Читать интересную книгу Прозрение. Том 1 (СИ) - Бэд Кристиан

— А тебе всё равно, кто будет следующим регентом? — аккуратно задал я следующий вопрос.

Локьё покачал головой, и я услышал тщательно замаскированные вдох-выдох. Ему тоже нелегко давалась наша беседа.

— Ты меня допрашиваешь, хаго? — спросил он, резко меняя тему.

— Я не хотел бы сделать что-то такое, что подтолкнёт тебя к активным действиям, — признался как мог честно и чуть сбросил давление, показывая, что готов уступить.

Эрцог посмотрел на меня с интересом.

— Этак я доживу до момента, когда один мой знакомый ташип научится пользоваться лотком?

— Угу. — Я стерпел и ташипа. Мне было важно, чтобы Локьё без полунамёков объяснил мне, насколько ему мешает наследник дома Аметиста. — Так тебе всё равно или нет?

— Ну, не так, чтобы совсем… — нахмурился эрцог и стены вернулись на свои места. Один ноль в пользу ташипа. — Но если ты хочешь гарантий для этого щенка, то сильно он меня не беспокоит. Будет сидеть тихо — доживёт до сорока двух, а там можем привязать к столу и поговорить предметно.

— К столу привязать? — Я вспомнил, что видел в поместье кровавого эрцога пыточные столы, к которым привязывали людей.

— Нету! — рявкнул Локьё. Он привстал, и лысина у него сразу вспотела, но напряжения между нами так больше и не возникло. Эрцог увидел то, что я сейчас вспомнил, однако реагировал по остаточному принципу. — Нету какого-то отдельного стола для пыток и отдельного для медитаций! — Он говорил громко, но ментально был сейчас гораздо спокойнее. — Ты и у эйнитов такие можешь найти. Неофита кладут спиной на стол, завязывают глаза. Иногда для расслабления капают на лоб тёплое масло. Ты видел канавки для отвода масла, а не крови, хаго. Предмет — он и есть предмет. Это мы решаем, как этот предмет использовать.

— Хорошо, я спрошу у Айяны, — в кои-то веки у меня будет к ней предметный, а не философский вопрос. — Значит, наследника я могу вернуть родственникам?

— Верни, не трону я это твоё безобразие. Если свои не сожрут — пусть скачет. И наплюй уже на него. Перевоспитывать поздно, ничего у вас не получится.

Эрцог сел, развернул папку с электронными бумагами, показывая, что эта часть разговора окончена. Я увидел перечень фамилий. Наверное, это были наши медики.

— А Дерен сказал — получится, — не удержался я от реплики, щёлкая по браслету и вызывая свой список тех, кого мы планировали перевозить в первый перелёт до Кьясны.

— Дерен? — Локьё воззрился на меня так, словно я только что съел его бабушку и ещё штук семь родственников.

Я не поверил, что он рассержен. Ментальное насилие — вот что, оказывается, отличало его настоящий гнев. На своей шкуре убедился, что Эберхарда он не выносит, а вот Дерена ругает только на словах. И мне от этого ни жарко, ни холодно.

— А что такого? — деланно удивился я.

Не мог же Локьё знать, что за цирк устроил с наследником Дерен.

— Валерия её звали, — выдохнул эрцог и задумчиво уставился в стену.

Я ждал.

Бабушку Дерена действительно звали Валерией. В личном деле эта информация была. Валерия Лагра, дико голубая кровь. Тоже наследница, не помню чего.

«Мой» Дерен, родись он в Содружестве, тоже мог бы сейчас, наверное, быть наследником какой-нибудь «крови». Я не интересовался какой, но что-то мне подсказывало, что раскопать при желании можно.

Эрцог побродил глазами по белоснежным стенам и сжалился надо мной.

— Полвека назад, когда имперские лёгкие суда обстреляли Эскгам, где служил дед Дерена, Апло, его сын, будущий отец твоего Вальтера, был ещё в животе у Валерии. Из отца ничего путного не случилось — его линии были завязаны в узел ещё до рождения. Никто уже не смог выправить. Но это же даёт твоему Дерену некоторую свободу в плане определения чужой судьбы. То, что мог бы, но не сумел сделать его отец, оно осталось в резерве. Но стоит ли стараний мальчишка с ядовитой кровью Имэ? — эрцог поднялся, прошёлся по капитанской и обернулся ко мне. — Подумай об этом! И займись уже алайцами!

