На следующий день, 6 июня, Севастопольский Совет под давлением судовых комитетов созвал экстренное собрание делегатов от кораблей и частей. Рассматривали, по существу, два вопроса: разоружение офицеров и вынесение решения в отношении командующего флотом и начальника его штаба. После бурных дебатов постановили: личное оружие у офицеров отобрать, произвести обыски у них на квартирах; адмирала Колчака и капитана 1 ранга Смирнова от занимаемых постов отстранить, для принятия от них дел образовать комиссию из 10 человек, вопрос же ареста смещенных лиц рассмотреть на судовых комитетах.
Еще до этого собрания Колчак приказал всем офицерам флота и гарнизона во избежание кровопролития не оказывать сопротивления в случае требования у них матросами и солдатами оружия и добровольно сдавать его. Несколько офицеров, посчитавших себя оскорбленными, застрелились, для большинства же командного состава акция со сдачей оружия прошла без эксцессов. Как только Колчаку стало известно о снятии его с должности командующего флотом, он тотчас велел собрать на верхней палубе броненосца «Георгий Победоносец» еще верную ему команду. К ней вице-адмирал вышел при револьвере и золотой сабле. Он стал возле портика трапа, по которому поднялся, и обратился к собравшимся:
– Братцы матросы! То, что сейчас происходит на флоте, я нахожу бессмыслицей. Офицеров огульно обвиняют в каком-то контрреволюционном заговоре. Я такого заговора не знаю, а если бы знал, то никакого выступления офицеров не допустил бы, поскольку в такое тяжелое время это приблизило бы наш флот к полной гибели. Теперь офицеры разоружены и рассеяны по кораблям небольшими группами. Я подчиняюсь постановлению демократических органов и тоже сдаю свое личное оружие.
Адмирал расстегнул поясной ремень, снял с него кобуру с револьвером и отдал ближайшему молодому матросу. Смущенный парень принял оружие и, чуть помешкав, передал его соседу, тот дальше, и так адмиральский револьвер пошел по рукам, пока не исчез из виду. Колчак вынул из ножен саблю, поцеловал ее и тут же, на глазах изумленных матросов, переломил через колено и обломки выбросил в море.
– Море меня наградило, – сказал он, – морю я и возвращаю награду. – За борт полетели и ножны с портупеей. – А теперь я заявляю вам, что весь этот постыдный акт с разоружением я прежде всего расцениваю как оскорбление, нанесенное мне лично, и потому я командовать флотом больше не желаю. Об этом немедленно же доложу правительству.
Революционные солдаты на улице Петрограда.
Колчак резко повернулся и исчез в портике трапа, оставив в недоумении обескураженных матросов. Вечером на броненосец «Георгий Победоносец» к нему пришли представители Севастопольского Совета, заявили ему, что постановлением делегатского собрания он снят с должности командующего флотом, и предложили ему передать командование старшему флагману, а им сдать все секретные и служебные документы. Колчак отдал представителям Совета ключи от сейфа, бюро и шкафа.
– Теперь, – сказал он, – я больше ни за что не отвечаю. Так и сообщу правительству.
С отъездом вице-адмирала Колчака в Петроград фактически оборвалась его служба на флоте, которому он отдал почти 30 лет своей жизни.
Итак, чуть больше года пробыла Софья Федоровна на Олимпе своей судьбы – адмиральшей, женой командующего Черноморским флотом, первой дамой Севастополя. В Севастополе она не барствовала – организовала санаторий для нижних чинов, возглавила городской имени Наследника Цесаревича дамский кружок помощи больным и раненым воинам.
А муж если не уходил в боевые походы, то до полуночи засиживался в штабе. Черноморский флот под его водительством господствовал на театре военных действий.
«Прошло три месяца нашей разлуки, – писала она ему, – должно быть, столько же придется прожить врозь, а там опять увидимся, даст Бог… Несмотря на невзгоды житейские, я думаю, в конце концов обживемся и хоть старость счастливую будем иметь, а пока же жизнь – борьба и труд, для тебя особенно…»
Последний раз она обняла мужа на перроне севастопольского вокзала. В мае 1917 года Колчак уезжал в служебную командировку в Петроград. Никто не знает, что сказала она ему на прощание. Хорошо известно, что сказал он в своем последнем слове перед расстрелом: «Передайте жене в Париж, что я благословляю сына». Из Иркутска эти слова и в самом деле достигли Парижа… Она умела встречать. Она умела провожать. Она умела ждать.
Она ждала его в Севастополе даже тогда, когда оставаться там стало небезопасно. Она пряталась от чужих глаз по семьям знакомых моряков. И хотя муж ее – Александр Васильевич Колчак – еще не совершил ничего такого, за что ему приклеили ярлык «врага трудового народа», «врага Советской власти», в городе нашлось бы немало людей, которые охотно подсказали бы чекистам, где укрывается жена командующего Черноморским флотом. Все это она прекрасно понимала, а потому еще летом 17-го отправила десятилетнего Ростика на родину – в Каменец-Подольский.
В декабре по городу прокатилась первая волна расстрелов. С Дона вернулся матросский отряд, изрядно потрепанный казаками. Борцы за Советскую власть привезли трупы погибших товарищей, и в городе повеяло смертью. Искать «контру» долго не пришлось. В ночь на 16 декабря было убито 23 офицера; среди них – три адмирала и генерал-лейтенант военно-морского судебного ведомства, командующий Минной бригадой капитан 1 ранга И. Кузнецов, частенько бывавший в доме Колчаков…
Глава 10. Заграничная одиссея
Поезд в Петроград пришел на рассвете 10 июля 1917 года. Прямо с вокзала Александр Васильевич направился в Морское министерство. Керенский находился на Юго-Западном фронте, где готовилось крупное наступление русских войск. Помощник министра, контр-адмирал Михаил Александрович Кедров, принявший от Колчака год назад Минную дивизию, сообщил, что для расследования происшедшего на Черноморском флоте назначена особая комиссия под руководством капитана 1 ранга Н. С. Зарудного.
Колчак поселился на частной квартире. Настроение у него было отвратительное, никого видеть не хотелось, даже Крыжановских. Через несколько дней его и Смирнова вызвали на заседание правительства в Мариинский дворец с предложением сделать сообщение о политическом положении Черноморского флота. В докладе Колчак нарисовал мрачную картину состояния флота. Он утверждал, что проще распустить все комитеты и прекратить деятельность Морских сил, поскольку никакой пользы от флота нет. Правительство он винил в том, что оно попустительствовало распространению демократических свобод на армию и флот, где под видом свободы слова и собраний развернулась работа по подрыву воинской дисциплины и авторитета командования, по разложению вооруженной силы – работа, как он считал, явно вражеская, направляемая немецкой агентурой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});