинная подруга мисс Силвер, была не в пример здоровее лондонской. Никто не знал, как давно и где именно познакомились эти достойные дамы. Злые языки утверждали, правда, что в молодости они были влюблены в одного и того же — исключительно достойного — молодого человека. Поскольку обе они так никогда и не вышли замуж, любовь эта, очевидно, осталась безответной в обоих случаях. А общее горе, как известно, сближает.

Совершенно естественно поэтому, что, оказавшись случайно в Лондоне, мисс Марпл просто не могла не навестить свою старую знакомую, а та — не рассказать ей о последнем своем успешно раскрытом деле, а именно деле Эвертона. Рассказ, начатый в обычной для мисс Силвер сдержанной и бесстрастной манере, как-то незаметно для нее наполнился по мере развития красками и эмоциями, захватив обеих леди настолько, что чай в их чашках совершенно остыл, печенье осталось нетронутым, а к детской нежноголубой шапочке не прибавилось ни ряда.

Мисс Силвер удивленно посмотрела на спицу, кашлянула и поспешно воткнула ее в клубок. Мисс Марпл вздрогнула, будто очнувшись.

— Просто замечательно, — сказала она. — Дорогая, у тебя есть все основания собой гордиться.

Мисс Силвер слегка порозовела от удовольствия.

— Жаль только, они не догадались обратиться ко мне раньше.

— Почему жаль?

— Ну как же! — искренне удивилась мисс Силвер. — Тогда, возможно, Джеффри Грею не пришлось бы просидеть полтора года в тюрьме. Только представь! Такой молодой человек…

Мисс Марпл как-то странно посмотрела на свою подругу.

— Может быть, я и не права, — проговорила она, — но мне всегда казалось, что не бывает наказания без вины.

— Ты это о чем, дорогая? — с некоторой тревогой осведомилась мисс Силвер.

— Ну как же! — мило улыбнулась ей мисс Марпл. — Если я все правильно поняла… Хотя, возможно, как раз в этом и дело. Давай-ка я расскажу тебе, как мне это все представляется, а ты, если что, поправишь.

Мисс Силвер кивнула.

— Так вот, — начала мисс Марпл. — У мистера Джеймса Эвертона было три племянника: Джеффри, Берти и Фрэнк, но любил он только первого, а к остальным двум относился в разной мере прохладно. Все его состояние, разумеется, должен был унаследовать Джеффри. И вот Берти неожиданно узнает о каком-то должностном преступлении, совершенном мистером Эвертоном, и шантажом добивается изменения завещания в свою пользу. После чего убивает своего дядю, ловко сфальсифицировав собственное алиби, и благополучно вступает во владение наследством, а Джеффри Грей отправляется вместо него в тюрьму. Я ничего не упустила, дорогая?