Я с готовностью кивнул, подтверждая, что подумаю, разумеется. Потом. Когда время будет.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Эрцог понял. Но он перегорел и больше на меня не давил.

Труп из наследника доверили делать мне, значит, и решать его судьбу — тоже мне. Точка.

Локьё неохотно кивнул.

— А алайцами занимается Мерис, — сообщил я ему то, что он и без меня знал. — Пока генерал меня не построил, я из наследника буратину какую-нибудь построгаю. Неужели в нём вообще ничего здорового нету?

— Не знаю, — пожал плечами Локьё. — То, что способности в парне проявились рано, в двенадцать или в тринадцать — это я слышал. Но по ушам щенка не определишь, кобель или сучка. Надо брать за шкирку, смотреть, что у него на пузе. Ладно. Бездна с тобой. Пробуй, хаго. Но помни, что эта карта наполовину отбита. Разве что подыскать ему правильного опекуна… Да и не о нём ты хотел поговорить…

Эрцог дома Сапфира встал перед моим креслом и уставился на меня с высоты свого двухметрового роста. Острые глаза, длинный сухой нос… Блестящая лысина напоминала какой-то дикий урбанистический шлем.

— Не о нём. — Я помедлил, собираясь с духом. Очень боялся услышать «нет». — Скажи, ты смог бы выбраться из волновой клетки?

— Из новых модификаций — вряд ли. — Глаза Локьё потемнели, в них вспыхнул и погас страх. — Но твой лендслер моложе и обучен совсем иначе. Зная его достаточно давно, я скажу тебе так — рискует он обычно пятьдесят к другим пятидесяти. Значит, свои шансы оценивал достаточно хорошо. Свинья он та ещё, если между нами. На вот, возьми, — Локьё поднялся и достал из ящика стола что-что, похожее на монету. С одной стороны была морда зверя, вроде медвежьей, с другой — непонятный росчерк. И четыре отверстия. — Попробуй визуализацию. Смотри и думай о нём. Эту штуковину на Тайэ называют «клеймо зверя». Удобна она тем, что легко закрепляется на браслете, шнурок продевают в эти отверстия, видишь? А тайанцы пришивают «клеймо» прямо к коже, чтобы ещё и болело.

— Но зачем эта штука? — я повертел в руках монетку с дырками.

— Есть у меня одно смутное подозрение… — задумчиво сказал Локьё. — Не будем пока о нём. — Он помедлил. — А на Тайэ так вызывают обратно тех, кто ушёл со зверями в горы и не вернулся весной. Говорят, помогает. Ты пробуй.

Я обвёл глазами каюту, споткнулся глазами о Домато, старым грифом, нахохлившимся в кресле. Что, мне прямо к коже эту хрень пришивать? Да меня медик убьёт!

Домато, хоть и медик, не отреагировал. Всё это время врач эрцога молчал. Казалось, он дремлет с открытыми глазами.

Хотел я и его поспрашивать про Эберхарда, но как-то не вышло. Да и не горели эти вопросы, если уж по уму. Я не обязан ещё и перевоспитывать наследников дома Аметиста. Если у Дерена получится — хорошо, нет — ну и Хэд с ним.

Правильно Вальтер сказал: делай добро, бросай в воду. Может, кто-нибудь подберёт этого паршивца.

Локьё чуть заметно покачал головой — то ли споря со мной, то ли наоборот, соглашаясь. Но промолчал.

Если его и вправду воспитывал когда-то Домато теми же методами, что Дерен Эберхарда, то вряд ли он стал бы обсуждать это со мной. Разве что вот так, молча?

На Гране говорят, что просто находиться рядом с такими «глубокими в мире» людьми, как Домато и эрцог Локьё — большой подарок. Они дают настоящее чувство жизни более молодым.

Эрцог кивнул в такт моим мыслям, и мы немного посидели в тишине.

Я вертел «монетку» в руках. Пришить-то не побоюсь и к коже, но зачем?

Открытый космос, «Персефона»

Медиков нам пришлось взять, как десанта, на все возможные кровати.

Только десантники сидят тихо и капитану жить не мешают, а медики — те ещё гады. Стоило Гарману прочитать им правила безопасности, как троих тут же выловили в реакторной зоне, а одного — вообще в огневом кармане.

Я их даже в карцер посадить не мог — пассажиры. Пришлось усилить дежурства на основных узлах корабля.

Кроме прочего, предстояло возвращаться за второй партией врачей, состоявшей в основном из остепенённых светил науки, которые, по-моему, просто побоялись лететь первыми.