и ты сделала все, что могла. Все, что было в твоих силах. Твоей вины в случившемся нет.
– Я… – Бросаю взгляд в сторону коридора – оттуда доносится звон ключей и лязг замка. Вот отстой! – Мы продолжим разговор завтра, ладно? Реши вопрос с Джесс, и тебе полегчает.
– Что случилось? Мне стоит волноваться? Хотя глупый вопрос – когда это ты заставляла меня волноваться. Я поговорю с Джесс, но и ты поговори с Митчем, хорошо?
– Спасибо, Лора, спасибо за все, – благодарю еще раз и сбрасываю звонок, потому что на кухню входит мама. Она пьяна в стельку. От нее несет алкоголем. Я чувствую запах до того, как спрыгиваю со стола, на котором сидела.
– Стол не для игр. Когда ты уже, наконец, повзрослеешь?! – невнятно восклицает она. Макияж смазался, под глазами застыли черные крупинки туши, лицо искажено гневной гримасой.
– Я ложусь спать, – коротко отвечаю и протискиваюсь мимо, чтобы пройти в свою комнату, но мама грубо хватает меня за запястье. Меня обдает смесью сигаретного запаха и рвоты.
– Неблагодарная девчонка! Никакой от тебя помощи, одни неприятности. Что с тобой не так?! – Я выдергиваю руку, заставляя себя проглотить ядовитый комментарий. Бессмысленно вступать в разговор. И я не хочу уподобляться маме. Ни капельки. – Ради тебя я пожертвовала всем! Я все бросила ради тебя!
Мама повторяет это даже тогда, когда я захлопываю за собой дверь.
Скоро все закончится. Я стану свободной.
И уверена, свобода не будет причинять мне столько боли, как эта тюрьма.
Глава 29. Митч
«Если я захочу поцеловать тебя снова, спрошу разрешения», – заевшей пластинкой крутится у меня в голове. Как и реакция Сьерры, ее удивленные глаза, мелькнувшая в них уязвимость.
Какой же я придурок! Сам не знаю, почему это сказал. Вместо того чтобы нести всякую чушь, надо было признаться Сьерре, что она мне нравится. Что хочу целовать ее – постоянно, каждый день, каждую минуту, каждую секунду… и что уважаю ее границы, поэтому не тороплю события.
Сказать, что я подожду, пока она не разберется в своих чувствах и мыслях.
Сказать что угодно – только не это «если».
У меня на языке вертятся проклятия, но я не произношу ни одного. Нет, я проглатываю их и почти чувствую, как они камнями опускаются в желудок.
Как бы мне ни хотелось изводить себя мыслями о Сьерре, своей жизни и на редкость глупых решениях, сейчас все это нужно отложить в сторону. Работа никуда не делась, надо сосредоточиться, пусть это и очень тяжело.
Я стою перед дверью в палату мистера Джуна, ломая голову над тем, что ему сказать. Наверное, это не имеет особого значения. Неважно, что я могу или хочу. Неважно, что не готов встретиться с ним, потому что у меня нет выбора. Сьерра не собирается забирать этого пациента обратно, а значит, я остаюсь его лечащим врачом. Какой смысл тянуть?
Решительно расправив плечи, вхожу в палату и дезинфицирую руки. Потом здороваюсь с мистером Джуном, на лице которого на мгновение проглядывает что-то похожее на удивление.
– Доктор Ривера… Я ожидал увидеть доктора Харрис.
– Извините, что разочаровал. – Пытаюсь выдавить улыбку и придать лицу дружелюбное выражение, но не могу посмотреть в глаза лежащему передо мной старику. Я просто жалок.
Ожидая, что скажет мистер Джун, чувствую, как с каждой секундой мне становится все жарче. Мистер Джун позвонил Софи и попросил прислать к нему доктора Харрис, которая, как он думал, снова занимается его лечением.
– Полагаю, вы теперь мой лечащий врач?
– Да. – Я впервые поднимаю взгляд, чтобы посмотреть пациенту в глаза, что отнимает у меня больше сил, чем ожидал. Его взгляд испытующий и знающий, а в уголках губ таится улыбка. – Что я могу для вас сделать?
– Довольно иронично, не правда ли? Мы оба здесь, пусть и не хотим этого. – Мистер Джун кашляет. – Я бы хотел попросить увеличить дозировку обезболивающих препаратов. Боль становится все нетерпимее. – Он заходится в приступе кашля и хватается за живот, болезненно морщась.
Подхожу ближе, помогаю ему принять вертикальное положение и прослушиваю легкие, проверяя, не скопилась ли в них вода. Нет, судя по дыханию, но рисковать нельзя.
– Сейчас вам сделают еще один анализ крови, чтобы получить актуальные показатели, и отведут на рентген.
Он откашливается и, закрыв глаза, пытается отдышаться.
– Не тратьте время, доктор Ривера. Что поделать, если показатели стремительно ухудшаются…
– Значит, вы советуете мне вас не обследовать?
– Я советую вам не принимать происходящее близко к сердцу.
Замерев от неожиданности, пытаюсь сохранить бесстрастное выражение лица. А впрочем… Кого я обманываю? В присутствии мистера Джуна выражение моего лица какое угодно, только не бесстрастное.
– Хорошо, – выпаливаю я. Мой пациент откидывается на подушки, и я понимаю, насколько глупо прозвучал мой ответ. – Я хочу сказать… Дело не в том, что…
– Дело в возрасте? – спрашивает он, прерывая мою неуклюжую попытку сформулировать фразу, наполненную смыслом. Я смотрю на него, хотя лучше бы ушел, оставил запись в медкарте и попросил Софи скорректировать дозировку препаратов. Но я не двигаюсь с места. Мои ноги словно приросли к полу.
– Я спрашиваю, чтобы понять причину ваших переживаний. Возраст – слишком юный, слишком старый – самая частая из причин. Как и смерть. Но на самом деле смерть – это лишь смерть, – размышляет мистер Джун, улыбаясь. – Смерть – единственный спутник, который никому не нужен и который сопровождает каждого из нас. Довольно иронично.
Тяжело сглотнув, опускаю руку и сжимаю кулаки, надеясь, что он не увидит.
– Ах да. Еще я хотел передать вам вот это.
Беру протянутый лист и пробегаюсь по нему глазами. Распоряжение пациента. Отказ от реанимации.
– Может, вам что-нибудь непонятно? Вы не хотите узнать, какие варианты у вас есть?
– Нет, спасибо.
Не говоря ни слова, вкладываю распоряжение в медкарту.
– Вам надо отдохнуть. Я скорректирую дозировку лекарств.
Я выхожу из палаты, оставляя позади мистера Джуна и сказанные им слова. Кладу медкарту в держатель рядом с дверью и на негнущихся ногах иду в туалет, борясь с тошнотой. Важно, чтобы никто не заметил, как мне хреново. Ни Сьерра, ни тем более Грант. Что знает Грант, знают все.
Двигаюсь по коридору, опустив глаза, и пытаюсь выглядеть задумчивым, а не так, будто вот-вот упаду. К счастью, по пути мне не встречается никто, кого бы заинтересовало мое странное поведение.
Войдя в уборную, бросаюсь в одну из кабинок и падаю на пол рядом с унитазом. Меньше всего я хочу, чтобы меня вырвало.
«Раз, два, три», – считаю про